Интересен и редкостен в наше время феномен Леонида Кудрявцева — ему удалось создать свой необычный мир, хорошенько его обжить и описать, обыграть и подурачиться, выжав из материала все возможное. А дальше то что? Мне лично снятся «сны о чем-то большем» в твоем исполнении. Я жду некоей вспышки, откровения, прорыва — для этого есть все данные, но, увы, эту мысленную пропасть ты должен перепрыгнуть сам. Это ведь вопрос не только тщеславия и запросов, это — метаморфоза из крепкого середняка куда-то дальше и выше, как бы с нуля.

Так потихоньку и подплыли к опорным столбам турбореализма. Для тех, кто не знает с чем это едят, поясняю: соцреализм описывал жизнь согласно программе «Время», турбореализм придумывает саму программу. Возопят в ответ: не утрируйте меня! Рад бы, но факты вещь упрямая, а Столяров и Лазарчук продолжают выпекать свои творения, напоминающие популярную забаву: «найдите 12 различий». В данном случае между авторами по отдельности и совокупно — с прогрессорской серией Братьев.

Оговорюсь заранее: ничего против написания, публикации, выплаты гонорара и последующего неотвратимого награждения Столярчука я не имею. Так, несколько замечаний по сути.

Столяров писал «чернуху» еще тогда, когда мы не знали, что это такое. Меньше, чем 80 000 жертв сей видный гуманист никогда не удовлетворялся, что безусловно свидетельствует о неизбывной любви к наличному человечеству и необходимости посещения психоаналитика. Туманность изложения создавала атмосферу загадочной многозначительности — эдакий боевик с потертой философской подкладкой. Сам напев укладывался на выверенную стилистику Братьев — чего мучиться, когда всё уже так удачно придумано.

Чем же радует нас сегодня неоднократный лауреат? «Монахами», сюжет которых легче пересказать, чем прочитать саму повесть, вполне соответствующую формуле «Бред — сон — бред». Можно, конечно, передавать кошмар средствами кошмара, но зачем же так нудно; всё пугает и пугает, а всё не страшно и не страшно… «Ослик» — изящная безделушка, но, побойтесь Бога, если это премировать, то, значит всё — кризис жанра; три великих рассказчика: О’Генри, Чапек и Столяров! И, наконец, «Послание к коринфянам» — конец света в одной отдельно взятой (догадайтесь какой!) стране. Всё обречено на неудачу, с Дьяволом не договориться и не побороть (а мы-то, дураки, надеялись!). Одна надежда, что простая женщина родит нам Христа, а там уж секретная служба позаботится, чтобы все пошло как по маслу, со скупой счастливой слезой в финале. Родимые супермены и Сатану обдурят, и Христа спасут, чем и произведут надежи наши единственные полный, окончательный и бесповоротный укорот всякой нечисти. Странная для российского литератора слабость к охранке; Головачева не напоминает?!

А тут и Лазарчук, громоздящий бесконечную башню «Солдат Вавилона». На вышеупомянутую мелодию, ибо другой в момент воспитания обучен не был. И что ж — вполне недурственно, премии опять же. Ну не дал Бог своего голоса, так что ж теперь и не писать, что ли?!

И снова — безделушки в стиле вуду — «Мумия». Видимо, все рациональные ответы исчерпаны, остались лишь черная магия, обереги, талисманы да бел-Алатырь камень — ничем иным коммуняк проклятых не пронять и не объяснить. А какой спрос с вурдалаков-то? Очень любопытный аргумент для представителя «нереализовавшегося поколения» Звягинцева в диспуте на всегда актуальную тему: «Кто виноват и почему ничего не делалось?»

«Священный месяц Ринь» совершенно внезапно для турбореализма подтверждает, что неча переться со своей этикой, пусть даже и православной в чужой монастырь. А младенцев надобно пороть ежедневно, приговаривая: «Не будь прогрессором, сволочь!» Авось образумятся и перестанут сеять разумное, доброе, вечное в принудительно-добровольном порядке. И опять же, кто знает какие жертвы желанны и необходимы?

Отрезвление — весьма полезная штука, если не связано с хроническим абстинентным синдромом. «Ни шагу назад!» — шепчут обметанные губы и на головы читателей обрушивается «Иное небо». Очередная, умышленно или по лености не выписанная альтернативная история — водоворот событий, горы дымящейся человечины, лужи крови и спермы, и на вершине — ОН, простой русский супермен, способный и порефлексировать, и отразить любую бяку, будь то козни террористов кавказской национальности или хищные поползновения неведомых — пока — потомков. Вот теперь он предстал во всей своей красе — родимый особист-прогрессор, жив курилка, что у головачевых, что у столярчуков и далее всюду, опричь ленивых и брезгливых на эпигонство и мертвечину.

Я согласен: все мы выросли из Стругацких. Но в том-то и дело, что выросли из. Пора вылезти из детских штанишек чужих идей и начать жить собственным умом и талантом, у кого таковые имеются вместе с несчастьем родиться в этой стране. Довольно тиражировать приторные лубки, столь красочно смотрящиеся на расстоянии: народ-богоносец, историческая миссия русского пролетариата, благородное прогрессорство, интернациональный долг — продолжите ряд сами.

Мертвые не хоронят своих мертвецов, это им просто невыгодно. «Король умер — да здравствует король!» — браво, но стащите сначала труп с трона.

И, наконец, последний потомок династии; все сказанное ниже — моё личное мнение и я с ним согласен: Вячеслав Рыбаков — Последний Великий Русский Писатель.

Начнем с подлежащего. Рыбаков — Писатель милостью Божьей, он не скован условными рамками фантастического жанра, он использует его как гвоздь, на который вешает свое исследование человека, психологии, глубин души. Так ли важны не вполне внятные фантастические идеи в «Очаге на башне» и «Гравилете «Цесаревич» — важны люди, их чувства и действия, лабиринт эмоций и взаимоотношений. Глубина проникновения, ширина мысленного охвата ставят Рыбакова в ряд русских писателей, всегда особенно трепетно подходивших к рассмотрению этических и моральных проблем бытия.

Ведь казалось бы: схема та же — сверхъестественные силы, герой — агент высокого класса, но уровень, уровень… Блестящий язык, которым упиваешься и от которого не в силах оторваться, точное и осторожное обнажение нерва эпохи, поэтичность образов и отношений — всё это омыто кровью сердца писателя, не наблюдателя и не отстраненного счетчика трупов в компьютерной игре, но сопереживающего и страдающего соучастника. Русский роман достиг вершины на Шолохове и почти выродился в автопародию на Пастернаке; Рыбаков достойно завершает шеренгу.

«Ну почему же «последний»?», — спросите вы.

А кто же вслед за ним? Имя, сестра, имя! Неужли кто из хулиганствующих и эстетствующих (что зачастую одно и тоже) модернистов: Лимонов, Нарбикова, Ерофеев, Битов, Маканин? Нет на обозримом горизонте следующего пика, к которому можно было бы протянуть мысленную нить ориентира. Пока нет.

Но не тянитесь к валерьянке, почтеннейшие. Природа не терпит пустоты — есть племя младое (?), незнакомое, что уже вовсю играет у гробового входа. Кто же они?

Популярная литературоведческая теория различает два типа психологий и литератур: Нomo deus и Нomo ludens. Тип первый, Человек Божий, скорее свойственен «восточному» стереотипу — человек, исполняющий на Земле волю Божию, что определяет поведение и отношение к миру. Второй же, Человек Играющий, скорее, соблюдает правила игры и не столько старается выполнить предначертание в юдоли земной перед встречей с Творцом, сколько наслаждается жизнью и собственным искусством игрока.

Рыбаков — ярчайший представитель homo deus, воспитанный на Великой Русской Литературе и воспринявший навеянные ею этические концепции Братьев.

Во главе же вступающих на литературную российскую стезю homo ludens — Внезапный Патриарх Святослав Логинов. Не уверен, осознает ли он сам какая роль ему уготовлена, но «Многорукий бог Далайна» заслуженно венчает его лаврами Основоположника.

Логинов создал великолепную игру, местами, может быть несколько запутанную и не вполне наглядную (мне лично все время не хватало карты далайна с построениями илбэча), игру, утяжеленную традиционными и обязательными размышлениями Творца о мире и своем месте в нем и, тем не менее, гениальную. Горячие головы уже подумывают о написании компьютерного аналога.