Но сейчас он возвращался в свою команду как обыкновенный игрок. Как же поведет себя их тренер Кирил? Неужто иначе, чем обычно? Дико не хотелось верить в то, что и здесь наступят перемены, хотя его уверенность в себе была основательно поколеблена.

Кирил стал тренером совершенно случайно. Когда-то он сам играл, но никак не сумел проявить себя — он был из тех, кто незаметно приходит в спорт и так же тихо и бесшумно уходит. Для Дико превращение Кирила в тренера было непонятным курьезом, который он и не пытался разгадать, потому что считал Кирила едва ли не самым подходящим для себя тренером — трудолюбивым, скромным, уступчивым и почтительным к знаменитостям.

Но когда Дико подумал о ребятах из команды, о том, что с их помощью нужно снова набирать высоту, с которой его свалили, ему стало ужасно скверно на душе. Мальчики были холодны к нему, а точнее — просто не любили его, может, потому что он почти не бывал с ними? Особенно последнее время — совсем отдалился… Дико хорошо понимал, что это его вина и за нее надо расплачиваться. Он пытался как-то оправдаться, хотя бы перед самим собой, — ребята были значительно моложе его по возрасту, может быть, поэтому дружбы не получалось.

Где-то на середине пути на стадион Дико подумал, что так вдруг появиться снова в команде просто невозможно. Лучше сначала пойти в дирекцию спортивного общества, подышать хоть немного клубным воздухом. Может быть, он встретит там Тодорова или еще кого-нибудь из секции. Пусть они сами позовут его на стадион…

Дико не заглядывал в дирекцию больше двух месяцев. В первые же минуты он увидел, что здесь появилось много новых людей. Наверняка большинство из них даже не знает, кто он такой. Он подумал, что все они собрались сюда на конференцию или на важное собрание. Похоже, он здесь чужой. Поколебавшись минуту-другую, Дико повернулся и сделал несколько шагов к выходу, потом передумал и постучал в дверь кабинета председателя, за которой слышались глухие голоса. Никто не отозвался; он слегка нажал ручку, дверь подалась и приоткрылась. Голоса сразу стали звонкими, раздался громкий смех председателя Китова. Его стол плотно окружили плечистые парни с коротко подстриженными волосами. До Дико долетели отдельные слова «в Бухаресте… в отеле «Континенталь», и он понял, что речь идет о последнем турне борцов в Румынии.

Дико грустно усмехнулся. В то время, когда их команда завоевывала победу за победой и выиграла республиканское первенство, картина здесь была другой: посредине стол председателя, улыбающийся Китов, а вокруг они, баскетболисты. Почти каждый день после тренировки, в обеденное время они собирались здесь, и как было тогда весело и приятно… Потом пришел черед борцов — председатель всегда выбирал себе любимцев среди победителей.

Дико осторожно потянул дверь на себя. Но не успел закрыть ее, как услышал голос Китова, видимо заметившего его:

— Дико! Дико Диков!

Дико снова открыл дверь. Борцы поглядели на него с почтительным любопытством.

— Входи, садись сюда! — Китов показал на стул возле себя. — Ну, что нового? Тодоров рассказал мне неприятную новость о тебе, это правда?

— О сборной, что ли?

Дико было очень неловко, что разговор этот идет при незнакомых ребятах, да еще к тому же победителях.

Китов за время работы председателем спортобщества успел полысеть, и голова его от этого стала казаться огромной. Карие глаза глядели на людей мягко и весело, слегка вздернутый тонкий носик и скобка волос делали его похожим на старого веселого ребенка.

— Послушай! — Китов для пущей убедительности приложил руку к груди. — Для них ты, может, и постарел малость, но для нас ты молодой, и ты нам нужен!.. Ты про нас, правда, вспоминаешь редко, мы тебя почти не видим — ну, сейчас поработаешь с нами, и для команды будет большая польза, и для тебя… У каждого свой интерес, верно, Дико? Ты не сердись на меня! Не сердишься, а?

— За что мне сердиться на вас? — пожал плечами Дико и, немного помолчав, тихо продолжил: — Тем более что я еще не сказал своего последнего слова… Они могут думать что хотят, но я знаю себя, и рано еще ставить на мне крест…

Председатель внимательно посмотрел на Дико и ничего не сказал в ответ.

«И этот не очень-то верит в меня, — мелькнула мысль. — Никто, никто не верит…»

На столе затрещал телефон. Дико встал, пожал руку Китову и, сделав глазами знак, что очень торопится, быстро двинулся к выходу.

Выйдя на улицу, он огляделся и зашагал направо — без определенной цели, просто хотелось пройтись и успокоиться: встреча с Китовым вызвала в душе новую волну тоски и беспокойства. Но не прошел он и нескольких шагов, как увидел Тодорова. Тот двигался ему навстречу. Худой пятидесятилетний человек с редкими усами и нездоровым цветом лица, он попал в спортобщество случайно, уволенный из армии по болезни. Вначале к нему отнеслись недоверчиво и даже с неприязнью — зачем спортсменам видеть перед собой каждый день человека больного, который даже на банкетах почти ничего не ест, только выпьет рюмку-другую ракии?.. Но проходили дни, и люди поняли, что Тодоров — это просто подарок судьбы, находка. Великое счастье иметь такого человека в ДСО: любой запутанный вопрос он мог разрешить спокойно и веско, мог уладить и преодолеть организационные трудности, взять на себя ответственность за сложные дела, которые было не под силу поднять кому-то поздоровее его. И в результате на его плечи взвалили все то, что должны были делать многие, которым порой в тягость стало даже являться на собрания секции…

Бывший военный, Тодоров бился за железную дисциплину и часто восставал против политики «мягкой руки», которая только ласково похлопывала игроков и никогда — или почти никогда — не наказывала за провинности. При всем при том у Дико были основания надеяться, что Тодоров любит его и ценит. Тодоров единственный из клуба всегда провожал Дико в аэропорт или на вокзал и неизменно встречал с букетом цветов, подробно расспрашивал о матчах и заканчивал беседу примерно так: «Теперь ты должен показать нашим мальчикам все, что знаешь, — у них нет другой возможности познакомиться с мировым баскетболом».

Тодоров очень любил их клубную команду, в каждом его жесте, в каждом слове чувствовалась эта любовь. Дико почему-то казалось, что симпатия к нему Тодорова тоже была связана с его принадлежностью к любимой команде — если бы Дико был в другом клубе, Тодоров вряд ли относился бы к нему так.

— Я иду от вас. Дико. Мы долго беседовали с Пелином. Значит, так: они заставили тебя сыграть тренировку и только тогда сообщили тебе! У них хватило смелости вынести решение, да? А сказать тебе об этом в глаза сразу — на это смелости не хватило? Умники какие!.. Я только понять не могу! — потряс худыми белыми руками Тодоров. — Наша команда на третьем месте в республике, а от нас в национальную сборную берут только одного игрока, да и того теперь удаляют! А из «Шахтеров», который идет после нас, взяли троих! Вот я и спрашиваю: где логика? И уж если быть справедливыми, то от нас кроме тебя в национальную сборную должны бы взять и Перо и Найдена — чем они хуже, например, тех же Стайко и Длинного?! Ты согласен со мной? Вообще, нам все время подставляют подножки, да и мы хороши — ничего не делаем, не добиваемся!..

Дико молчал. Конечно, ему было не очень приятно, что его поставили на одну доску с Перо и Найденом. Верно, они хорошо играют, но им еще надо учиться, чтобы стать настоящими мастерами. Очевидно, Тодоров слишком суетится, слишком любит команду клуба, и это ослепляет его, мешает видеть все в верном свете. У него вообще от любви к команде голова кругом идет, пустое дело ждать от него правильной оценки…

— Но теперь, — продолжал с пылом Тодоров, — теперь мы им покажем, мы им прочистим мозги! Мы им такой сюрприз приготовили, что я не удивлюсь, если после соревнований они у нас как минимум четырех возьмут в национальную!

Дико пытался улыбнуться, но вместо улыбки получилась кислая мина.

— Интересно… А я ничего про сюрприз не знаю…