- Да-а-а... Я думала, что последняя - было уже так поздно! Но после меня наши соседи ходили. Из-за жары я дверь оставила приоткрытой.
- Кто за кем ходил - не помните?
- Помню, ну и что? Что это доказывает?
- Ох... Надо как следует подумать. Причем думать быстро. У нас очень мало времени.
- Мало времени? О чем вы, Иван Прокофьевич?
- О том, дорогая Кнарик, что к десяти утра мы прибудем в Кисловодск. Сейчас мы находимся в замкнутом пространстве, и тот, кто взял ваши кольца, не может их хорошо спрятать. Но как только мы сойдем с поезда - пишите пропало. Найти украшения, даже если кого-то и можно будет подозревать, возможным уже не представляется! А обыск проводить... Сейчас - слишком темно, надо ждать до утра. Не хочется нападать на наших новых приятелей. Попробую воззвать к совести, убедить по-хорошему. Ведь порядочные же люди.
Иван Прокофьевич потер лоб, расстроенно махнул рукой и постучал в соседнее купе. Кнарик робко направилась за ним.
Их впустили и даже некоторое время слушали спокойно. Но когда до попутчиков дошло, о чем речь, на голову Ивана Прокофьевича обрушились громы и молнии. И никакие извинения и попытки поговорить поначалу не действовали. Все дружно посчитали, что доказательств вины кого-то одного из их купе недостаточно. Кнарик ошиблась, и в санитарный уголок ходили другие пассажиры - таков был общий вердикт.
Заикаясь, Кнарик объяснила, что вовсе никого не обвиняет, и вообще считает, что произошло недоразумение. Но твердо стояла на том, что из первых трех купе никто не проходил мимо нее. Даже в тусклом свете от "летучей мыши" в коридоре было видно, какие эмоции захлестывают пассажиров. Иван Прокофьевич понимал, что гневные крики вот-вот перебудят весь вагон, придут проводник и начальник состава, и тогда решать вопрос придется уже другими методами, а он этого очень не хотел.
- Товарищи, попрошу минутку вашего внимания, - он успокаивающе поднял руки. - Подойдите к фонарю, я вам кое-что покажу.
Кнарик осталась в купе, а остальные, ворча и пожимая плечами, столпились в коридоре вокруг "летучей мыши". Кнарик видела только, как Иван Прокофьевич что-то достал из кармана и показал пассажирам. Через несколько секунд к удивлению девушки все вернулись в купе гуськом и молча расселись на нижних полках.
- Полагаю, теперь мы можем спокойно все выяснить, без скандала. Кроме того, никто и не утверждает, что кольца были украдены. Я прошу вас, как сознательных граждан, помочь Кнарик, вот и все.
Ответом было недружелюбное молчание. Иван Прокофьевич усмехнулся.
- Что ж, раз все согласны, приступим. Кнарик оставила кольца на нижней полочке над мойкой. Упасть они не могли - я проверил. Вероятно, кто-нибудь из вас что-то видел, о чем и прошу вас сообщить мне. Кнарик помнит, кто за кем ходил в туалетную комнату. Давайте сравним ее слова с вашими показаниями. Кто первым выходил из купе?
Первой откликнулась Леночка. Театральным жестом она вытянула руку в сторону Виктора.
- Он. Он вышел и закрыл дверь. И его не было довольно долго.
Не обращая внимания на возмущенные протесты Виктора и Надежды, Иван Прокофьевич посмотрел на Кнарик. Она покачала растрепанными локонами.
- Нет, Виктор не проходил в нашу сторону.
- С чего это вы взяли? - взвизгнула Леночка, - Я вообще не верю, что вы могли все запомнить.
С трудом Кнарик заставила себя отвечать спокойно.
- Даже если и так, то уж Виктора я бы не пропустила. Он очень... шумно ходит. А грохота его башмаков я не слышала.
- Да, - согласился Иван Прокофьевич, - вряд ли вы, юноша, пошли бы в туалетную комнату босиком.
- Я ходил к проводнику - просил разбудить меня на рассвете. Не хотел пропустить стоянку, чтобы сходить за кипятком. Можете спросить проводника, он подтвердит. Меня не было меньше пяти минут - мы с ним немного поговорили.
- То есть, вы направились в противоположную сторону, - резюмировал Иван Прокофьевич, - а потом? Что было, когда вы вернулись?
Виктор неловко заерзал.
- Потом... Да я и не помню...
С противоположной полки раздалось шипение Леночки:
- А что тут помнить? Все было очень просто. Я вам, гражданин... Иван Прокофьевич, сейчас все расскажу. Мне скрывать нечего! Петя, не дергай меня! После того, как товарищ Виктор вернулся, выходила его благоверная. И уж точно пошла в туалетную комнату - с полотенцем и своим противным мылом.
Кнарик вынуждена была согласиться с Леночкой.
- Да, первой мимо меня прошла Надя...
Все смотрели на комсомолку: кто с неприязнью, кто с любопытством. Виктор тоже повернулся к жене, но Кнарик со своего места не могла видеть выражения его лица.
Надя забилась в дальний угол полки между окном и стенкой. Тень от верхней полки почти скрывала ее.
- Не брала я никаких колец! Меня не интересуют ваши бирюльки!
Очевидно, что-то в ее словах убедило Виктора, и он встал на защиту подруги.
- Можете обыскать наши вещи. А потом вам придется отвечать за свои гнусные подозрения!
- А кто сказал, что Надю подозревают? - спокойно спросил Иван Прокофьевич, - Для начала я хочу восстановить цепь событий, порядок ваших действий. Ни о каких подозрениях и речи нет.
- Что же, мой ответ такой: я украшений не брала, во-первых, они мне ни к чему, во-вторых, я отрицательно отношусь к воровству! Все. - Надежда дала понять, что разговор окончен.
- Хорошо, пошли дальше. Кто потом ходил в туалетную комнату?
Леночка не заставила себя ждать.
- Я пошла, через несколько минут, как эта особа вернулась. Никаких украшений я там не видела! Уж можете мне поверить, я бы обратила на них внимание! На эту самую полочку я поставила коробочку с мылом - там было пусто. Так что совершенно ясно - колечки Надежда взяла, и надо...
Но Иван Прокофьевич не стал выслушивать ее рекомендаций:
- А потом? Вы умылись и...?
Леночка захлопала глазами, поправляя воротничок изящного пеньюара.
- А что могло быть потом? Я оставила на полке мыло и зубной порошок - для Пети - и ушла.
И чтобы убедить вас в нашей с Петей невиновности не просто прошу, а требую: осмотрите все наши вещи!
Петр Сергеевич поддержал супругу.
- Могу только подтвердить слова Леночки. Я тоже не видел украшений, на полке находилось только наше мыло. И против обыска не возражаю - ищите. Более того, и нас можете обыскать! Ничего у нас нет.
Надя завозилась у окна.
- Понимаю, вы прозрачно намекаете, что цацки все-таки взяла я! Ищите, сколько хотите, я специально до утра из купе не выйду, чтобы потом не говорили, что я избавилась от краденого. Можете каждую нашу вещь перетряхнуть! И вообще, я считаю, что вы неправы, а кольца просто-напросто упали и куда-то закатились. Никто их не брал! Станет светло - поищите, как следует.
- Ваш оптимизм убеждает, товарищ Надя, - в голосе Ивана Прокофьевича тем не менее никакого оптимизма не прозвучало, - но я, как и Кнарик, бесконечно благодарен за ваши ответы. Вот что я скажу вам, граждане. Конечно, обыск провести придется, и если кольца кто-то взял, то мы их непременно найдем. Но тогда обратной дороги уже не будет, придется отвечать по всей строгости закона.
Иван Прокофьевич поднялся, подал руку Кнарик. Девушка опустила голову, ей было мучительно стыдно, хотя в купе было темно, она боялась встретиться взглядом с кем-нибудь из попутчиков. В своем купе она вновь расплакалась.
- Ну-ну, - потрепал ее по руке Иван Прокофьевич, - все образуется.
- Да как же? Я чуть не в лицо обвинила людей в краже! Прошу вас, Иван Прокофьевич, не надо никакого обыска! Потерялись мои кольца, а виновата в этом я сама!
- Скажите, Кнарик, а вы не заметили некоторых странностей в нашей беседе с соседями?
- Нет, а были странности?
- Две. Первое: все дружно и, можно сказать, настойчиво выразили готовность подвергнуться обыску.
- Разве это не говорит о том, что никто из них не виноват?
- Кнарик, я убежден, что это не так. Несмотря на плохое освещение, я хорошо осмотрел пол, там просто некуда закатиться даже небольшой вещи. В слив мойки камни не могли пройти. Нет, кольца кто-то взял. А вторая странность - слова Нади.
