На вид это был обычный корабль, стандартное грузовое судно, на которых перевозилось большинство грузов с Земли на другие планеты. Когда-то он и впрямь был грузовым кораблем — на его гладком борту до сих пор сияло золотыми буквами название — «Венерианка». Только опытный глаз профессионального космонавта мог бы заметить странной формы трещины, чернеющие на фоне сверкающего металла. Только профессиональный космонавт с группой физиков впридачу рискнул бы выдвинуть догадку о том, что находится внутри.

В круглой раме тамбурной двери возникли два человека. Первый из них, проигнорировав трап, спрыгнул с высоты десяти футов, мягко приземлился, чуть согнув ноги в коленях. Второй двигался более степенно, медленно спустился по наклонной дорожке на потрескавшийся бетон. Он осуждающе произнес:

— Тебе надо быть поосторожнее, Тиллот. В конце концов мы улетаем сегодня вечером.

— Был бы я осторожным, — ответил второй, в позе его невысокой легкой фигуры было что-то угрожающее, — меня бы здесь не было.

Высокий, по имени Эбботсфорд, — он был начальником Отдела Исследований Межпланетной Транспортной Комиссии, — сердито упрекнул его:

— Я рад, что ты со мной, Тиллот. Я рад, что среди пилотов, работающих в Комиссии, нашелся один доброволец. Как раз поэтому я прошу тебя — будь осторожнее. Слишком много зависит от успеха нашего испытательного полета…

— Ол райт, доктор, — ответил Тиллот тоном издевательского самоуничижения. — Я буду осторожен. Я подниму вашу штуковину вверх и выведу ее из атмосферы так осторожно, словно это корзина с яйцами, и таким же образом верну ее назад. Все остальное зависит от вас. — Голос у него был насмешливым: — Я надеюсь, вы будете внимательны в промежутке между взлетом и посадкой.

— Конечно, — жестко ответил Эбботсфорд.

— Конечно, — передразнил его Тиллот. И добавил: — Не смешите меня, доктор. Это будет первый корабль, достигший скорости света, первый межзвездный корабль… Какого черта вы говорите, что будете осторожны, как вы сможете?

Потом их диалог был прерван; с ними хотели поговорить коллеги Эбботсфорда и члены исполнительного штаба космодрома.

Группа мужчин и женщин медленно шла через широкую полосу бетона к зданиям кладовых и ремонтных мастерских, к оазису культуры и человеческого мастерства, затерянному в безжизненной пустыне.

Поздно вечером Эбботсфорд позвал к себе Тиллота, сославшись на то, что им надо много о чем поговорить о предстоящем полете. Они сидели в комнате, скромно, но довольно комфортабельно обставленной, больше похожей на кабинет или лабораторию, чем на жилое помещение, и потягивали виски.

Эбботсфорд произнес:

— Мне любопытно…

— Собственно, это обычное состояние для ученого, не так ли? — спросил Тиллот.

— Да, конечно. Но мое любопытство вызвано вопросом, относящимся скорее к психологии, чем к физике.

— Почему бы вам тогда не сходить к доктору Венделлу? В конце концов в Комиссии он — трюкач номер один.

— Доктор Венделл, — ответил Эбботсфорд, уже слегка пьяный, — наговорит кучу чепухи про Эдипов комплекс, Желание Смерти и тому подобное. Он мне ничего не скажет.

— Я всего лишь ракетчик, — произнес Тиллот.

— Это вы — объект моего любопытства.

— Вам не кажется, что ваши изыскания довольно нахальны, доктор?

— Нет, я так не думаю. В конце концов мы будем заперты в этом тесном гробу в течение длительного времени. Мы должны знать кое-что друг о друге.

— И что вы хотите знать? — требовательно спросил Тиллот.

— А вот что. Предполагается, что космонавты должны быть искателями приключений. На службе Межпланетной Транспортной Комиссии находится две сотни пилотов. Но на дело, которое может стать первым межзвездным полетом, вызвался пойти лишь один доброволец. Вы.

Тиллот горько засмеялся:

— Если бы я не пошел добровольцем, меня попросили бы об этом. Это должен был быть я. Все очень просто.

— Но почему?

Космонавт вновь рассмеялся.

— Я расскажу тебе. Политика Комиссии всегда была такова — они брали на работу только женатых мужчин. Женатый мужчина не испытывает недостатка в храбрости или желании приключений. Но он не станет зря рисковать — ни кораблем, ни жизнью.

— Мне кажется, я начинаю понимать… И вы?

— В прошлом году я не пошел бы ни добровольцем, ни по приказу, — жестко закончил Тиллот.

— Пусть так, риск не является ни великим, ни неоправданным. Нейтрализованная гравитация и сила отталкивания света — их движущая сила менее рискованна, чем сила ваших ракетных моторов. Самая опасная часть полета — старт и приземление, где используются ракеты.

— Согласен, но…

— Что «но»?

— Теперь я хочу задать вам вопрос, доктор Эбботсфорд. Вы были когда-нибудь влюблены? У вас была когда-нибудь женщина?

— Женщины никогда меня сильно не занимали. У меня была работа и…

— Хорошо. Я объясню. Космонавт улетает — на Луну, Марс, Венеру — куда угодно. Если дела пойдут неудачно, он не вернется назад. Если все сложится хорошо, он вернется назад, потеряв, самое большее, месяцы. Я не физик. Для меня астронавтика — всего лишь баллистика, космический корабль — это лишь управляемый человеком снаряд, летящий по траектории, которую экипаж не может держать под контролем. Но полет к звездам со скоростью, близкой к скорости света — совсем другое дело. Насколько я понимаю, время, в котором будет жить экипаж корабля, будет отличаться от земного. Путешествие может продлиться всем лишь несколько месяцев, но по возвращении окажется, что Земля обернулась вокруг Солнца пятьдесят раз или больше…

— Это не совсем точно, но близко к истине, — ответил Эбботсфорд.

— Тогда спросите себя, что будет чувствовать женатый человек, думая о своем возвращении домой?

Корабль гордо высился на полосе бетона, сияя в ярком потоке света. Высоко в небе плыли Крест и Центавр, и было обидно, что его нос не был устремлен на Альфу Центавра — цель первого звездного полета. Даже Тиллот, подходя к судну, ощутил это, хотя и понимал абсурдность такого чувства. Так же странно было бы ожидать, что нос «Лунар Ферри» перед взлетом был бы направлен точно на Луну, а острый корпус судна «Мартиана Мейла» смотрел точно в сторону сверкающей искры в небе, красной планеты. Подходящее время, чтобы вывести корабль на нужную траекторию, но было ли слово «траектория» достаточно точным для обозначения курса корабля, летящего в космос, — после того как он вышел на орбиту вокруг Земли.

Внезапно Тиллот обернулся, пожал руки тем, кто вместе с ним подошел к кораблю. Все желали ему удачи. Некоторые из них задумчиво строили догадки, какой мир он увидит по возвращении из полета. Он позволил себе порассуждать по этому поводу, а сам думал: «Возможно, сейчас живет себе какая-нибудь школьница, которая подрастет и станет почти такой же, как Валери. Может быть, я ее найду. И может быть, она будет ждать меня».

Космонавт взобрался по трапу вверх, вошел в небольшой отсек, нажал кнопку, убиравшую полосу металла, бывшую трапом, потом другую, которая герметично закрывала круглую наружную дверь. Он знал, что Эбботсфорд дожидается его в Рубке Управления. Эбботсфорд мог догадаться о значении огней, горевших на корпусе, а если и нет, это было неважно. Несмотря на свою ученость и высокую должность, он был плохим астронавтом.

Тиллот мог подняться вверх на лифте, но не захотел. Он не знал, сколько времени ему придется провести в состоянии невесомости, это был последний шанс размяться, напрячь мускулы. Он лез из отсека в отсек, вверх по лестнице, мимо тяжелого, почти безликого монстра, свай, мимо баков с топливом, через «ферму», где стояли гидропонические баки с водорослями, дрожжами и живой тканью, через отсеки, которые были когда-то грузовыми или пассажирскими, а теперь там стояли машины Эбботсфорда.

Тиллот пожалел, что не знает о них почти ничего. Моторы, которые выталкивали и расправляли большие паруса, — с ними все было ясно, но генераторы, уничтожающие гравитационные поля (изобретение Эбботсфорда), оставались тайной; там были еще сложные запутанные колеса, расположенные под разными углами, гироскопы, вставленные друг в друга, блестящий маятник, похожий на украшение, но определенно выполняющий какую-нибудь функцию.