Теперь Моисей и его жена Броха молились тайно, чтобы не дай Б-г никто не видел и не доложил кому нужно. Но более всего страдал Моисей о том, что не мог он больше обучать местечковых мальчишек Торе, Книге всех Книг.

До городка дошли страшные слухи, что тех меламедов, которые продолжали своё "чёрное" дело даже не ссылали - порой просто расстреливали без суда и следствия.

Так Моисей остался без средств существования. А семью нужно было кормить и ничего ему не оставалось делать, как идти за помощью к соседям. Соседи уважали учителя и скинувшись, купили ему лошадь. Старая кобыла была совсем ещё ничего: к ней прицепили повозку и стал Моисей извозчиком. Кто бы мог подумать, люди добрые, что Моисей станет Извозчиком? И теперь, когда Броха по-прежнему брала табуретку и садилась в ноги уставшему мужу, он с ещё большей нежностью гладил её по белоснежной, выглаженной косынке и говорил:

- Ничего, Броха, Ничего... Не святые люди горшки обжигают. Потерпи, родная.

Вскоре в жизнь городка пришло ещё одно новомодное слово "коллективизация" и Моисею ничего не оставалось делать, как вступить в Колхоз. Мало того, что меламед Моисей стал колхозником, он ещё и получил приличную должность: его назначили сторожем крупорушки. Вы опять призадумались? Вы не знаете, что такое крупорушка? Признаться, когда я читала дневник Идла Айзмана, деда Изи, мне показалось, что этот грамотный человек ошибся и что такого слова нет. Оказалось, что такое слово есть: так называлось маленькое предприятие по очистке и переработки зерна. Итак, Моисей стал сторожить это предприятие.

Часть третья

ЛЮБОВЬ

Пока шла коллективизация, пока решались вопросы с лошадью и трудоустройством бывшего учителя еврейской школы, подросла Сара и превратилась в настоящую красавицу! Все заглядывались на неё, да и женихов было хоть отбавляй! Ах, какие парни бегали за Сарочкой! Но Сарочке не нравился никто.

- Чем тебе не нравится Мотл, дурочка!

- Папа, ты разве не видишь, что у Мотла не всё в порядке с головой?

- Ну и как ты это поняла, умница моя?

- У него носки разного цвета. Один чёрный, другой серый.

- А... Это важный аргумент в семейной жизни. А чем плох Шмулик?

- Папа, он такой странный!

- А в чём его странность, Сара? - вмешивалась в разговор Броха.

- Мамочка, ты бы хотела, чтобы когда ты садишься на табуреточку и папа гладит тебя по голове, чтобы он мычал? Хотела бы?

- А что, Шмулик мычит?

- Мычит, мамочка. Я его спрашиваю: Шмуль, который сейчас час? А он смотрит на меня и мычит.

- Не может быть?

- Может, - вступается за дочку отец. - Он всегда мычал, когда стеснялся. Он мычит от стеснения, девочка моя. Он любит тебя!

- А я его не люблю и никогда не полюблю. А если вы заставите меня выйти за него замуж, вообще пойду и утоплюсь. Или повешусь.

- Что она говорит, Брохл? Разве ты не знаешь, что это самый страшный грех для еврея, Сара?

- Самый страшный грех, папа, замуж без любви идти.

Так отвечала родителям Сара с выбегала из дома.

- Ты видишь? - спрашивала Броха мужа.

- Да уж... - многозначительно отвечал Моисей.

- Хотя я и сама бы замуж за Шмулика не пошла. Да и за Мотю тоже... Я видела эти носки...

Однажды, когда Моисей возвращался с работы домой, а дело было утром, причём рано, он увидел свою единственную дочь Сару. Сара была не одна. Сара шла за руку с Павлом, шестым ребёнком в семье, и не сводила с него влюблённых глаз. Моисей подошёл к паре, взял Сару за руку и молча повёл домой.

Что было дома, не осталось тайной ни для кого, так как оттуда попеременно слышались крики то Брохи, то Сары.

- Господи! - вопила женщина, мать. Пусть он будет хромой, слепой, с разными носками и пусть он мычит. Пусть он только будет еврей, Сарочка! Господи, за что нам это? Чем мы прогневили тебя, Господи! Когда мы успели так нагрешить, что ты нас так наказываешь?

- Мамочка, разве любовь - это грех?

- Грех, девочка, это когда любишь не того, кого надо! Как же ты без хупы?

- Тс... - вмешивался муж. - Какая Хупа, Броха! Забудь про Хупу. Или ты хочешь, чтобы нас погрузили с твоими коржиками и отправили в места...

- Молчу, Моисей, молчу...

- А раз нельзя Хупу, не обязательно, чтобы он был евреем! - умоляюще смотрела дочь на родителей глазами, полными слёз.

Практически то же самое происходило в семье Павла. Отец просто брал тяжёлый кожаный ремень и стегал парня, приговаривая:

- Я те покажу, жидовку! Что, нормальных девок нет?

- Я люблю её, папа!

- Тю, любит он её! Чем это еврейки лучше наших, а?

- Да ни чем!- рукой прикрывался от ударов ремня парень. - я не знаю чем, я просто люблю её!

- Я те покажу любовь! Ишь, нашёлся, жених еврейкин!

Так продолжалось некоторое время. На Сару не действовали ни уговоры, не запреты, не запирание дверей. Сара полюбила впервые в жизни и все доводы родителей казались ей мелкими и ненужными.

Как-то утром, вернувшись с работы, Моисей понял, что в доме что-то не так. Броха только встала и сидела в рубашке на кровати.

- Где дочь? - строго спросил Моисей.

- Не кричи, разбудишь. Спит твоя дочь.

- Не спит. Её в комнате нет. И шкаф пуст.

Броха вскрикнула и побежала в комнату Сары. Всё было так, как сказал Моисей.

- Не доглядела, Господи! - тихо, одними губами прошептала Броха и упала в глубокий обморок.

Всё местечко переживало побег Сары и Павла, однако Гринштейны стойко переносили своё горе. Потом тихо собрали свои пожитки и уехали на Херсонщину, к дальним родственникам, подальше от сочувствующих глаз и осуждения людей городка.

Часть четвёртая

СЕМЬЯ

Тем временем, сбежавшие Павел с Сарой сели на поезд и поехали в Харьков. Почему в Харьков - понятия не имею, но видимо двум влюблённым было всё равно куда ехать. Молодые люди подошли к кассе и взяли билет на первый попавшийся по расписанию поезд.

Они сидели в набитом людьми вагоне, прижавшись друг к другу, и чувствовали себя абсолютно взрослыми и невероятно счастливыми. По приезду, они зарегистрировали свои отношения, став законным мужем и женой, поступили учиться и получили комнату в общежитии.

Павел поступил в институт железнодорожного транспорта, а Сарочка поступила в педагогический на учителя. Сказать, что жизнь их была непростой - не сказать ничего: работали ночами, учились днём, времени на отдых совсем не хватало. Но они были молоды и счастливы. Одно беспокоило Сару: что случилось с родителями, почему они не ответили ни на одно её письмо? Если Павел, как мужчина, был спокоен, поскольку у родителей было ещё пятеро детей, то Сара понимала, какая на ней лежит ответственность - она была единственной дочерью своих родителей.

Как-то вечером, возвращаясь от ученицы, с которой Сарочка занималась дополнительно, заглянув в почтовый ящик скорее по привычке, нежели умышленно, Сара увидела конверт. Ей пришло письмо от соседей, которым почтальон принёс Сарино очередное письмо. От них молодая женщина и узнала, что родители уехали на Херсонщину, а куда и к кому - то соседям было неведомо. Сара проплакала весь вечер, а наутро ей стало плохо.

"Это от расстройства, любимая", - предположил Павел и повёз жену в больницу. Через полчаса Сара вышла из кабинета врача несколько растерянной. На вопрос мужа "Что случилось и всё ли в порядке", Сарочка расплакалась и сказала, что скоро станет мамой.

Это известие несколько скрасило ощущение от письма, полученного накануне, но боль навсегда засела в её сердце. И когда ей было нестерпимо трудно, она садилась на маленькую табуреточку, как некогда делала её мама, прижималась к ногам мужа и ей становилось легче.