Ливенз. Так оно и есть, ваша милость. Я бы и рад работать, да хоть умри, ничего не могу найти.

Судья. А вы пытались?

Ливенз. Я все перепробовал, ваша милость, все, что было в моих силах.

Судья. Ну, ну.

Молчание.

Инспектор. Если ваша милость думает, что к этому есть соответствующие основания, мы охотно возьмем девочек.

Судья. Да, да, я знаю, но у меня нет доказательств того, что этому человеку не может быть доверено воспитание собственных детей. (Поднимается и снова идет к камину.)

Инспектор. Ваша милость, но если они останутся у отца, мать может получить к ним доступ.

Судья. Да, да, их мать, конечно, лицо неподходящее для общения с детьми. (К отцу.) Ну, что вы скажете?

Ливенз. Ваша милость, я могу сказать только одно: если б мне достать работу, я бы с радостью их кормил. Но что я могу сделать, ваша милость? Я сам перебиваюсь с хлеба на воду, живу в ночлежке. Сил у меня хватает, я хочу работать... не так уж я слабее других... Но, видите, ваша милость, после лихорадки волосы у меня поседели (дотрагивается до волос), это тоже не в мою пользу. И вот мне все как-то не везет...

Судья. Да, да. (Медленно.) Что ж, я думаю, все основания налицо. (Не спуская пристального взгляда с маленьких девочек.) Хотите вы, чтобы этих девочек поместили в приют?

Ливенз. Да, ваша милость, конечно, хочу.

Судья. Ну, я откладываю рассмотрение этого дела на неделю. Через неделю приведете их снова. Если к тому времени обстоятельства не изменятся, я отдам распоряжение.

Инспектор. Ровно через неделю, ваша милость.

Лысый констебль, взяв девочек за плечи, выводит их. Отец идет следом. Судья, вернувшись на место, наклоняется к секретарю и что-то тихо ему говорит.

Бартвик (прикрывая рот рукой). Печальный случай, Роупер, очень тяжелое положение вещей.

Роупер. В полицейских судах слушаются сотни подобных дел.

Бартвик. Весьма печально! Чем больше мне приходится с этим сталкиваться, тем более важным кажется мне вопрос о положении народа. Я твердо решил встать на защиту их прав в парламенте. Я внесу предложение...

Судья прекращает разговор с секретарем.

Секретарь. Переходим к делам, назначенным к повторному слушанию!

Бартвик замолкает на полуслове. Движение в зале, и из двери для публики появляется миссис Джонс. Джонс в сопровождении полисменов входит из двери для заключенных и вслед за миссис Джонс поднимается на скамью подсудимых.

(Джемс Джонс, Джейн Джонс.)

Судебный пристав. Джейн Джонс.

Бартвик (шепотом). Кошелек... в деле ни в коем случае не должен фигурировать кошелек, Роупер. Как бы все это ни обернулось, вы не должны допустить, чтобы история с этим кошельком попала в газеты.

Роупер кивает.

Лысый констебль. Тише!

Миссис Джонс, одетая в черное поношенное платье из жиденькой ткани и черную соломенную шляпку, стоит неподвижно, положив руки на перила загородки, идущей вокруг скамьи подсудимых. Джонс прислонился к задней стенке загородки и вполоборота с вызовом посматривает на окружающих. Он осунулся, давно не

брит.

Секретарь (справившись в бумагах). Дело, отложенное с прошлой среды, сэр. Кража серебряной коробки для папирос и оскорбление словом, а также оскорбление действием полиции. Оба обвинения рассматривались вместе. Джейн Джонс, Джемс Джонс!

Судья (глядя на него). Да, да, помню.

Секретарь. Джейн Джонс.

Миссис Джонс. Да, сэр.

Секретарь. Признаете ли вы, что совершили кражу серебряной коробки для папирос ценой в пять фунтов десять шиллингов в доме Джона Бартвика, члена парламента, между одиннадцатью вечера в понедельник и восемью сорока пятью утра во вторник на пасхальной неделе? Да или нет?

Миссис Джонс (тихо). Нет, сэр, не признаю.

Секретарь. Джемс Джонс! Признаете ли вы, что совершили кражу серебряной коробки для папирос ценой в пять фунтов десять шиллингов в доме Джона Бартвика, члена парламента, между одиннадцатью вечера в понедельник и восемью сорока пятью утра во вторник на пасхальной неделе и что затем в три часа пополудни во вторник на пасхальной неделе совершили оскорбление словом, а также оскорбление действием по отношению к полицейским чинам при исполнении ими служебных обязанностей? Да или нет?

Джонс (угрюмо). Да. Но у меня найдется много чего сказать по этому поводу.

Судья (секретарю). Да, да. Но как вышло, что этим двум людям предъявляют одно и то же обвинение? Они муж и жена?

Секретарь. Да, сэр. Помните, вы решили отложить разбор дела для выяснения некоторых обстоятельств, связанных с показаниями подсудимого.

Судья. Они были в заключении это время?

Секретарь. Женщину вы освободили под обязательство предстать в срок перед судом.

Судья. Да, да, дело о серебряной коробке, теперь я вспомнил. Ну?

Секретарь. Томас Марлоу.

За сценой несколько раз раздается: "Томас Марлоу!" Входит Марлоу,

направляется к свидетельской ложе.

Судебный пристав. Показания, которые вы даете суду, должны быть правдой, только правдой и ничем, кроме правды; да поможет вам бог! Поцелуйте библию.

Марлоу целует книгу. Один из констеблей снизу подает серебряную коробку, и

пристав ставит ее на перила.

Секретарь. Марлоу, вы служите дворецким в доме Джона Бартвика, члена парламента, проживающего на Рокингейм-Гейт, номер шесть?

Марлоу. Да, сэр.

Секретарь. Положили ли вы в понедельник на пасхальной неделе между 10.45 и 11 часами вечера на поднос в столовой вышеупомянутого дома серебряную коробку для папирос? Вы опознаете эту коробку?

Марлоу. Да, сэр.

Секретарь. И вы обнаружили пропажу этой коробки в восемь сорок пять утра, когда собирались унести поднос?

Марлоу. Да, сэр.

Секретарь. Вам известна подсудимая?

Марлоу кивает.

Она работает поденщицей в доме номер шесть по Рокингейм-Гейт?

Марлоу снова кивает головой.

И в то время, когда вы обнаружили пропажу коробки, вы застали ее одну в той комнате?

Марлоу. Да, сэр.

Секретарь. И затем вы сообщили о пропаже своему хозяину, и од послал вас заявить об этом в полицию?

Марлоу. Да, сэр.

Секретарь (к миссис Джонс). Есть у вас вопросы к свидетелю?

Миссис Джонс. Нет, сэр, благодарю вас, сэр.

Секретарь (к Джонсу). Джемс Джонс, есть ли у вас вопросы к свидетелю?