– Заключенный Бахметьев, – прокричал он и осекся. – Это что такое? – не веря своим глазам, спросил он, глядя на недопитую бутылку.

– Ишь ты какой, – восхищенно сказал Сергей, – прямо сразу не в бровь, а в глаз! Это, брат ты мой, – поучительно сказал он, поднося бутылку этикеткой к самому носу конвоира, – такой замечательный коньяк, какого ты никогда не видел. И не увидишь! Поэтому – пробуй.

Конвоир попятился. Все было не так, неправильно. Его встречали так радушно, будто он пришел в гости к добрым знакомым. По губам его мазнул кусок невероятно ароматной красной рыбы, а в руках очутилась рюмка.

– М-м-м, – замотал он головой. – Я не могу. Нам нельзя, – добавил он нерешительно.

– Ха! – саркастически воскликнул Сергей. – Твой начальничек в кабинете сейчас водку хлещет. Значит, и тебе можно. Давай, только быстро. Нам с тобой задерживаться нельзя.

– Нельзя! – благодарно сказал конвоир.

– Поэтому быстро садись, глотни, и пошли.

Конвоир благодарно поднес рюмку к губам. На мгновение у него появилось желание спросить, а как, собственно, коньяк оказался в камере, но ему вдруг показалось, что это не так уж важно.

Он решил отложить вопросы на потом. Когда бутылка уже опустеет. Он лихо махнул коньяк – обжигающий, замечательный коньяк! – и закусил рыбкой. И какой рыбкой, мама родная! Он даже не представлял себе, что может быть такая рыбка.

Перед ним очутилась вторая рюмка коньяка и необыкновенная прозрачная баночка с аппетитным салатиком. Боже, какой салат! Там были продукты, названий которых конвоир не знал, но они так и таяли во рту.

Кажется, потом была водка, потому что коньяк кончился. Зверь, а не водка, потому что с перцем. Ее, вроде бы, враг народа Немиров принес.

– Ну что, друг, пошли? – услышал он чей-то голос. Кажется, это был голос его замечательного друга Бахметьева.

– Пошли! – с готовностью согласился конвоир. – А куда?

– А на допрос, – пояснил друг Бахметьев.

– Не, – помотал головой конвойный. – Туда не надо. Там тебя бить будут. Селиванов Кузю привел.

– Так. А кто у нас Кузя? – осведомился Бахметьев.

– О, – округлил глаза конвоир, пристраивая голову у Бахметьева на плече. – Он такой… огромный. И страшный.

– Разберемся, – решил Бахметьев. – Ты, главное, не упади. За меня держись, понял?

– И вовсе я не упаду, – оскорбился конвоир, встал и повис на шее у друга Бахметьева.

– Ты, главное, за меня держись, – озабоченно повторил Сергей, и они потихоньку двинулись к выходу, провожаемые восхищенными взглядами собутыльников – то есть сокамерников.

В коридоре конвоира совсем разморило, и Сергей аккуратно уложил его прямо на пол. Чтобы ему слаще спалось – и дольше, он и его побрызгал из баллончика.

Знакомая секретарша Дарья удивленно захлопала ресницами, увидев заключенного Бахметьева, элегантно одетого, одного, без конвоира. Сергей подмигнул ей, на секунду склонился над ее столом и резко распахнул дверь в селивановский кабинет.

– Так, – с ходу начал он, обращаясь к громиле, который, увидев его, плотоядно усмехнулся и начал вылезать из-за стола. – Ты – Кузя?

– Что-о? – оскорбленно взревел детина двухметрового роста. – Какой я тебе Кузя?

– Извини, но тебя так здесь все называют, – подчеркнуто вежливо сказал Сергей. – А на самом деле ты кто?

Селиванов встрепенулся. Кузины кулаки – это хорошо, но он не любил, чтобы в его кабинете забывали, кто здесь начальник.

– Так, – сказал он, тоже вставая, чтобы возвышаться над жертвой. – Заключенный Бахметьев. Ваша фамилия? Имя? Отчество?

– У-у-у, совсем ты, брат, плох. Бахметьев я, Сергей Александрович.

Селиванов обмакнул ручку в чернила и стал старательно выводить буквы в первой строчке протокола. Сергей наклонился над столом и доверительно спросил.

– А как обстоят дела с политинформациями во вверенном вам учреждении?

Селиванов издал невнятный звук. Слово «политинформация» было для него как красная тряпка для быка.

– Все паясничаете, заключенный Бахметьев? – вкрадчиво сказал

он. – Вы, кажется, забыли, в каком учреждении находитесь? Так мы вам сейчас напомним!

– О нет, я не забыл, – прервал его Сергей. – Я нахожусь в органах советской власти, которые призваны обеспечивать социалистическую законность. Я прав, подполковник?

Насчет этого подполковник не был уверен. Но слово «законность» ему очень не понравилось. Поэтому он выкрикнул вторую из двух своих любимых команд:

– Молча-ать!

– Молчу, – согласился Сергей.

Селиванов скрипел зубами. Ему очень хотелось начать пытать Бахметьева, сокрушить его челюсть Кузиным кулаком, но что-то пока удерживало его от этого. Болталась где-то в уголке сознания трусливая мысль, что не так прост этот арестованный. Иногда у него возникало ощущение, что тот с ним играет, как кошка с мышкой.

«Хозяин», – мелькнуло у него, но эту мысль он попытался загнать поглубже в подсознание. Он старался не замечать недоуменных взглядов Кузи, у которого давно чесались кулаки, и заставлял себя продолжать вести допрос, по возможности придерживаясь протокола.

– Как давно вы сотрудничаете с американской разведкой? – начал он.

– А почему вы решили, что я с ней сотрудничаю? – заинтересовался Сергей.

– Почему? – торжествующе ответил Селиванов. – Вы даже не потрудились спрятать улики.

Он вынул из сейфа бутылку смирновской водки, ананас, продукты в упаковках и банках с иностранными надписями и книжку Дугласа Адамса.

Книжку Сергею стало жалко – во-первых, она была не его, а Андрея, во-вторых, она ему нравилась, а в-третьих, он предвидел, что ему придется объясняться с Митей.

– Книгу придется вернуть. Казенное имущество, – сказал он со вздохом.

Селиванов усмехнулся и открыл коробочку с салатом. Он рассчитывал на то, что за целый день Бахметьев успел проголодаться, – обед в камеру намеренно не приносили, – и начал медленно смаковать его.

– Ах, и хорош салатик, – причмокивал он. – Угощайся, – подвинул он коробочку костолому Кузе.

Он поглядывал на Сергея, рассчитывая уловить в его глазах голодное выражение.

– Ишь ты, как набросился, – сочувственно сказал Сергей. – Не кормят вас тут, что ли? Ты вон тот попробуй, с креветками и шампиньонами.

– Хочешь? – несколько растерявшись, продолжал свою роль Селиванов. Хотя чувствовал, что пытка голодом провалилась. Об обильном застолье в камере он еще не знал.

– Нет, спасибо, вы сами ешьте, не стесняйтесь, – радушно предложил Сергей.

Селиванов еще немного поел, изо всех сил чавкая, но наконец даже он почувствовал, что пауза затягивается. Он облизнул жирные губы, вытерся рукавом и подтянул к себе листки протокола:

– Итак, откуда у вас эти вещи?

– Из магазина, я полагаю, – пожал плечами Сергей.

– Ах, из магазина? Неувязочка получается, гражданин Бахметьев. Нет в наших советских магазинах таких вещей. И упаковочки такие… – он постучал по пластиковой коробочке деревянной перьевой ручкой, с которой облезла местами зеленая краска, – у нас не производятся.

– Ну молодец, – восхищенно сказал Сергей. – Догадлив. И ведь правда, не производятся.

– Так откуда у вас эти вещи? – снова спросил польщенный похвалой Селиванов, приготовясь записывать.

– Так это всем американским шпионам такие выдают.

– Как это? – не понял Селиванов. На его памяти еще ни один арестованный не сознавался в шпионаже – во всяком случае, до физического воздействия. А тут… Вот так рыбку он подцепил! Ай да удача! Ему уже представлялся стремительный взлет карьеры, награды, благодарности… – Надо срочно дожимать, – решил он.

– Об этом, пожалуйста, поподробнее.

– Все очень просто. Приходишь, регистрируешься, что ты американский шпион…

– Как регистрируешься? Где?

– В Кремле, – пояснил Сергей. – Регистрируешься там, что ты – американский шпион, и тебя ставят на довольствие. И все.

Селиванов бросил ручку.

– Так. Значит, отказываемся сотрудничать со следствием, да? – теперь уже с нешуточной угрозой произнес он.