— Если он защищает, почему «передовая» и «под огнём»?

— Потому что всё равно каждый день могут убить! Рэкетир защищает тебя только в твоей конторе. Есть бандиты, которые достанут тебя и в городе, и дома. — Аркадий вздохнул. — Сейчас очень большая конкуренция, и не все ведут честную игру. Особенно трудно, когда только начинаешь: в любую минуту уберут. Митяй говорит: «Голова!» Может, и голова, но не о том она вынуждена думать, о чём ей положено, а о каких-то немыслимых вещах: как охранить своё дело от бандитов, как спрятаться от налогов — власть имущие стремятся отхватить львиную долю себе. И много других проблем!

— Ты веришь Митяю? — снова пошла на поводу своих ощущений Юля.

Что-то сейчас, за их первым завтраком, происходит. Кирпичик к кирпичику… возводится их общий дом.

— Как самому себе. Митяй мне предан.

— У него есть жена?

— Почему ты спрашиваешь?

— Он изменяет ей?

— Ну и скромница! Ну, и тихоня! Да у тебя не голова, компьютер. Изменяет, Юленька, ещё как изменяет. Бабник он. А что, уже успел — не так посмотрел на тебя? — Она пожала плечами. — Я не ревную, Юленька. Я знаю тебя сердцем. Ты — преданная, ни ты мне, ни я тебе не изменим. Мы одно целое. Тут у него ничего не выйдет.

Телефонные звонки, один за другим, остановили их разговор. Юля слушала внимательно. «Приходные», «накладные», «поставка товаров», «балансовый отчёт»… — слова знакомые, но справится ли она?

Один звонок был странный.

— Ну? Ну! Годится! — Аркадий кивал, как болванчик. Наконец положил трубку. — Сегодня у нас с тобой вечером свадьба. Ребята хотят отметить такое важное для меня событие. Инициатор, конечно, Митяй.

— У нас же была свадьба!

— С твоими родными, не с моими.

— А твои родители приедут?

— Я звонил им вчера, сказал, что женюсь. Оказывается, они подыскали мне жену дома.

— И теперь недовольны?

— Не знаю, но у отца срочная работа. А мать — директор летнего лагеря. Вообще-то она учительница географии. Так что родителей не будет! Поехали!

Он не обнял её, не поцеловал, распахнул перед ней дверь на лестницу.

— Не забыть бы ключ для тебя сделать, — сказал мальчишеским голосом.

Так началась их общая жизнь.

Они вышли в прохладный день августа. Недалеко от их подъезда стояла кремовая посверкивающая машина. Аркадий распахнул перед Юлей дверцу.

— Ну, садись за руль, ты поведёшь машину.

— Я?!

— Именно ты. Усаживайся поудобнее. Пристегнись, пожалуйста. Есть разные виды управления машиной. Наша — с автоматической коробкой передач. Называется «Вольво». Самая долгоиграющая машина, может жить сколько угодно лет, если за ней ухаживать. Значит, смотри, вот тормоз, вот газ. Страшная ошибка — перепутать газ с тормозом, надеюсь, ты этого никогда не сделаешь.

Аркадий объяснил, как переключать рычаг, как давать сигналы поворотов, как выполнять поворот.

Они катались по улице вокруг дома, и Юля с удивлением обнаружила: ей комфортно, ей спокойно, она чувствует машину.

— Ты прямо родилась водителем. Потренируешься подольше, изучишь теорию и получишь права. Машина тебе сильно поможет в жизни, когда поступишь в институт и перестанешь помогать мне. Ну, давай пересядем. Пора дела делать. Следи внимательно за движением, а я буду называть тебе знаки и говорить правила.

Они ездили по базам, не по магазинам. «Так много дешевле», — объяснил Аркадий. Юля послушно крутилась под руками мужа. Но она никогда не носила ни брюк, ни коротких юбок, едва прикрывающих зад, ни блуз с открытым воротом… а потому не относила этих вещей к себе.

— На сегодня хватит, — сказал наконец Аркадий. — Попозже закупим тёплое для осени. Сейчас переоденемся, поедим и — на работу.

— Ты говорил, на базах дешевле, а каждая вещь стоит чуть не сотню долларов, а то и больше. Ты же разорился сегодня!

— А знаешь, сколько стоит кожаная юбка в магазине? Несколько сотен.

— И кто-нибудь покупает?

— Ещё как! Твой отец сказал — «новый русский». Вот, новый русский и покупает. Почему ты сидишь на краешке? Заторможу неожиданно, и угодишь лбом в стекло. Сядь нормально и пристегнись.

Громадные дома, разноцветные, разнокалиберные машины, несущиеся по широкому проспекту, и она — в гуще незнакомой жизни.

Дома Аркадий вывалил свёртки на кровать.

— Выбирай, в чём пойдёшь сегодня на работу.

Завёрнутые в цветастую бумагу, из которой хорошо делать ёлочные игрушки, вещи притаились врагами.

На базе мерила их как под прожектором — под восхищённым взглядом Аркадия — ему доставить удовольствие, никак не приспосабливая их к себе. Что она наделала? Почему не сказала тогда, чтобы не покупал?

— Прости меня, я не могу это носить, — сказала сейчас. — Они не мои, не для меня. Я в них заболею. Я их не понимаю.

Аркадий захохотал. Так смеются, когда нет ни одной дурной мысли, ни одного дурного слова внутри, а есть только детство.

— Ты что? — удивилась она.

А он отсмеялся, посадил её на край тахты, сел рядом, взял косы в руку. И сразу словно оглохла — едва слышит рвущийся на стыках его голос:

— Конечно, революция. В селе — трава под ногой, для дыхания — деревья и поля. Здесь — асфальт, камень, отработанные газы. В селе — ситцевое платьишко в цветочек и разношенные сандалеты. Здесь — мода.

Внезапно он замолкает. Отпускает её косы, чуть отодвигается от неё, виновато говорит:

— Нам надо ехать…

И через паузу:

— Всё не так, Юленька, я понимаю, но ты вышла за меня замуж… захотела пожить моей жизнью. И уже сделала маленький шажок к ней — почти научилась водить машину. Разве это не важно? Насчёт тряпок. Я тебе купил самое модное сегодня, то, что сегодня носят. Конечно, хорошо быть оригинальным, иметь свой стиль, но я не хочу, чтобы тебя обидел чей-то взгляд. Первое время доверься мне! Знаешь, есть такое выражение «не высовывайся». Не надо высовываться, если не хочешь неприятностей. Оглядишься, сама поймёшь, что тебе нужно. Надеюсь, моей жизнью будешь жить недолго. Твоя мама права, и у тебя обязательно будет жизнь собственная. Твоя профессия, твои люди, а значит, и твой собственный стиль. — Он погладил её по голове. Вчерашней сладкой болью заныло тело.

Обедать они пришли в ресторан. Молодые женщины одеты в такие же одежды, что купил ей Аркадий, и никто не думает стыдиться наготы.

Аркадий придвинул ей меню, но она ни слова не поняла — названия все незнакомые. Попросила:

— Выбери ты мне.

— Я не знаю твоих вкусов, любишь мясо, рыбу, суп?

— Хочу борщ и какую-нибудь кашу. Что ты смеёшься? Здесь не бывает борща и каши?

— Борщ, может быть, и есть, но каши точно здесь быть не может, разве что гречневая.

— Вот и хорошо, я люблю гречневую. Почему на меня смотрят, я ведь не высовываюсь, — усмехнулась она.

— Тобой любуются, мужчины завидуют мне. Представляешь, каким гордым я себя ощущаю?

— Может, потому, что раньше они нас здесь не видели?

— Думаешь, в ресторане все друг друга знают? Нет, Юленька, многие здесь бывают раз, и привет. Вечерами ещё можно встретить завсегдатаев…

— А ты часто ходишь сюда?

— Нет, конечно, обедаю в кафе возле работы. Вот там все знают меня — ем приблизительно в одно и то же время. Не думаю, что мы найдём тут борщ, в этом ресторане кухня — европейская, а не русская.

И в самом деле борща не оказалось, а принесли Юле луковый суп, который, к её удивлению, ей понравился, и рыбу с очень вкусным гарниром. На десерт Аркадий взял ей пышное пирожное.

Обед на неё подействовал самым странным образом — сказалось ли напряжение последних: двух суток, или она с непривычки переела, но она закрыла глаза и отключилась.

Проснулась от лёгкого дыхания Аркадия. Аркадий осторожно обнимает её, и её голова — у него на плече.

Когда они вошли в офис Аркадия, секретарша стояла спиной к ним, склонившись над столом. Короткая кожаная юбка, ноги обтянуты блестящими чулками, высоченные каблуки.