Борщ был совсем не такой, какой варила мама, но тоже вкусный.

Не успели съесть и по ложке, раздался звонок в дверь. Аркадий пошёл отворять.

— Ты чего явился? Что стряслось?

— Что, что… Римка разбушевалась. Небось, читал сказку о золотой рыбке? Захотела стать владычицей морскою. Чего смеёшься? Я не шучу. Мало ей одной прислуги и одного шофёра. Хочет, чтобы немедленно купил ей дачу с обслугой и яхту Следующим будет самолёт. Прорва. Всё мало. Раздулась, как клоп.

— Так, ты же сам хотел яхту и дачу! Это твои идеи. Из-за чего поругались?

— Она обозвала нашу прислугу, а та возьми собери вещи да уйди. Что тут стало! «Немедленно найди другую!» Сковородкой в меня запустила. Уселась за стол и говорит: «Не встану с места, пока не приведёшь новую».

— Чего ты к нам пришёл?

— Помоги найти.

— Иди к старой, повинись, попроси прощения. Где я тебе найду новую?

— Ты же говорил, к тебе сегодня должна прийти прислуга.

Услышав, как он назвал Асю, Юля вышла в коридор и резко сказала:

— Нет!

Митяй отдувался, как вскипевший чайник. Красный, щёки набухшие, изо рта — с каждым словом брызжет слюна. На щеке — синяк.

— Что значит «нет»?! Ты же сама всё делаешь! Зачем тебе прислуга? Ты девушка трудовая.

— Катись отсюда! — закричал Аркадий. — Всё не научишься вести себя по-человечески. Как ты разговариваешь с Юлей?

— Ну, прости, старик, виноват. — Митяй жадно оглядел Юлину фигуру. — Неотёсанный я. Но дело есть дело. Отдайте мне вашу бабу. — Юля вздрогнула и рванулась было к Митяю, Аркадий удержал её, обнял. Митяй ничего не заметил. — Ты ещё найдёшь себе, — продолжал самозабвенно говорить. — Тебе не к спеху. А я не могу домой вернуться. Ведь так и будет сидеть, я знаю её.

— Есть захочет… — зло сказала Юля. — Я хочу, чтобы ты ушёл!

— Ты-то чего в позу встала? Ещё и узнать её не успела, а уже вцепилась? — Снова он пробежал взглядом по её фигуре.

— Опять?! — гаркнул Аркадий. Осторожно снял руки с Юлиных плеч. — У нас прислуги нет, ясно? Уйди. Я своё слово сказал. И потом, мы есть хотим. Борщ остывает, а мы любим горячий, ясно? Мы, видишь ли, обедаем.

Митяй разозлился:

— Вместо того, чтобы мне предложить пожрать, гонишь. Я тоже, может быть, хочу отведать вашего борща. Что, жалко?

Мимо Аркадия и Юли Митяй прошёл в кухню. Аркадий двинулся за ним.

— Не жалко. У нас медовый месяц, и должны же мы когда-нибудь быть вдвоём?! Катись, Митяй, к своей Римме.

— Медовый месяц давно прошёл, — пропел игривым голосом Митяй.

— Прошу как человека: уйди!

Но Митяй уселся на место Аркадия, отодвинул его тарелку и заявил:

— Наливай мне быстро, а то с голоду помру, а себе принеси стул, если хочешь доесть свой борщ.

Юля ушла в спальню.

На работе они с Аркадием виделись редко. Аркадий мотался по Москве и Подмосковью: проверял «точки», организовывал новые, покупал землю — садовые участки к пустыри. Заезжал на несколько минут, связывался с особо важными из звонивших ему — они были аккуратно занесены секретаршей в специальный блокнот, забегал к Юле поцеловать её и снова убегал. Обедали они ежедневно в два или три часа в близлежащем кафе. Еда — невкусная, но какой выход — ехать домой времени нет.

— Потерпи немного, — виновато улыбался он. — Снимем квартиру около фирмы. Обедать будем дома. И душ сможем принять, и отдохнуть. Завтра пойдём смотреть две квартиры.

Неожиданно заглянул к ней в бухгалтерию Митяй.

— Ну, как живём-поживаем? — спросил.

Она не ответила.

— Нравится в городе?

Она снова промолчала. Его это не смутило, как ни в чём не бывало, он сказал:

— Ты теперь совсем городская. Не узнать. Деревенские они способные, быстро учатся культуре!

— Культуре? — переспросила Юля. — Сковородой кидаться? Или прислугу оскорблять?

— Ишь ты, какая скорая на язык! Хорошо вмазала моей супружнице! Когда в первый раз увидел тебя, ни за что не подумал бы, что ты способна так быстро вырасти.

— Я тоже, — сказала Юля, не очень хорошо поняв, какой смысл Митяй вкладывает в слово «вырасти». Она и сама себя сегодняшнюю не узнала бы — что правда, то правда.

— За словом в карман не лезешь, нет! — продолжал Митяй. — Хочу вопросик задать. Ты просто так потолстела или отпрыска ждёшь?

— Ты всегда был такой… наглый или только со мной?

— Признаюсь тебе, изо всех сил завидую я Аркашке. Везёт ему в жизни! Умеет устроиться! Мне бы такую, как ты!

— Каждый получает то, что заслуживает.

— Ха! Сказанула. А вот и нет. Если бы каждый получал то, что заслуживает, никогда убийцы и воры не становились бы богачами и правителями!

Митяй потянулся, зевнул.

— Ты не ответила на мой вопрос: отпрыска ждёшь или выпятилась на городских харчах? Так расцвела — глаз нельзя отвести! Ты такая… пальчики оближешь.

Юля склонилась над бумагой.

Скорее сбежать от него под душ, отмыться от его слов, что прилипли к ней.

— Не отвечаешь. Брезгуешь. А ведь я о тебе думаю. Можно сказать, сохну.

— Мне приснилось, или, в самом деле, слышала: Аркадий — твой друг? Если вы друзья, так, почему ты предаёшь его?

«Уйди!» — хочет сказать она.

Нельзя. Она чувствует: Митяй — мстительный.

Юля начинает набивать пункты проекта, смету его доходов-расходов, и вспрыгивающие на экран буквы успокаивают её. Печатает она медленно, старается бить правильным пальцем по клавише, но мизинец плохо слушается, и безымянный не хочет работать как положено.

— А Ганка шлёпала, как пулемётчица, в секунду бумага готова. Вот это называется квалификация. Значит, не хочешь говорить со мной? Демонстрируешь?

Имя «Ганка» тормозит пальцы, они виснут над клавиатурой. Она собиралась сходить к Ганне…

Но ведь пока всё хорошо. Аркадий жив, здоров, и дела вроде идут.

— А ты с ней встречаешься? — спрашивает Юля.

— Ишь, какая ловкая! Ты на мои вопросы не отвечаешь, а от меня ждёшь ответа. Разговора-то не получается. Или давай поговорим откровенно, — он придвигается к ней со стулом, — или оба остаёмся при своих. Ганна тебя задела… я знаю. Она — бритва. Она — разящий меч. Её слово не простое. Она — язва, стерва. С ней лучше дружбу водить. Она насквозь видит. Её надо бояться! — широко открыв глаза, пропел Митяй и сунул Юле под нос свой толстый палец.

«Дай адрес», — чуть не сказала Юля. Сдержалась. Ни разговора, ни дружбы у неё с Митяем не получается. Один озноб.

Разит от него чем-то химическим, смешанным с лосьоном, сигарами. За столом в день рождения вещал:

«Сигары, ребята, — для бездельников. Сидишь себе неподвижно, перевариваешь вкусную жратву и балдеешь. Главное — не шевелись. Ничего над тобой не каплет, ничего у тебя не болит, и — ни одной мысли. Твоё время, твой кайф. Приятная это работа, ребята, — курить сигару…»

Митяй стал заглядывать к ней. Уставится. Теребит её вопросами. Говорит пошлости.

С Игорем отношения получились совсем другие. Игорь думал только о деле. Её это вполне устраивало. И, может быть, никогда не полезла бы она в его душу, если бы что-то не напрягало её в его присутствии. Захотелось узнать его поближе. Как-то небрежно спросила Митяя, женат ли Игорь, есть ли дети.

Митяй охотно выложил: женат был, недолго, разведён, по воскресеньям встречается с сыном, остальное время, по выражению Митяя, «горит на работе». Любит играть с компьютером сидит перед ним допоздна. Что делает, неизвестно.

Аркадий как-то сказал о нём: «Клад, а не мужик, скала, полагаюсь на него, как на себя самого».

Игорь нетороплив, обстоятелен, малословен. В отличие от Митяя, смотрит прямо в глаза собеседника и не отводит взгляда во всё время разговора. Среди новых русских различает «однодневок» и «долгожителей». На совещаниях делает лёгкое движение указательным пальцем, словно мотив выбивает — едва выстукивает по столу, что означает: «Не трать порох, Аркаш, туфта». Если же мужик Игорю, по выражению Митяя, показался, кладёт неподвижную ладонь на стол и в оставшуюся встречу неподвижно буравит его взглядом.