Джо завел своего задержанного в участок около часа дня. Обыскал Скотти еще дважды: снял с него кроссовки, носки, кепку и сережки; записал основные данные, в том числе имя, рост и вес; снял отпечатки пальцев; предоставил ему возможность сделать положенный звонок и отправил в изолятор для несовершеннолетних. Сейчас четыре, дежурство Джо подходит к концу, а он все еще сидит за компьютером, составляет рапорт.
Рапорты – это жуткий геморрой, но они – необходимая и важная часть работы. Джо знает, что никогда не напишет великий американский роман, но гордится тем, как точны его рапорты. Он излагает события подробно и тщательно. Он ко всей этой бодяге относится серьезно. То, что кажется незначительным и мелким, может оказаться в суде решающим доказательством, главной причиной, по которой кого-то посадят, может, и много лет спустя. Взять хоть дело Уайти Балджера. Обвинители используют особые формулировки из полицейских рапортов, поданных десятилетия назад, чтобы приговорить этого гада.
Так что записывать все совершенно обязательно. Упустишь что-нибудь и окажется, что оставил лазейку, в которую кто-нибудь, вроде Уайти, сможет пролезть, и его освободят из-за нарушения процедуры. А все затраченные усилия, время и деньги уйдут прямиком в канализацию, загрязнять гавань вместе с другими стоками. Обучая новобранцев, Джо все время это подчеркивает. Рапорт должен быть безупречным.
Пусть так, но на такое очевидное проникновение со взломом должно бы уходить не больше часа. А Джо все еще здесь. Его много раз прерывали ребята, просили все рассказать про задержание, и Джо с готовностью рассказывал. Джо верен своим ирландским корням и любит рассказать хорошую историю, особенно если она заканчивается счастливо, как эта. И медицинские бумаги на второго задержанного Шон Уоллес принес ему всего полчаса назад. Но если отбросить все задержки и помехи, ему просто трудно сосредоточиться, и он вовсе не уверен, что верно изложил точную последовательность событий и все подробности.
Ему нужно вставить в рапорт сведения, предоставленные детективом, фотографию комнаты, опрос соседа, который позвонил в 911. Нужно расшифровать каракули Шона Уоллеса касательно парня в больнице: имя лечащего врача, анализы, диагноз, назначенное лечение. Нужно отразить все согласно процедуре, чтобы подозреваемого смогли опознать, для подтверждения законности задержания.
Джо смотрит на монитор компьютера, на море слов, написанных прописными буквами без абзацев, и его ум блуждает. Думай. Что случилось и что случилось потом? Он не может думать. Устал. Почему он так устал? Он смотрит на часы. Дежурство закончилось пять минут назад, а он никуда к черту отсюда не выйдет еще долго.
Голосок в голове шепчет ему, чтобы сдался. «Да и так сойдет. Сворачивайся и иди домой». Но Джо лучше знать. Его научили не обращать внимания на этот голосок, забить его в кровь, чтобы покорился, если надо. Он никогда не сдается. Ни в чем. К тому же он знает, что, если рапорт правильно не оформить, старший офицер его не примет.
Он трет глаза и сосредотачивается на экране, заставляя себя продолжать. Вот список похищенного, сумма превосходит 250 долларов, то есть взлом и проникновение превращаются в хищение имущества, совершенное в дневное время. Вот цифровые фотографии, отражающие состояние кухни и гостиной, спален, ванных и кабинета. Отчет из больницы. Треснувший дверной косяк, то есть эта кража – взлом с проникновением. Двух парней они обнаружили на балконе. Нужно точно описать, во что они были одеты, что у них было в руках. Татуировки на руках Скотти. Один прыгнул, один остался. Так, кто принял вызов, сосед, который позвонил в полицию. Хозяйка квартиры, которой не было дома.
Это просто взлом и проникновение. Джо смотрит на экран, барабанит пальцами по столу и снова и снова перечитывает рапорт. Это не рапорт, это каша.
Простой взлом с проникновением. Какого черта все так непросто?
Сейчас шесть, и Джо должен бы быть дома с Роузи. Сидеть в гостиной, в кресле, задрав свои поганые лапы на кофейный столик под окном с кондиционером, с холодным пивом в руке, собираясь смотреть игру «Сокс». А вместо этого стоит посреди улицы, на перекрестке Бикон и Чарлс, между Лугом и Городским садом, регулируя движение в час пик. Он, наконец, закончил этот чертов рапорт к пяти, на целый час задержавшись после окончания дежурства. И потом, видимо, потому что он все еще ошивался в участке, а старшему нужны были люди, Джо велели заняться движением на концерте на Лугу, с пяти до полуночи.
На улице по-прежнему за тридцать, он стоит на черном асфальте, – в темно-синей форме, а поверх нее еще и очень освежающий цвет лица желто-зеленый жилет, и кругом бампер к бамперу машины, от которых воняет выхлопом и становится еще жарче. За то, что проводит день не здесь, он и был так благодарен чуть раньше. Гребаный Закон Мерфи. Надо было по дереву постучать.
Перекресток здесь и так в это время суток трудный, даже безо всякого бесплатного концерта на открытом воздухе. Из города пытается разом выехать слишком много машин, слишком много народу идет пешком, здесь дюжина мест, где пешеход может выйти на проезжую часть. Мужчины в костюмах и галстуках, женщины на каблуках, все не в себе из-за жары, слишком много потных людей стоит плечом к плечу, дожидаясь, когда можно будет перейти улицу, ждать приходится долго, а они только что отработали восемь часов и хотят уже, наконец, домой. Везучие. По крайней мере, они туда идут. Джо здесь, чтобы им помочь, но никто этого не ценит, на самом деле. Когда он машет им, направляя к переходу, большая часть пешеходов (если они вообще соблаговолят на него взглянуть) бросает на него желчные взгляды, словно он лично виноват в том, что им плохо.
Неблагодарная работа.
А бедная Роузи из-за нее сидит дома одна. Опять. Она лучше всех знает, как это бывает. Уж такая жизнь у жен полицейских. Если Джо задумается о том, сколько вечеров провел не с Роузи, если просто подсчитает, – для этого понадобится калькулятор, слишком их много, – он может зарыдать прямо тут, посреди Бостона. Потому-то он об этом и не думает. Думает только о том, как пережить это задание и вернуться домой, когда все закончится.
По крайней мере, они на сегодня не планировали ничего особенного. Прийти домой после шестнадцатичасового рабочего дня к одинокой и расстроенной жене само по себе плохо, но если он пропускает свадьбу, или крестины, или праздник, то сталкивается с негодованием, которое унять куда труднее. Когда планов нет, Джо может излечить Роузи от одиночества и расстройства, обняв ее от души и поцеловав. Еще помогают шоколад и вино. Она знает: ее муж не по своей воле работает сверхурочно. Поэтому в его объятиях она вспоминает о благодарности за то, что он пришел домой живым. Но если он пропускает что-то запланированное, отчуждение Роузи пройдет лишь со временем, словно он в тридцать градусов жары сам захотел семь часов стоять посреди улицы, отработав полный день в патруле, подавая сигналы разъяренным пешеходам и водителям, которые едва не сбивают его.
Сейчас восемь, и концерт будет идти еще два часа. Потом сотни людей тронутся с Луга, и Джо опять будет не продохнуть, но пока он просто стоит на месте и ждет. С тех пор как прошел час пик, ему почти ничего не пришлось делать, разве что показал дорогу к «Чирс» двум группам туристов. Он два с половиной часа на ногах и ощущает каждый грамм шестикилограммового оружейного ремня на поясе. Он вымотался, спина и ноги ему житья не дают, и он всей душой жаждет присесть на скамью, которую видит под плакучей ивой в Городском саду. Тут как в Калифорнии.
Он продолжает стоять и слушать музыку. Джаз, но на таком расстоянии плохо слышно. Донесется то одна нота духовых, то другая, но уши Джо не могут связать их и опознать мелодию, насвистывать в такт не получится, и все попытки расслышать его только бесят.
Помимо джаза он улавливает звук перкуссии вроде маракасов, но тот звучит отдельно, не в такт, и ближе. Он настраивается на его волну и обнаруживает, что шум исходит от него самого. Горсть монет, сдача, которую ему дали, когда он купил мерзкий вчерашний сэндвич с ветчиной и сыром на обед, мелочь звенит в боковом кармане его брюк. Причина этого звона заставляет Джо задуматься, пока он, в конце концов, ее не осознает. Он переступает на месте, словно стоит босиком на горячих углях.
