Я знал, как задержать их: выстрелом из бластера в нос лодки. Если это их не остановит, придется подстрелить одного. Я поднял пистолет, нацелился, нажал курок. Ничего!
Единственное объяснение, которое я мог придумать: он пропустил воду. Бластеры делаются водонепроницаемыми, но этот каким-то образом протек.
Я повернулся и побежал меж деревьями. Дыхание у меня еще не восстановилось после подводного плаванья, и с того времени, как мы покинули Эвдаш, я почти не бегал. Но мне шестнадцать лет, и, вероятно, я все равно бегаю лучше этих парней, у которых для передвижений всего лишь тридцатифутовая палуба. В гребле они легко побьют меня, но в беге...
Я оглянулся. Лодка причалила, потому что среди деревьев я увидел двоих бегущих за мной. Я побежал быстрее. Может, среди них все же есть хорошие бегуны. И теперь я вспомнил, что гребцы упираются ногами при каждом гребке. Это не мой вид спорта, но теперь я понял, что их ноги и легкие могут быть в очень хорошей форме.
Впереди я увидел за деревьями открытое место. Я побежал еще быстрее. Если у этих парней за мной есть луки, надо перебраться через поляну раньше, чем они выйдут из леса.
Оказавшись на поляне, я побежал изо всех сил и не оглядывался, пока не добежал до леса на противоположной стороне. Они продолжали бежать за мной, но луков у них не было. В руках у них короткие мечи - опасное оружие, но не на расстоянии в сто футов.
Начался подъем, но я продолжал бежать. Потом перестал их видеть. Тяжело дыша, обливаясь потом, на подгибающихся ногах, я продолжал бежать, хотя и не так быстро, но в то же время и не останавливаясь. Местами становилось совсем круто, и мне приходилось подниматься на четвереньках. Я не знал, гонятся ли они еще за мной, но мне казалось, что нужно двигаться, пока я не в состоянии буду сделать шаг.
Я так и поступил. Кажется, они отказались от преследования, когда перестали меня видеть. Может, не смогли отыскать мой след.
Упав без сил на землю, я скоро сел и осмотрелся. Я находился на вершине плато, на крошечном открытом месте, где скала подходила к самой поверхности и практически не было почвы, за которую могли бы уцепиться корни. Деревья вокруг были маленькие, и под ними ничего не росло, кроме тощей травы.
Это то самое плато, утесы которого обрываются к морю. Со своего места сквозь деревья я видел серое море, протянувшееся до горизонта. Снова пошел дождь, прохладный дождь, который приятно охлаждал мое пылающее тело. Небо выглядело так, будто дождь мог усилиться.
Мозг мой начал снова работать. При таком небе папа может лететь и днем. А к этому времени Бабба уже несомненно добрался до катера. Сейчас меня ищут. Надо найти достаточно большую поляну, чтобы они смогли приземлиться.
Через минуту я встал и пошел. Не знал, в каком направлении идти, но вспомнил, что у края утесов почва становится тоньше. Поэтому я шел вдоль края. Немного погодя увидел узкое ущелье, закрытое холмами, всего лишь расщелину. Глядя вниз, я увидел на дне ущелья ручеек, вероятно, следствие дождливого лета.
Я повернул и пошел по краю ущелья, пока не пришел к его началу. Тут было круто, но не так, как в том ущелье, где я нашел возможное укрытие для катера, поэтому я начал спускаться. Через какое-то время я был на краю чистого пруда. Встал на четвереньки и начал пить. Я почти выпил его: во время бега я потерял много жидкости.
Несколько минут спустя я добрался до берега, но не вышел на него. Наоборот, остался у входа в ущелье под укрытием нескольких низкорослых деревьев. Я знал, что если лягу, немедленно усну, и помнил, что случилось со мной, когда я последний раз лег спать. Но потом сказал себе, что глупо так думать. Если я один раз попал в трудное положение, это не значит, что теперь мне вообще нельзя спать.
Поэтому я лег и закрыл глаза. А когда открыл их, передо мной, улыбаясь, стоял Бабба.
ПЯТНАДЦАТЬ
Катер ждал нас на берегу с опущенным трапом прямо у входа в ущелье. Как здорово снова оказаться на борту! Я нисколько не устал! Был грязен, мокр, весь в синяках и ссадинах, но нисколько не устал. Мама крепко обняла меня, папа стоял за ней и улыбался во все лицо. Потом он переместил катер в то укрытие, которое я отыскал в первый день. Следующие несколько часов я рассказывал им, что произошло со мной, и слушал их рассказ.
И, конечно, ел. Мама попросила Арно, когда он приезжал на встречи, привозить с собой местную пищу. Поэтому я ел жареную свинину с яйцами, грубый хлеб, изготовленный из местного зерна, с местным маслом. Откровенно говоря, я не отличил бы эти яйца от тех, что мы ели на Эвдаше, не очень отличалось и масло, и хлеб. А вот свинина - это нечто особое! Похоже на поцелуй, но еще вкуснее.
Их задержала группа охотящихся норманнских рыцарей. Бабба был на полпути к катеру, когда собаки взяли его след и погнались за ним. Они чуть не поймали его. Охотничьи собаки действовали вместе с рыцарями очень согласованно и прекрасно знали местность. Пока они шли по его следу, ему пришлось забыть о катере. Ему потребовалось напрячь все силы, чтобы уцелеть. Несколько раз он был очень близок к смерти от собачьих клыков или от стрелы.
Наконец, когда собиралась гроза, рыцари отозвали псов и отправились домой. Пошел град, и Бабба укрылся под корнями частично упавшего дерево, которое повисло на соседних. Незадолго до рассвета он наконец добрался до укрытия, где оставил катер, но к этому времени папа перелетел на условленное место встречи с Арно недалеко от замка Ролана.
Бедный Бабба, усталый, со сбитыми лапами, отправился в пятимильную пробежку туда и прибыл как раз в тот момент, когда катер исчезал в облаках. Начинался рассвет, а Арно на встречу не пришел. Для Баббы это означало еще пять миль в обратном направлении. Большую часть этих пяти миль он шел: бежать у него уже не было сил.
Похоже, последние двадцать часов для Баббы были такими же опасными, как для меня, и гораздо более утомительными.
Наконец Бабба поднялся по трапу и рассказал папе и маме, что произошло со мной. Он сказал также, что никогда за всю жизнь так не уставал. Он даже представить себе не мог, что можно так устать.
А теперь предстояло вернуться к освобождению Денин. Папа согласился со мной: надо попытаться все-таки договориться с Роланом. Он, конечно, предатель, но у нас нет выбора. И нужно торопиться. Надо связаться с Роланом до того, как Арно покинет его замок, если он еще там. Тучи не были такими густыми, как накануне, но все-таки они покрывали небо сплошь.
Поэтому папа поднял катер на две мили и повернул его к замку Ролана. И посадил его прямо во дворе, перед входом в большой дом. Кто-то, должно быть, увидел нас и поднял тревогу, потому что, когда мы садились, люди разбегались, укрываясь кто где сможет. И позвольте вам сказать, ни один не вышел к нам, ни один! Даже собаки не выбежали! Мы видели только уток, гусей и свиней, да и те держались подальше. Как будто у всех тут совесть нечиста и они нас боятся.
Они, конечно, помнили, что произошло с воротами, которые еще не починили, и слышали о речных пиратах.
Мы ничего не стали делать, просто сидели и ждали. Минут через пять вышел отец Дрого. Он подошел к нам футов на пятнадцать, перекрестился и остановился. Я заговорил с ним через громкоговоритель, но уменьшив его громкость. Мне казалось, что как раз сейчас эффективней держаться отчужденно. К невидимому, за перстиловыми бортами катера, они почувствуют ко мне больше уважения.
- По-прежнему ли барон Ролан де Фале заинтересован в предложении, которое я сделал ему вчера? - спросил я.
Я не мог разгадать выражения лица Дрого. Он ответил только: "Я узнаю". Потом повернулся и ушел в дом, закрыв за собой дверь.
Я надеялся, что священник не сердится на вчерашнее (Неужели это было только вчера? Так много произошло с того времени!). По-моему, он тут лучше всех. Конечно, Арно мне нравится, но я не мог представить себе, чтобы Арно серьезно рисковал из-за меня без всякой очевидной выгоды, так, как это сделал Дрого.
