— Но ты же любишь музыку?
— Именно поэтому кончай свой кошачий концерт!
Возле маленького столика, на котором стоял графин с водой, собрались самые молодые игроки. Они со смехом окружили Савова, высокого костистого парня с коротко подстриженными рыжеватыми волосами. Его озабоченный вид резко контрастировал с веселыми лицами ребят. Он не обижался на шутки и в третий раз пытался добиться ответа на единственный вопрос, интересовавший его сейчас, — сообщил ли кто-нибудь Дико неприятную новость и как было встречено сообщение? Он явно чувствовал себя виноватым.
— У меня же не было никакой цели… Я просто хотел, чтобы он…
— Ну да-а! — подмигнул остальным плотный парень с мощными волосатыми ногами. — Все делается с какой-нибудь целью. Ты сумел…
— Да неправда это! Честное слово!..
Игроки весело переглянулись.
— Ты напрасно волнуешься, — обнял Савова за плечи один из них. — Дико давно уже играет как… как чиновник! Разве ты не видишь, что ему пора уходить?
— И потом еще ничего неизвестно, — вмешался другой.
— Я уверен, что в последний момент его снова включат! Тренер просто не может без него…
— Даже если команда против него?!
— На его месте я давно бы сам ушел, не дожидаясь, пока дадут под зад коленкой!
Плотный парень слегка присвистнул:
— И до тебя когда-нибудь дойдет очередь, представится возможность… Вот было бы интересно поглядеть на тебя тогда… А то Дико, Дико…
В раздевалку вошел старший тренер Малинов. Он громко поздоровался, услышал имя Дико и понял, что ребята обсуждают происшедшее. Он сам был очень расстроен после вчерашнего заседания. Он видел, что Дико уже не тот, что есть игроки помоложе и получше, но не решался вывести Дико из команды. Ведь он был одним из тех, из-за кого весь мир заговорил о болгарском баскетболе… Сколько блестящих побед, трудных матчей, триумфов… С Дико началось его собственное восхождение как тренера, благодаря работе с Дико все признали наконец талант Малинова. И потом Дико был так предан спорту…
До сих пор Малинов храбро отбивал все атаки противников: «Он нужен мне с его спокойствием, он незаменим в решающие моменты…» Говорил, а сам уже не верил. И вчера вечером даже рта не раскрыл. Почему? Что приключилось? Или больше не было сил защищать не стоящее защиты?.. Но самое странное, что после того, как вопрос с Дико был решен, Малинов почувствовал даже некоторое облегчение. Трудно отстаивать то, в чем не убежден. Но было до слез жаль Дико и не хотелось выглядеть неблагодарным. Малинов подошел к молодым игрокам, они почтительно замолчали.
— Если я правильно понял, вы согласные решением? — Никто не ответил, но согласие ясно выразилось на их лицах.
Тренер видел, что с некоторых пор Дико как подменили: он стал высокомерным, отгородился от команды, постепенно усиливалось отчуждение между ним и ребятами, уходила прежняя дружба, таяло доверие.
Дико общался с членами команды только тогда, когда это было необходимо — на тренировках, на играх; встретив кого-нибудь на улице, не здоровался. На стадионе он казался еще более надменным, не садился рядом с ребятами — его часто видели в компании шикарно одетых мужчин и женщин, регулярно посещавших теннисные матчи, реже — баскетбольные. И все же за ним стояла былая слава, никто не решался высказать ему все в лицо, только совсем недавно ребята стали посмелее, вот Савов выступил на собрании…
Дико переступил порог раздевалки, и разговоры вмиг оборвались. Он казался спокойным, неторопливым шагом подошел к своему шкафчику в глубине комнаты. Игроки окинули быстрым взглядом его элегантный серебристо-серый костюм, снежно-белую рубашку, модные туфли, невольно задержались на спортивной сумке, висевшей у него на плече, и медленно отвернулись. Он, наверно, ничего не знает, иначе разве пришел бы с экипировкой?
Только Малинов засуетился, покраснел и сам испугался своей реакции — вдруг кто-нибудь заметит? Он быстро открыл ближайший шкафчик, сунулся туда, будто искал что-то. Повисло неловкое молчание.
— Привет! — как обычно, бросил Дико и открыл свой шкафчик. При виде чужих вещей, он вспыхнул, но сумел овладеть собой, хотя теперь все его надежды на ошибку в редакции, на случайный пропуск его фамилии рухнули.
— Кто положил сюда вещи? — как можно спокойнее и тверже спросил Дико.
— Я… — смущенно поднялся со скамейки один из самых молодых игроков. — Если хочешь, я… сейчас… Я переберусь…
Стало так тихо, что все расслышали тиканье чьих-то наручных часов.
— Неважно, — небрежно улыбнулся Дико и бросил сумку на скамейку перед первым шкафчиком — он был пустым. Дико сел и стал медленно раздеваться. Аккуратно, как солдат в армии, снял костюм и бережно повесил его на вешалку, остальное положил на полку. На его обнаженной груди на тоненькой, едва заметной цепочке покачивался небольшой золотой медальон, который ему подарил Кец, самый техничный бельгийский баскетболист. Когда Дико стал надевать майку, волосы растрепались, и две пряди на миг поднялись торчком вверх, будто рога… Малинов взглянул на мягкие, уже редеющие волосы Дико, и ему стало мучительно грустно.
Конечно, честнее всего было бы немедленно сказать ему обо всем. Но — сил не хватало. И позже, распределяя игроков на два состава, он не смог оставить Дико на скамейке резерва.
Дико начал играть. Лицо его кривила презрительная усмешка. Если бы Малинов не был такой тряпкой, он не довел бы до этого. Сейчас он будет играть так, что всем станет ясно, что он думает о них!.. Но в первую же минуту Дико сообразил, что его страхует Савов, который ведет себя на площадке как-то непривычно — без порыва, без обычного нерва, вяло и небрежно. «Ах вот как, он жалеет меня! — подумал со злостью Дико. — Ну хорошо же, сейчас я дам ему урок на прощанье!»
Он попытался вспомнить все хитрости, которыми пользовался раньше, обводя вокруг пальца противников. Давно он не прибегал к этим уловкам, но не забыл их. Тогда его сверстники научились парировать его приемы, но Савов помоложе, и наверняка для него это будет неожиданностью.
Дико бросился в атаку — и сник: он все умел и — ничего не мог. Он чувствовал свою тяжелую неуклюжесть, мяч был чужим в его руках — скользкий, грубый, жесткий. Как спасения он ждал конца тренировки и первым побежал к раздевалке, чувствуя стыд и отчаяние.
Ребята еще мылись, а он успел одеться и вернулся на площадку. Сейчас он поставит перед Малиновым вопрос ребром. Он, конечно, не скажет, что читал газету, — ему обо всем рассказал один знакомый.
Малинов был не один, возле него Дико увидел Старика и помощника тренера. Старик держал перед собой записную книжку и что-то показывал в ней, остальные вежливо кивали, видимо соглашаясь с отцом. Раздосадованный Дико шагнул вперед.
— А, вот и ты! — обрадовался Старик. — А я опоздал немного, не видел, как вы играли.
Дико почувствовал, что стыдится отца, стыдится его назойливости, простодушия, с которым он вмешивается в их дела.
— Довольно отвлекать людей… Им, наверное, надоело тебя слушать…
— Наоборот! — Малинов нервно покачал головой, ему было явно не по себе.
Отец Дико, Пелин, заносил в заветную записную книжку в кожаном переплете различные системы игры. Некоторые он придумывал сам, другие выводил из множества виденных им и тщательно проанализированных состязаний. Свои первые опыты он показал Дико, но в ответ услышал насмешливое: «Здорово ты все это написал — у тебя хороший почерк!» После чего Пелин стал скрывать от сына свое творчество, но ему необходимо было делиться своими открытиями, и он стал приходить на тренировки, познакомился с Малиновым и его помощником, с некоторыми из ребят.
— Ты кончил? — пытаясь скрыть раздражение, спросил Дико.
— Да.
Серые глаза Старика смотрели на сына сурово и тяжело. На мгновение Дико увидел отца таким, каким он был до смерти матери — строгим, сдержанным, погруженным в себя. Совсем другим он был тогда — на матчи не ходил, в кино не заглядывал годами, даже в пивной не бывал.
