На 10-ку зашли спокойно. Перепись, обыск. Те, кто прибыл возвратом, спокойно и дружелюбно общались с сотрудниками. Никакого напряжения, всё чинно и благопристойно… как в Букингемском дворце.
«Неужели», – изумлённо подумал Ваня, – «для того, чтобы с тобой обращались по-людски, необходимо обязательно заболеть туберкулёзом?». После всех формальных мероприятий они прошли в карантин, отписали курсовки, кто и откуда, из какого лагеря, приехал. Пришёл смотряга за карантином, принёс чаю и пять пачек сигарет. Приходило много и старых знакомых. Лагерь, в отличие от куда-то марширующей 3-ки, жил спокойной и размеренной чёрной жизнью: положенец, смотряги, стремяги, блатные, игра, пьянки, наркотики, группировки, своя культура и своя, слегка украшенная жаргонизмом речь… Держался пока один чёрный остров, не утонул ещё в бескрайнем красном море.
К народу, приехавшему с 7-ки, было особо пристальное внимание. Все знали, что там происходит, и скрупулёзно разузнавали, кто чем там занимался, и если про кого-нибудь что-то всплывало и за ним были «гадские» поступки и другие действия, направленные против зеков, его будут бить везде, начиная со «стационара», где живут все блатные, а затем протащат по всем отрядам. Бить будут долго, отомстят со всей пролетарской ненавистью. И никто даже не вспомнит, что он тоже больной. Самое интересное, что и администрации было глубоко наплевать на то, что с ним произойдёт.
Вот в такой лагерёк и приехал наш герой. Теперь нужно было пройти и это. За шесть месяцев пребывания на больнице, он приобрёл немало новых знакомых, людей, близких ему по духу, кто раньше его с больницы приехали на 10-ку. Они все пришли и, чем могли, поддержали Ваню. И вместе с ними пришёл Вадзык, с которым Ваня познакомился на больнице. На 10-ке Вадзык работал на МСЧ (мед.части), а наш герой у себя на родине тоже работал в МСЧ. У них были общие интересы, темы для разговоров. Ну и постепенно завязались дружеские отношения. Да и судьбы у обоих были схожие. Вадзык собирался вскоре освободиться и искал на своё место преемника, понимающего и разбирающегося в медицинских делах. Ваня в этом случае был самой подходящей кандидатурой. Тем более, что блатная наша публика органически не любит работать. А тут ещё и весь лагерь блатует. А Ваня, наоборот, любил интересную, стоящую работу, какой всегда для него была работа на медчасти… Голова и руки постоянно заняты делом, да и время летит незаметно (что немаловажно в любой зоне).
Ваня считал, что каждый должен приносить посильную пользу на своём уровне. Тогда и всем будет комфортней и легче жить. Поэтому он сразу согласился на эту работу.
Когда этапники, пробыв неделю в карантине, проходили все положенные обследования, карантин освобождали для следующего этапа. И так каждую неделю.
Ваня попал на 10-ку в самое нестабильное время. Никто не знал, какая политика будет превалировать в колонии: чёрная или режимная. Все были в полном неведении о своём будущем, но чувствовали, что что-то назревает и где-то собирается гроза на их грешные головы.
Управлению и его Начальнику Корючину не нравилась разболтанная ситуация на 10-ке и политика, проводимая руководством колонии. Он считал, что это руководство не справляется со своей задачей. Началось всё постепенно. Сначала сломали 3-ку. Оставался последний оплот чёрного движения – 10-ка. Подошло время взяться и за неё. Поскольку у нас традиционно крупная рыба гниёт с головы, первым делом убрали прежнего, заспавшегося на своей должности, Начальника колонии, который не хотел или не мог справиться с братвой и менять политику. Он просто ходил на службу, получая немаленькие деньги, и был этим доволен.
Проведя предварительно тщательную рекогносцировку, Корючин приступил к решительным действиям. С колонии общего режима ИК-8 он перевёл в 10-ку тамошнего молодого и амбициозного начальника с чётко определённой управлением установкой: сломать 10-ку за год. А тот и рад стараться. Он был перспективным карьеристом, и возложенные на него задачи готов был выполнить любой ценой. В прежней колонии у него были не только хорошие показатели, но и сплочённый коллектив сотрудников, готовых выполнить любые его установки. На 10-ке его почти сразу же прозвали Пучеглазым, потому что, давая руководящие указания, он частенько орал, и глаза его при этом выкатывались как у рака. Зеки, за его постоянный командный крик, не остались в долгу и прозвали его «Пуча».
Новый Начальник Пучеглазый первым делом принялся перетягивать к себе своих проверенных работников. Первым на должность Нач.О.Б. он забрал узбека Баху (Бахтиера Сабиржановича), принципиального и амбициозного трудоголика, очень любившего власть, пусть даже и над зеками. Он как раз входил в свою роль, когда в колонию заехал Ваня. Первая встреча у Ивана с Бахой произошла в карантине. Проницательный герой наш установил: типичный узбек со своим южным менталитетом. Пучеглазый ценил его как добросовестного работника российской глубинки. Он знал, что тот жопу будет рвать, чтобы быть необходимым начальству и для дальнейшего продвижения по служебной лестнице.
Из карантина Ваню, по просьбе Вадзыка, забрал Голец, работавший в то время старшиной в стационаре. Зону пока не сломали, лагерь считался чёрным и рулили в нём блатные, кичившиеся своим привилегированным положением и бравировавшие друг перед другом, что лагерь они не отдадут. При них в то время те, кто находился на должностях, практически ничего не решали. Но Голец через администрацию всё же мог решать кое-какие вопросы, в частности: переводов, уборки, ремонта, а всё остальное находилось в ведении смотряг и их приближённых. Голец, приложив немалые усилия, забрал Ваню к себе на «Стационар» с перспективой его возможной работы на МСЧ. Иван снова оказался на новом, очередном своем месте «жительства».
В то время в Стационаре жили почти все блатные, смотряги, мешки с деньгами (платёжеспособные зеки), необходимые для блатных, несколько инвалидов, ну и немного тех, кто действительно должен был там находиться по болезни. Собственно говоря, стационар и был предназначен для содержания тяжелобольных, но пока в рядах администрации происходили перестановки, никому не было никакого дела, что там находятся блат-кабинет и штаб-квартира избранных, которые, кстати, избрали себя сами, но царили и властвовали над перепуганными зеками.
Смотрел за Стационаром Валерик Антибиотик. На вид вроде и вполне здравый человек, но обжившись немного и присмотревшись к нему внимательней, Ваня увидел всего лишь амбициозного мизантропа лет за 60. В голове у него, после пристального наблюдения, можно было обнаружить только игру, алкоголь и наркотики. Поскольку Антибиотик был в образе смотрящего и «решал вопросы» он, для видимости, воздерживался от излишних употреблений, но завистливо насмотревшись на своих употребляющих коллег по цеху, частенько не сдерживался и пускался вместе с ними во вполне откровенный разгул. Вот тогда он и показывал своё истинное лицо: орал и суетился, утверждая свою лагерную значимость.
Особого уважения к нему, впрочем, никто не испытывал. Все понимали, что это просто очередная жопа, подставленная блатными специально для того, чтобы было с кого спрашивать за промахи по жизни. А так как ему уже за шестьдесят лет, ну кто будет что-то спрашивать с дряхлеющей бабки? Замкнутый и порочный круг. Но творили, что хотели. Перекиды летели как скворцы по весне. Для этого и само расположение стационара было очень удобным. Рядом была и «тройка» и «запретка». Стационар от них отделяло лишь заросшее бурьяном «Поле чудес» размером с футбольное поле, расположенное в самом углу 10-ки. Оно было ничем не застроено и ничем не засажено. Только сорняки и больше ничего. Вот туда и летели перекиды: спирт, наркотики, телефоны…
Вся верхушка блат-комитета плотно сидела на игле, причём на самых сумасшедших дозах. И, помимо этого, в их распоряжении было весьма немало браги и спирта, которыми они, в случае необходимости, дестабилизировали обстановку в лагере: пьяные, как вам известно, «храбрее» трезвых. Постоянно спаивали молодёжь, а та бегала за перекидами. Блатные сами не лезли: зачем, когда есть пехота?
