– Почему ты решил, что это касается тебя?

– Случайная догадка.

– Верно, ты единственный чокнутый тип, помешанный на контроле, с постоянно меняющимся настроением, с которым я знакома очень близко.

С этим трудно поспорить.

– Я-то думал, что я вообще единственный, с кем ты знакома очень близко.

– Да. Верно.

– Ты уже пришла к каким-то выводам?

Удиви меня, может, я чего-то ещё не знаю?

– По-моему, тебе нужна интенсивная терапия.

Пробовал… не помогло…

Я протягиваю руку и, бережно взяв прядь ее волос, заправляю ей за ухо.

– А по-моему, мне нужна ты. Вот, бери. – Я вручаю ей тюбик губной помады.

Она в недоумении разглядывает помаду, потому что никогда не красила губы так ярко. Максимум, она наносила светлый блеск для губ. Мне нравится ее естественная красота, мне все в ней нравится.

– Ты хочешь, чтобы я так ярко красила губы?

Я не сдержал смеха.

– Нет, Анастейша, не хочу. Я вовсе не уверен, что это твой цвет.

Я сажусь по-турецки на кровать, снимая футболку.

– Мне нравится твоя идея “Дорожной карты”, – говорю я.

Она смотрит на меня с непониманием.

– Запретные зоны, – поясняю я.

– Ой, я шутила!

– А я не шучу.

– Ты хочешь, чтобы я нарисовала их на тебе? Помадой? – Хочу. В конце концов, она смывается.

В прошлом, я часто смывал с себя помаду, Элена пользовалась такими яркими оттенками.

Она с таким энтузиазмом говорит, предлагая применить что-то более стойкое, маркер, например. А я в шутку предложил сделать тату. От ее шокированного выражения лица, я не смог сдержать улыбки. Видимо она не поклонница татуировок, как и я. Мне кажется, что за то время, которое я с ней, я улыбался и смеялся больше, чем за всю жизнь. Это поразительно.

Ана улыбнулась мне. Ей нравится мой план. Сейчас она выглядит, как на тех фото, которые сделал фотограф.

– Иди сюда. Садись на меня.

Хочу показать ей свои запретные зоны, чтобы она знала, где она может ко мне прикасаться. Раньше мне такая мысль в голову не приходила.

Ана садится на меня верхом, а я ложусь на спину, сгибая ноги в коленях.

– Обопрись спиной о мои колени.

Она быстро выполняет все, что я ей говорю. Ее глаза загорелись в предвкушении.

– По-моему, ты с энтузиазмом отнеслась к моему предложению.

– Я всегда отношусь положительно к новой информации, мистер Грей, а еще вы успокоитесь, потому что я буду точно знать, где проходят твердые границы допустимого.

Это правда, и это то, что я хочу для Нас.

Для меня – это новый опыт. Я никому не позволял здесь к себе прикасаться. Я надеюсь, что смогу сдержать свой гнев, если вдруг что-то пойдет не так. Я не знаю, чего ждать, потому что никогда добровольно не сталкивался лицом к лицу с этим демоном. Часть меня задается вопросом, в своем ли я уме, заставляя себя посмотреть своему страху в глаза? Но уже слишком поздно отступать. Мое подсознание кричит мне, что я действую импульсивно. Я даже с Флинном этого не обсуждал, но думаю, что он бы посоветовал сделать это, если я хочу развития отношений с Аной. Я очень хочу дать ей возможность прикоснуться ко мне там, где это для меня приемлемо, потому что она не раз говорила мне, что это очень важно для нее, так же, как мне важно прикасаться к ней. Идти вперед маленькими шагами, постепенно, вот что Флинн всегда говорил мне, пусть это будет первым шагом. Я должен себя контролировать. Мне нужно, чтобы Ана сейчас делала все так как я говорю. Никакой самодеятельности, иначе ничего не выйдет, и я сорвусь.

Господи боже, что я делаю!!! Если я не справлюсь с этим, она снова уйдет от меня, на этот раз навсегда…

– Открой помаду и дай руку. – приказываю я.

Она дает мне свободную руку.

– Нет, руку с помадой. – я закатываю глаза.

– Ты от досады закатил глаза?

– Ага.

– Очень грубо, мистер Грей. Я знаю людей, которые впадают в бешенство, когда кто-то при них закатывает глаза.

– И ты тоже? – спрашиваю я с иронией. На что она намекает? Выпороть меня, что ли хочет?

Она протягивает мне руку с помадой. Я сажусь, и мы оказываемся нос к носу.

Я делаю глубокий вдох. Мне нужно приложить все усилия, чтобы отключить воспоминания, которые непроизвольно всплывают перед глазами, когда чьи-то руки нарушают мое личное пространство.

Я не хочу вспоминать эту жгучую, мучительную боль, которую, время от времени, причинял мне этот ублюдок.

Я закрыл глаза, настраиваясь, и первое, что я почувствовал, как меня начало поглощать ощущение беспомощности. Словно мне снова четыре года. Я слышу его тяжелые, приближающиеся шаги. В ужасе, я нахожу новое место, прячась от него, но где бы я ни прятался, он всегда находил меня. Я до последнего ждал, что шлюха, которую я считал своей матерью, опомнится и защитит меня, но ей было плевать. Как я кричал, когда этот мудак пытал меня. Он медленно тушил об меня свои гребаные сигареты, я до сих пор чувствую этот запах. Он наслаждался мучениями жалкого, сопливого, маленького мальчика. Я ничего не мог сделать, чтобы остановить его. Его поглощало ощущение власти над моим телом. Он решал, когда это повторится, где он затушит свою очередную сигарету. Я жил в постоянном страхе, потому что не знал, когда это случится снова.

С тех пор, как меня забрали из этого ада, у меня была своя копинг-стратегия*. Избегая прикосновений там, где это делал он, я мог приглушить импульсы, которые моментально активировали мою память. Я не мог к себе близко подпускать людей. Чем старше я становился, тем агрессивней реагировал на это, потому что, я уже не видел человека, который посмел подойти ко мне ближе, чем на расстоянии вытянутой руки, я видел ЕГО и моментально чувствовал боль, которую он мне причинял. В этот момент, я перестаю себя контролировать. Все это дерьмо настолько глубоко во мне сидит, что я всю свою сознательную жизнь не могу с этим справиться.

Поэтому я начал контролировать все аспекты своей жизни. Это давало мне чувство защищенности. Еще, я изнуряю себя физическими нагрузками. Кикбоксинг один из методов, выпустить пар. Я заметил, что контроль помогает мне в жизни избегать встречи с тьмой, теперь она приходит только по ночам, заставляя меня проходить через этот ад снова и снова. Я терпеть не могу этого чувства. Поэтому я разработал собственную стратегию: Контроль над людьми и над собой.

До недавнего времени моя стратегия исправно работала. Я всех держал на расстоянии, даже членов моей семьи, хотя нет, Миа могла меня обнимать, наверно потому, что от нее я никогда не чувствовал угрозы. Потом я позволил подойти ближе Элене, для того, чтобы выяснить, где она может ко мне прикасаться, тогда мной двигали подростковые гормоны. Я отчаянно хотел трахать ее. Но даже Элена была вынуждена придерживаться установленных границ, что она и делала, так что я мог расслабиться с ней. Потом, когда наши сексуальные отношения закончились, я контролировал своих саб. У меня были четкие правила. Моя жизнь плыла по течению, все было в моей власти. Пока я не встретил Анастейшу. Она перевернула мой тщательно контролируемый мир с ног на голову. И к моему удивлению, благодаря ей, я понял, что мир верх тормашками мне нравится больше.

Поэтому она сейчас сидит на мне верхом, вплотную ко мне, нос к носу, а я, рискуя всем, дам сейчас себя разрисовать помадой. Я должен это сделать для нее, если я хочу для нас совместного будущего. Я снова глубоко вдыхаю ее аромат, который меня успокаивает, он не должен сейчас меня подвести.

– Готова?

Я посмотрел ей в глаза, чтобы убедиться, что ей все это нужно.

– Да, – шепчет она.

Я подношу ее руку с помадой к изгибу моего плеча.

– Нажимай, – на выдохе говорю я.

Затем веду ее руку вниз, от плеча, вокруг подмышки и вниз по стороне грудной клетки.

Перед глазами все поплыло. Господи, помоги мне, это началось… Я закрываю глаза. Вижу дешевую проститутку, которая лежит на полу, то ли под наркотой, то ли, потому что ее только что избили до потери пульса, я не понимал разницы. А вот и ОН… гребаный сукин сын… Мое дыхание непроизвольно учащается.