Временное жилище мне нравилось – комната размером не менее тридцати метров, журнальный столик и диван из настоящего дерева, а главное – огромное панорамное окно с видом, не уступающим тому, что я недавно лицезрел из соседней башни. Сломанная нога не слишком располагала к прогулкам, да и выбраться в коридор было невозможно в любом случае – дверь открывалась только снаружи. Во время одного из визитов медперсонала я с удовлетворением зафиксировал у входа охранного дрона класса SPD. Его собрат неторопливо прохаживался по коридору, куда выходили двери еще двух десятков палат. Является ли мое убежище госпиталем или временной тюрьмой, оставалось вопросом открытым.

Когда я спросил об этом у доктора Мухаммада, ответом мне стал неуверенный взгляд и заверение в том, что я нахожусь в «специальном блоке» госпиталя АСР. Дискуссию о том, кто является обычными пациентами блока, эскулап продолжить не пожелал, сославшись на то, что подобные материи не в его компетенции. Ах да – у меня был свой лечащий врач, притом человек. Не думаю, что при других обстоятельствах мне довелось бы пообщаться с чем-либо лучше диагностической машины. Доктор заходил каждое утро в сопровождении бесшумного процедурного робота, чьи манипуляции по выкачиванию из меня крови вкупе с закачиванием других жидкостей со временем изрядно надоели.

Имелись и другие посетители. Вскоре после операции я удостоился чести познакомиться с командором Вахаднапулом из Службы внутренней безопасности АСР. Командор излучал любезность, явно излишнюю для полицейского при беседе с другим законником, – несомненно, результат инструктажа кого-то более весомого, чем мы оба. Мне были принесены сожаления в связи с инцидентом. Сообщено, что расследование будет находиться в ведении АСР и лично его, командора Вахаднапула.

Я знал, что, несмотря на всю мощь и влияние АСР, могу потребовать участия в следствии СКИП и профсоюза законников. Организованное нападение на действующего агента считалось чрезвычайным происшествием, и охота привлекла бы коллег из различных подразделений, объединенных одной целью – не допустить повторения подобного в будущем. Двое из нападавших скрылись, и это не могло не беспокоить человека в моем положении, что я и не преминул довести до сведения командора.

Отговорил меня Нгубо. Его черная как смоль двухметровая фигура возникла в дверном проеме на следующий день после посещения Вахаднапула. Ввалившись в комнату без стука и прочих условностей, приятель сразу рухнул на удобный диванчик у окна, жалобно заскрипевший под его весом. Скользнув по упакованной в футляр ноге и разбитому лицу, взгляд товарища уперся мне в переносицу, а рот расплылся в улыбке, необычно белозубой даже для эры повсеместно распространенных имплантов.

– Ну наконец-то тебя кто-то отоварил как следует. – Вообще-то Нгубо слыл добряком и балагуром, но, имея представление о том, в чем именно состоит его работа, я бы не стал полагаться на этот имидж, заботливо созданный для молодых особ, охотно скрашивавших его досуг в перерывах между заданиями. – Я всегда говорил, что ты ни на что не годен в драке.

– То, что отоваривший – покойник, тебя нисколько не впечатляет? – сварливо пробурчал я. – Вообще-то я думал, что тебя и на Земле нет.

– Утром вернулся, – небрежно пояснил черный джентльмен, пожирая персик, похищенный из вазы на столе. – Нет, не впечатляет. Повезло. Ты вообще везучий. До сих пор не могу понять, как ты справился с теми тремя на складе. Я же видел все твои боевые имитации при поступлении в Академию. Слезы. Я бы с тобой на задание не пошел. Хотя нет – пошел бы, если без риска стрельбы или мордобоя. Ты у нас честный идиот – точно знаю, не продашься и не выстрелишь в спину. Или вот телохранитель из тебя вышел бы отличный – так и норовишь броситься под пулю.

– Да ну тебя, – отмахнулся я. – Я вот в этом году убил четырех профессиональных киллеров, да еще и инопланетников. А ты чем похвастаешься?

– Я разгреб куда больше отбросов, и совсем в другой лиге, уж поверь. – Второй персик последовал за первым, прекрасно вписавшись в общую картину блаженного самодовольства, царившего на диване.

– Утром вернулся и сразу ко мне? Как лестно. А где цветы? Или ты только чужие персики жрать горазд? – Персиков мне правда было жаль.

– Обольщаться не стоит, ты не в моем вкусе. – Вывод из моих слов был сделан, и супермен переключился на менее любимые мною яблоки. – Что приказали, то и делаю. Мы люди подневольные. Прикажут вытирать сопли полицейским неумехам – будем вытирать.

– Тебя что, отозвали с задания из-за меня? – Наверное, меня должно было распирать от гордости из-за того, что одного из ведущих головорезов Галактики срочно доставили на Землю присматривать за мной, но мозг законника однозначно сигнализировал: это признак того, что дело дрянь.

Нгубо уставился на меня с деланой озабоченностью:

– Опаньки, высотобоязнь штатные мозгоправы определили, а манию величия-то и прошляпили. На что еще жалуетесь, больной? Таинственные голоса в голове, нестерпимое желание захватить мир?

– О, всего лишь пара сломанных ребер да двухнедельный курс по регенерации коленной чашечки, от которой мало что осталось. – Приятель явно не собирался делиться подробностями кухни своего подразделения, а меня на самом деле интересовали более актуальные материи. – А, ну и чуть не забыл – проникающее колотое ранение левого плеча, причиненное клинком из неизвестного сплава. Очень плохо заживает, кстати. Не видел, часом, таких? А с розовоглазыми инопланетниками якшаться не доводилось?

Уважаемый в научных кругах доктор ксеносоциологии и по совместительству каратель на службе Всемирного правительства, посетивший не менее десятка миров, впал в легкую задумчивость. Было неясно, какие именно инструкции им получены и собирается ли он им следовать. Я рассчитывал на то, что старшие агенты Оперативной службы, обычно действующие автономно от центра, не слишком склонны слушаться бюрократов из Спейстауна.

– Видел, – неожиданно легко признался он. – Пару раз, но видел. Ножик сейчас у наших экспертов. Насколько я знаю, это первый экземпляр, который удалось захватить. Есть все основания полагать, что вещица – шайнского производства.

Сингапурский университет.

Факультет политологии, 1-й курс

143-й год Реформации

Профессор Кейтель был сухопар, умен и невыразимо язвителен. Возможно, именно по этой причине руководство факультета каждый год поручало ему проводить вводную лекцию для первокурсников. Впрочем, мне не показалось, что эта честь доставляет профессору удовольствие. С легкой тоской оглядев заполнившие амфитеатр главного корпуса две сотни молодых и не очень лиц и не утруждая себя какими-либо вступлениями, преподаватель ткнул пальцем в имевшего неосторожность усесться в первом ряду высокого азиата лет восемнадцати и требовательно спросил:

– В каком мире мы сейчас живем?

– Э-э-э… – Не ожидавший интерактивного общения в свой первый день китаец запнулся и робко предположил: – В мире сто сорок третьего года Реформации? На Земле? В Галактике трехсот сорока восьми обитаемых миров?

Профессор схватился за голову и издал нечто напоминающее стон.

– Итак, большое спасибо… мм… хотя не важно. – Кейтель проигнорировал горящую на столике студента табличку с именем. – Теперь мы владеем статистической информацией, известной каждому ребенку в возрасте от трех лет, проживающему на этой планете. Правда, не каждого трехлетку принимают в университеты, но уверен, что это дело ближайшего будущего. Еще мысли?

Аудитория сжалась, ожидая выбор очередной жертвы, но в этот раз профессор определенно хотел поживиться добровольцем. Бодрая чернокожая девушка, судя по возрасту попавшая в аудиторию прямо со школьной скамьи, активировала динамик и оглушительно отрапортовала на весь зал:

– Мы живем в мире всеобщего благоденствия и процветания! В мире, где нет войн и конфликтов! Где нет нищеты и преступности! Где каждый получает то, что заслуживает!