Фёдор Гришан

«Go, little book, from this my solitude!

I cast thee on the waters-go thy ways!

And if, as I believe, thy vein be good,

The world will find thee after many days».

Southey

Изгои

Часть II

НА ВЕРШИНЕ ОДИНОЧЕСТВА

Предисловие

Тем и хороша наша вялотекущая жизнь, что иногда – очень редко – в унылой череде серых однообразных будней случаются всё же необыкновенные события, настоящие праздники для беспокойной человеческой души. Порой их посылает благосклонная к нам судьба, а порой мы сами умудряемся делать себе неожиданные сюрпризы и подарки...

При разборке подлежащего ликвидации хлама, скопившегося в кладовке, обнаружилось немалое количество пакетов, мешков, старых портфелей, растрёпанных газетных свёртков, множество тонких и толстых тетрадей, рулонов чертежей, тетрадей с математическими расчётами и химическими формулами, отдельных листков, записных книжек, газетных отрывков и даже исписанных неровным почерком листов промокательной бумаги... Словом клад (кому – клад, а кому, может быть, просто куча невостребованной макулатуры).

Одна из общих тетрадей представляла собой явно подготовленную к печати книгу стихов с цитатами из русской и мировой классики.

…Автором этой запылившейся от долгого и праздного лежания книги мог быть только один человек.

Пришла пора искать скрывающегося где-то от назойливой и бесцельной современной цивилизации дорогого родителя нашего.

Так как отпочковались мы не от неповоротливых гос.организаций, а совсем от других, противостоящих им структур, то адрес нашего отшельника установлен был нами оперативно и быстро. Итак, поехали в отдалённое курганское село П.

Живописные окрестности, спокойную гладь кишащего промысловой рыбой ближнего озера, аккуратный и ухоженный домик, поражающие изобилием плодов сад и огород, тёплую и радостную встречу с отцом, долгие и поучительные задушевные беседы за уставленным разносолами столом... описывать мы здесь не будем, так как всё это является предметом совсем другого повествования.

Процитируем только те отрывки из разговора, которые непосредственно касаются II части «Изгоев»:

– Пап, а почему ты все свои математические и прочие расчёты, чертежи каких-то странных летательных аппаратов и вот эти стихи взял и слишком уж легко забросил?

– Понимаешь, сынок, потерял веру в свой народ. Однажды сидел, дремал и вдруг – как обухом по голове:

Русский народец, дерьмо бесхребетное,

Загнанный раб покорённых племён,

В дупу заткни своё «слово заветное»,

Тенью исчезни во мраке времён.

Откуда-то пришло это. И всё, как отрезало.

– А я верю в свой народ.

– И правильно делаешь. Если не верить в свою страну и свой народ, жизнь теряет смысл. А какова цель твоей работы?

– Ситуация в стране крайне неустойчивая. Хочется как-то противодействовать многочисленным толпам алчных пройдох, навязывающих доверчивому и простодушному народу ложных кумиров. Русский человек должен жить счастливо и умирать легко.

– Благая и достойная для начинающего литератора цель. Но обстановка в мире действительно роковая, можно сказать, громокипящая и опасная для всех народов. И сейчас, с учетом этой обстановки, цель литературного творчества должна быть несколько иной...

– И какой именно?

– Сунуть горящий факел в заспанную рожу русского народа...

А что до этой тетрадки, я тебе её сынок, дарю, как законному своему наследнику. Распоряжайся ей по своему усмотрению, только не упоминай моего имени, да и адреса здешнего никому не говори.

– Почему?

– А вдруг книжку эту напечатают, читатели будут вечера поэзии устраивать, какие-нибудь чудаки ещё и деньги за неё отвалят.

– Ну и что?

– Соберутся на мою голову дочери, внучки и правнучки и выстроятся в очередь от площади Революции до Чурилова... Это ещё ничего. А если нахлынет толпа сварливых старух со старыми обидами и новыми претензиями, будут нещадно укорять меня за мою бесшабашную молодость, когда сами они были так обворожительно хороши и так легкомысленно доступны. Нет, лучше их не видеть, чтобы не пришлось потом вглядываться в свою собственную физиономию... да, кстати, сынок, если есть там такие строки:

Мою болезненную страсть

Вы хладнокровно оплевали...

слово «оплевали» вычеркни, замени его более мягким словом «растоптали».

– Почему?

– Потому что упоминаемая там дама была очень достойной женщиной.

– Пап, а ты сам тетрадь эту не хочешь посмотреть?

– Нет. Зачем душу бередить? Лучше сено скотине буду на зиму косить. Вы-то, городские, проживёте жизнь и ни разу не подержите в руках ни вожжей, ни косы, ни бредешка путёвого... только носитесь туда-сюда по своим каменным трущобам и тыкаете пальцами в какие-то коробочки, а жизни настоящей вокруг не видите. Жалко вас.

...Провожал нас родитель в окружении бойкой и жизнерадостной кучки крепких и симпатичных, белобрысых и крутолобых пацанов и девчонок (сестёр и братьев наших меньших).

Таким образом, мы (а с нами и вы, дорогие читатели) стали обладателями II части «Изгоев», написанной в другое время и другим автором. И пусть не смущает вас поразительное подобие умов и родство душ создателей предлагаемой вашему снисходительному вниманию книги.

Все мы вступаем в этот мир и идём по нему, сидя на плечах у своих учителей и родителей. Не стыдно быть похожим на своих предков. Позорно и гибельно изменять их целям и сходить с их пути.

Излюбленные читатели наши, братва уральская!

Специально в целях вашего самообразования в некоторых местах своих ранних вещей (например, в «8-м чудище света») мы беспошлинно цитировали небольшие отрывки из произведений русских философов (в частности, Ильина Ивана Александровича) и долго и напрасно ждали, когда вы укажете нам на неправомочное использование чужих строк. Не надо скромничать! Читайте произведения русских и мировых мыслителей и пророков, слушайте классическую музыку, наслаждайтесь сладко-звучной русской поэзией.

Дерзай, братва! Ты тоже нужна нашему славному Отечеству.

I

«Край родной долготерпенья,

Край ты русского народа!»

Ф.И. Тютчев

«Новым» людям

Гудит толпа попов-расстриг

Под завывания кликуш:

Все ловят долгожданный миг

Урвать с распятой шкуры куш.

О благе общем говоря,

Считает каждый свой доход,

И взоры повернул не зря

В чужую сторону народ.

Разграблен дедовский очаг,

Шатается отцовский дом,

Российский гений, нищ и наг,

Околевает в доме том.

Привык он в тесноте цепей

Хранить молчания печать

И Родине, тюрьме своей,

Кровавых мальчиков прощать!

СВЕЧА

Трепещут дряхлые владыки

В зловещем сумраке дворцов.

Встают народы-горемыки

На кости хрупкие «отцов».

Презрев мертвящий запах тлена

И предрассудков стойких гнёт,

Наш Разум вырвется из плена

И путь спасительный найдёт.

Поднимется пророк крылатый

Из незатоптанных глубин,

Последние обломки статуй

Смахнёт у грешников со спин,

Гнилые крепости разрушит

Как обелиски палачу

И в наши скованные души

Внесёт горящую свечу.