– Сейчас он его или расстреляет, – предположил Андрей, – или начнет перед ним стелиться.

Селиванов открыл рот, из которого вырвался невнятный хрипящий звук, потом снова закрыл его и… сел.

– По какому вопросу? – спросил он, смирившись.

– У меня сомнения по поводу ваших работников, – заявил Сергей.

– Каких работников? – опешил товарищ Селиванов.

Сергей, не отвечая, сокрушенно покачал головой.

– Следят совершенно непрофессионально. Такое впечатление, что они не обучены. – Он подозрительно посмотрел на Селиванова. Тот заерзал на своем стуле и снова отхлебнул чаю.

Барсов одобрительно кивнул головой.

«Прислан из московского комиссариата, – подумал Селиванов. – Комиссар для тайного надзора!»

Сергей продолжал:

– Они вычисляются моментально. А оторваться от них и ребенок сможет. Топорная работа, – продолжал он сокрушаться.

Микрофон был уже надежно прикреплен к нижней части столешницы.

– Ну а самое главное... – понизил голос Сергей и наклонился к Селиванову.

– Что? – шепотом спросил Селиванов.

– Нет идеологической базы! – страдая, сказал Сергей. – У меня такое подозрение…

«Точно из московского! – тоскливо подумал Селиванов. – Глубоко законспирированный!»

– Какое подозрение? – упавшим голосом прошептал он.

– Что они не знают классиков марксизма-ленинизма! – выпалил Сергей и в изнеможении откинулся на спинку кресла.

Он выдержал паузу, в течение которой Селиванов имел возможность прикинуть, сколько ему светит за отсутствие просветительской работы с персоналом и будет ли ему оказано снисхождение как работнику карающей системы.

– Может быть, – начал Сергей утомленно – он очень хотел спать, – мне поставить в известность московских товарищей? Налицо явная необходимость политучебы без отрыва от производства.

– Спасибо, не надо, – дрожащим голосом проговорил Селиванов. – Мы справимся своими силами. Организуем курсы марксизма-ленинизма…

– Вы уверены? – требовательно спросил Сергей.

– Конечно! Завтра и начнем.

– Тогда я пошел, – сказал Сергей и, выходя из кабинета, вдруг оперся рукой о верхний косяк двери.

Селиванов замер – вернется или не вернется. Сергей отлепился от дверей, обернулся, вежливо сказал:

– Ну так я загляну на той недельке?

– Конечно, конечно, – выдавил из себя Селиванов.

– И не забудьте про политинформации!

– Обязательно.

– Каждый вторник!

В приемной он не отказал себе в удовольствии сказать секретарше:

– Где же моя шуба, милая?

 «Милая» секретарша, каждую минуту ожидавшая разноса от начальника за то, что пропустила чужого, кинулась надевать на него шубу, и он торжественно выплыл из кабинета.

Камера над дверью Селиванова мигнула и заработала.

Через пять минут Сергей сидел в лаборатории и пил кофе, заботливо сваренный нежными Катюшиными ручками.

– Он здорово перепугался, – восхищался Андрей. – Здорово ты его! Прижмет теперь хвост.

Барсов с Сергеем одновременно покачали головой.

– Ничего не прижмет, – возразил Сергей.

– Прижмет! Тебя, во всяком случае, тронуть побоится.

Барсов усмехнулся.

– Андрей, страх и лень – два великих стимулятора человеческой активности. Благодаря лени были совершены важнейшие изобретения человечества – чтобы облегчить тяжелую работу и прибавить время на сон, безделье и еду. А страх заставляет забывать даже про безделье. Он, будучи трусом, начнет завтра связываться с Москвой и запрашивать, облечен ли их полномочиями некто Бахметьев. А потом… – он взглянул на Сергея, – он примется за вас вплотную.

Сергей допил кофе и аккуратно поставил чашку на стол.

– Пока я еще не в застенках НКВД, – печально сказал он, – пойду-ка я в банк, разгребу проводки. Нашему Артемьеву, если что не так, расстрел – не оправдание.

В дверях он оглянулся на Андрея и махнул рукой:

– Эх! Связался с вами…

Барсов встревоженно посмотрел ему вслед.

– Что-то он не очень бодро выглядит.

– Не выспался, – махнул рукой Андрей.

– Похоже, пришла пора Яблонскому поработать, – озабоченно сказал Барсов. – Надо в тюрьме камеры устанавливать.

Это было технически очень трудоемкое мероприятие – заброска в прошлое с точными пространственными характеристиками без предварительной координации. Собственно, эта координация и была самой кропотливой частью проекта. Просто заброситься в январь пятьдесят третьего в район Средневолжска было нетрудно. Но вот для возвращения в одну и ту же точку пространства, не выпадая при этом из течения прошлого времени, потребовалось около десяти лет работы и невероятные материальные затраты – спутники со сложнейшим оборудованием, разработка капсул с индивидуальной биоэнергетической информацией человека, настроенной на нужные временные кванты. Эти капсулы являлись, по сути, теми же спутниками, но только индивидуального пользования. Поэтому попутно пришлось еще решать проблемы такой миниатюризации, по сравнению с которой изобретение микрочипа – это детские игрушки.

Для того, чтобы сейчас попасть в здание тюрьмы в пятьдесят третий год, требовалось либо находиться в точном месте вместе со всем оснащением этого проекта, либо при броске делать поправку на расстояние от лаборатории до нужного коридора здания тюрьмы. И то и другое было сложно.

– С улицы туда точно не попасть, – размышлял Андрей. – У нас есть поправка на триста метров, на которые мы можем перемещаться до материализации, не больше. Тут нужна точность. Анатолий Васильевич, придется тащить оборудование в тюрьму, без этого никак.

– Сам вижу, что никак, – угрюмо сказал Барсов.

Здание бывшей тюрьмы НКВД находилось на территории нынешней тюрьмы, которая, к стыду потомков, значительно разрослась. Скромное белое двухэтажное здание с толстенными стенами еще царской постройки – бывший арестный дом – оказалось окруженным современными тюремными корпусами и высоченным забором. Жители города сейчас о нем и не подозревали. Поэтому они были очень удивлены, когда к воротам тюрьмы подкатили огромные автобусы с тарелками антенн, громоздкие ворота разъехались в стороны, обнажив грязный двор и старые постройки, к которым прилепилась церковь. По этому двору бегали люди, разматывая толстенные кабели. Церквушка не стала выглядеть лучше оттого, что к ее шпилю прикрепили огромный радар, который стал быстро вращаться, а потом вдруг взял да и исчез внезапно из виду. Некоторое время на его месте оставалось легкое облачко, но через несколько минут оно вдруг ярко осветилось и исчезло.

– Параметры приняты, – заключил Барсов, глядя из окна автобуса.

– Ишь ты, заключенных-то радиацией ликвидируют, мерзавцы! – с оттенком личной заинтересованности заметил гражданин с огромной золотой печаткой на толстом волосатом пальце.

– Не-а, – уверенно откликнулся сидящий за рулем «мерседеса» гражданин, большую часть груди которого, туго обтянутой белой рубашкой, занимал ярко-желтый галстук с розовыми мужскими достоинствами. – Это им сознание изменяют. На законопослушное.

– Кошмар, – ужаснулся гражданин с печаткой. – Это чтобы налоги платили?

Гражданин с шаловливым галстуком сокрушенно вздохнул.

– Лучше смерть, – заключили оба и разошлись.

К зданию тюрьмы подъехала ничем не примечательная «ауди», и Барсов оживился. С неожиданной прытью он выскочил из автобуса и распахнул дверцу, из которой тяжело выбрался человек в шинели.

В это время в подвале старого здания тюрьмы, в котором раньше расстреливали политзаключенных, Андрей подключал установку Бахметьева-старшего для улавливания квантов исчезнувшего в прошлом радара. Он держал в руках толстенный кабель, когда дверь позади открылась и он услышал голос Барсова.

– У вас, я вижу, все готово? – спросил он.

Андрей оглянулся, и кабель выпал у него из рук. Рядом с Барсовым стоял товарищ Сталин в шинели – точь-в-точь как на старых документальных кадрах: рыжий и рябой, волосы ежиком, хитрый прищур и в руках – трубка.

– Полагаю, на вас можно положиться? – спросил он с характерным акцентом.