- Что все это значит? - спросил я.
Она улыбнулась и показала ручку.
- Катер закрыт. Карточка лежала на мамином туалетном столике. Я вынесла ее и написала на двери, где отыскать: прямо под приемником голограмм на носу катера. Никто на этой планете не сможет прочесть.
- Если агенты Федерации найдут катер, они прочтут, - сказал я.
- Нет, и они не смогут. Я подумала об этом. - Она по-прежнему улыбалась. - Помнишь зимний день, когда нельзя было из-за бури и снега выйти? Ты тогда разработал специальный алфавит для Баббы. Я его записала на языке Баббы.
- А папа и мама смогут прочесть?
- Конечно. Они поймут. Ты показал нам алфавит и объяснил, и мы поиграли им. Я его хорошо помню. Папа, похоже, ничего вообще не забывает. А мама однажды мне на нем написала записку. Так что они прочтут.
Улыбка ее исчезла, но глаза оставались мягкими.
- Ты действительно голова, братец мой. Я и не подумала бы разработать алфавит для Баббы.
- Кстати, нужно вот о чем позаботиться, - сказал я. Пора менять тему. Я чувствую себя ужасно, когда меня начинают хвалить. - Нужно уметь задавать вопросы жителям этой планеты. Значит, нужно изучить их язык.
Я поднялся на восемь миль и пролетел примерно двенадцать миль на запад, над холмами до долины, в которой живут люди.
- Проверь, есть ли в компьютере лингвистическая программа. А я пока посмотрю на местность и подумаю.
Я настроил увеличение так, что люди на земле напоминали крупных насекомых, и время от времени еще увеличивал, чтобы рассмотреть подробности. Довольно долго лесов было больше, чем полей. Среди лесов и полей извивалась главная дорога, на востоке она уходила в горы. Тут и там от нее отходили меньшие дороги, обычно они вели к большим укрепленным домам. Один из домов был даже каменный, как замки на Грунии. Рядом с каждым таким домом маленькая деревушка из двух-трех десятков домов, в основном жалких хижин и сараев, и лоскутное одеяло полей, которые, очевидно, обрабатывались людьми, жившими в этих деревушках.
Но меня в основном интересовала главная дорога, по которой передвигались разнообразные люди. Шли они группами, большинство в лохмотьях. Иногда виден был всадник или небольшая группа всадников.
Большинство всадников походили на воинов. На них было нечто похожее на расстоянии на рыбную чешую. Позже я узнал, что это называется кольчугой. У каждого меч и копье. Некоторые вели за собой вьючных животных.
Когда на пути всадника встречалась группа пешеходов, они всегда уступали дорогу и часто протягивали руки, будто просили что-то. За исключением вооруженных всадников, все остальные держались группами. Я думаю, из боязни грабителей.
Тут и там встречались пешеходы, одетые по-другому, примерно так, как люди на полях в том месте, где находится папа. На них серые или коричневые одеяния до лодыжек и капюшон, который в хорошую погоду они отбрасывали назад. Головы на макушке у них лысые, и лысина показалась мне искусственной, потому что она даже спереди окружена волосами.
Никто из этих людей не имел оружия, хотя некоторые опирались на палки в рост человека.
- Ларн, - сказала Денин, - в компьютере не только есть лингвистическая программа; ее легко использовать. Для начала нужно несколько десятков слов с их значениями и несколько предложений. Нам не нужно знать, что значат эти предложения. И тогда программа скажет, что делать дальше. Очевидно, таким образом она может получить и словарь, и грамматику.
Я почувствовал себя лучше. Теперь я знал, что мне делать, знал, как делать и как потом использовать полученные результаты.
- Хорошо, - ответил я. - Я знаю, как мы получим слова.
ЧЕТЫРЕ
Как я и думал, как только стемнело, путники начали покидать дорогу, чтобы провести ночь в окружающих лесах или на лугах. Я искал учителя языка, который не попытается ударить меня ножом.
Я выбрал одного из людей в длинной одежде, который путешествовал в одиночку. Возможно, у него под одеждой оружие, но мне почему-то казалось, что эти люди не имеют оружия. Да и неудобно носить меч под такой одеждой. Его оттуда долго вынимать.
Похоже, они принадлежат к какой-то организации невоенного типа. Может быть даже, они живут по правилам непротивления, как медвежьекошачьи мистики на Филвике. Я надеялся на это.
Мы следили, как этот человек свернул с дороги на луг, прошел футов сто и сел у ручья. Он стал есть что-то похожее на хлеб и сыр.
Поев, он встал на колени, сложил ладони вместе, склонил голову и так постоял несколько минут. Не знаю, чем он занимался. Похоже на какую-то медитацию, как на Филвике. После этого он начал чесаться. Потом натянул капюшон и лег, поерзал немного, вероятно, приспосабливаясь к неровной почве. Немного погодя сел и отбросил несколько камней, на которых лежал. Наконец, положив голову на свой маленький мешок, затих.
К этому времени совсем стемнело, и я переключился на инфраскоп. Инфраскоп не дает подробностей, но зато требует очень мало света. Довольно долго человек лежал неподвижно.
Я ждал, пока не наступит ночь ион уснет покрепче. Я решил, что если он шел весь день, много времени на это не понадобится. Потом мы опустились под покровом темноты, и Денин выпустила меня в ста ярдах от него, на краю луга. Когда она поднялась, я пошел вдоль ручья к человеку, держа в руке станнер. Было не очень темно. У Фанглита лишь один спутник, но он давал достаточно света, хотя и светил в две четверти.
Я увидел человека за сто футов и настроил свой станнер на низкую мощность и на широкий луч. На расстоянии в пятьдесят футов это его не парализует, только замедлит реакции. И еще глубже погрузит в сон. А когда проснется, в худшем случае у него будет болеть голова.
Конечно, если правда все, что я читал дома в приключенческих книгах о стрелке Маклуне.
Я прицелился и нажал на курок.
Подойдя к нему, я ударил его по голове рукояткой своего ножа, не очень сильно, только чтобы была шишка. Даже сквозь капюшон ударить нелегко - гораздо проще уложить из станнера. Придя в себя, он сопоставит шишку со своим беспамятством и решит, что я прогнал нападавшего.
А если он решит по-другому, я гораздо больше и сильнее его, и у меня есть станнер. Впрочем, нужно быть начеку.
Но как он дурно пахнет! Вот уж кому нужна ванна!
Он лежал всего в десяти футах от ручья. Я набрал в ладони воды и вылил ему на лицо. Он застонал и зашевелился, я приподнял ему голову.
- Как вы себя чувствуете? - спросил я по-эвдашски. Мне не нужно было изображать волнение, я на самом деле волновался. Он поймет, что, во-первых, я друг, а во-вторых, иностранец, не знающий местного языка. Я на самом деле его друг; впрочем, сомневаюсь, что он согласился бы с этим, узнав, что я с ним сделал.
Он что-то сказал, интонация в конце фразы выше, будто это вопрос. Я по-прежнему по-эвдашски ответил:
- На вас напал грабитель. Я прогнал его.
Он ничего не понял, но должно для него звучать успокоительно.
Он сел, достал из мешка питьевой мех и отпил. Потом откинул капюшон, ощупал место, куда я ударил, и что-то сказал, будто про себя. Я по-эвдашски спросил, как он себя чувствует.
Он взглянул на меня, очевидно, сообразив теперь, что я не владею его языком. Я протянул руку, коснулся пальцем его головы и сказал по-эвдашски "голова". Он ничего не ответил. Я не хотел, чтобы он сообщил мне, как на его языке головная боль или рана, поэтому показал на свою голову и опять сказал "голова".
- Ага! - произнес он. - La testo.
- "La testo", - повторил я. Приемник, прикрепленный к поясу, передает все, что я услышу, на записывающее устройство. Я показал на его питьевой мех. Он немного поколебался, потом протянул его мне. Я думал, что это вода, но содержимое оказалось кислым. Я решил, что это вино из местных фруктов.
- Вино, - сказал я по-эвдашски и встряхнул жидкость в мехе.
- Lou vin, - ответил он.
- Пить, - сказал я, делая вид, что пью.
- Ага! - опять сказал он. - Beure! - Он широко улыбнулся мне. Он понял, что я хочу, чтобы он учил меня, и ему это понравилось. Я провел пальцами, перебирая их, по руке.
