Впрочем, далеко идти не пришлось. Паренек, зыркнув глазами по сторонам, свернул в засыпанный мусором и битым кирпичом двор четырехэтажной "коробки"...
- Товарищ!.. - полушепотом сказал парнишка. - Мустоким! Раст! Боло!..
- Мерси, хуб бача!
"Пуштун", сотрудник ГРУ под прикрытием торгпредства, хорошо знающий и эту страну, и этот город, и нравы его обитателей, далее двинулся один, тем маршрутом, что сообщил парнишка. Он пересек засыпанный мусором двор и вошел через дверной проем в "коробку". Остро пахнуло нечистотами и свалкой. Дом, кажется, совершенно необитаем. Дверей, косяков, перил нет как таковых; все, что можно бросить в костер или как то использовать для приготовления пиши, - выломано и сожжено. Стекла вместе с рамами вылетели, надо полагать, еще в те времена, когда по этому кварталу, как и по проспекту Майванд и по всему району Дар уль Аман, била установленная на высотах артиллерия моджахедов полевого командира Абдулы Сайфа и ныне покойного "таджикского льва" Ахмада Шаха Масуда.
"Пуштун" только начал подниматься по лестнице без перил, когда от стены отделился силуэт... Это был хорошо знакомый сотруднику парень лет двадцати шести, отец которого в свое время служил в царандое. Он погиб во время устроенной моджахедами в девяностых годах резни, семья осталась без средств. Парень, как и двое его братьев, крутился, как мог: помогал дуканщикам, жарил плов или готовил кебаб, торговал дровами и занимался еще много чем. Лет пять или шесть назад ему и его семье передали привет от родного дяди, который успел перебраться в Россию и не попал под нож или пулю подобно тем, кто служили в армии, в ГБ или в милиции. Тем, кто разделили ужасную судьбу генсека НДПА и президента ДРА Мухаммеда Наджибуллы, кого казнили впоследствии талибы, кто погиб уже при нынешних демократизаторах...
Их дела быстро пошли в гору. Парень и его братья нынче занимаются обменом валюты на одном из рынков Майванда. Через них можно многое узнать. И, что важно, можно найти того или иного человека, получить наводку на нужную связь.
- Салям, Ахмад, - поприветствовал своего местного информатора "пуштун". - Ахвале шома? Привел?
Они перебросились несколькими фразами на фарси. "Пуштун" отбросил полу засаленной накидки; вытащил из кармана халата правую руку в тонкой перчатке телесного цвета. В ней была зажата пачка "афгани" - пятисотенные и сотенные купюры, перевязанные резинкой. Это - бакшиш информатору за то, что нашел и привел человека. Ахмад, глядя на "пуштуна", работая лишь пальцами правой руки, мгновенно прокалькулировал, сколько ему обломилось. Как у них получается так быстро и безошибочно пересчитывать пачки купюр с любыми номиналами и в любой валюте, остается лишь гадать...
- Боло! - сказал Ахмад. - Поднимайся... он ждет.
"Пуштун" поднялся на третий этаж.
Человек, которого привел Ахмад, тоже был одет в местный наряд, но иначе и быть не могло. Оденься он в ту униформу, что носит вот уже четвертый год, его появление в этом районе могло бы вызвать вопросы. Или же закончиться и вовсе драматично. Ему было чуть за тридцать. Пакуль надвинут на самые брови, низ лица повязан темным платком.
Они прошли с лестничной площадки в комнатушку бывшей здесь некогда двухкомнатной квартиры. Из мебели ничего не уцелело. Все выдрано с корнем, включая дверные косяки и проводку. Лишь сохранилось каким то чудом прислоненное к стенке овальное зеркало. Покрытое мелкими трещинками, с лопнувшей в одном месте рамой, оно, наверное, не представляло ценности для мародеров или тех же кочевников, иногда оседающих в подобных домах руинах.
- Не надо меня бояться, - сказал "пуштун". - Я один. У меня нет оружия. Спасибо, что ты согласился встретиться и поговорить.
- Мне сказали, что ты заплатишь.
- Заплачу. Если ты ответишь на мои вопросы.
- Спрашивай.
- Ты служишь на блокпосту в Вазир Акбар Хан? Пост номер семь?
- Допустим.
- Это совместный пост? С вами дежурят охранники иностранцы?
- Да, это так.
- Кто они? Что у них за форма?
Мужчина сделал характерный жест. "Пуштун" откинул полу накидки, достал из кармана свернутую в рулончик и перевязанную резинкой пачку купюр местной валюты.
- Говорят на "инглиш", - глядя на деньги, сказал кабульский "полисмен". - В камуфляже. Охрана. Хариджи . Охраняют вместе с нашими этот район. Но наших в глубь самого квартала не пускают. Даже полицию.
- Какая эмблема? Что написано у хариджи вот здесь? - "Пуштун" коснулся груди. - Мне это надо знать.
- Я скажу. Но сначала заплати.
"Пуштун" передал собеседнику деньги. Тот, сняв резинку, пересчитал. Хотя и не с такой сноровкой, как промышляющий на ниве валютного обмена Ахмад, но тоже довольно шустро прошуршал купюрами. Деньги тут же исчезли, как будто их и не было.
- На рукаве куртки и на униформе у них эмблема... Вот такая... - Мужчина сжал пальцы в кулак. - А написано... Я сам неграмотный...
Он подошел к покрытому толстым слоем пыли зеркалу.
Присев на корточки, стал водить по нему указательным пальцем. Закончив, поднялся на ноги.
Прорезанные в пыльном слое, угадывались - и вполне читались - четыре буквы латинского алфавита: AGSM.
- Очень хорошо, - сказал "пуштун". - Посмотри на этих людей... Кого нибудь из них ты видел? Кто нибудь из них тебе знаком?
Он вытащил из бездонных карманов халата несколько фотоснимков. Не выпуская их из рук, стал показывать фото местному "полисмену", решившему подзаработать на продаже информации.
- Узнал? Кого именно?
- Большие люди, - облизнув губы, сказал местный. - Очень, очень важные... Надо заплатить!
- Только что передал тебе деньги.
- Мало. Очень большие люди.
"Пуштун", выждав несколько секунд, вновь полез под накидку. Теперь в его руке появилась пачка зеленых купюр... Он демонстративно перегнул их, потом встрянул, как будто сам намеревался пересчитать, сколько ж там зелени, в той пачке.
- Я заплачу. Если будет за что.
- Двоих знаю. Очень большие люди. Даже имена их называть опасно.
- Я никому не скажу о тебе. Ты никому не скажешь обо мне. Ты мне расскажешь о них. Я дам тебе денег. И мы больше никогда не встретимся, если, конечно, ты не захочешь заработать еще денег.
- Это очень опасно.
- Я это уже слышал.
- Ладно, скажу...
Мужчина жадно поглядывал на зажатые в кулаке пуштуна зеленые банкноты. Он успел увидеть, что купюры в этой пачке - стодолларовые...
- Ну что? Так и будем стоять? Или мне поискать другого человека?
- Скажу. Одного их тех, кого ты показывал, зовут Фарход Шерали - большой человек. Его брат - друг Хамида Карзая, министр внутренних дел!
"Был министром, но на время отставлен, - подумал "пуштун". - Хотя возможностей после его ухода с официального поста их клан не потерял, наоборот. Старший брат Фарход со времен гибели Масуда слывет едва ли не самым авторитетным среди таджикского крыла. Карзаи - пуштуны, но и с другими считаться им приходится. Американцы, британцы и местные кланы бросили северянам жирный кусок: те со своими сородичами обеспечивают поставки героина через Таджикистан в Россию..."
- У него там дом? В том районе, где ты дежуришь?
- Да. Большой дом. Самый большой и самый красивый.
- Покажи. Отсюда должно быть видно, так?
- Деньги?
- Сначала информация!
Мужчина с опаской подошел к пустому оконному проему. Выглянул осторожно, остерегаясь чужого взгляда. Да и не очень полезно это для здоровья - в Кабуле - высовываться в пустой оконный или дверной проем...
"Пуштун" встал с другой стороны проема. Мужчина сказал:
- Ты знаешь, где находится блокпост?
- Да.
- Видишь его?
- Конечно.
- Четвертое от него здание. Вправо! Большой дом, похож на дворец!
