Я все время боялся сказать что-нибудь не так. Надо удовлетворить барона, не оскорбив священника. Надо помнить все, что я слышал от Арно и монахов, и надеяться на лучшее. Я решил, что лучше всего мне сейчас успокоиться и постараться ускорить развитие событий.
- Нет, он не мертв, - ответил я. - Я мог его убить. Я могу убить человека, лишить сознания или просто парализовать. Отис спустя некоторое время придет в себя с головной болью. Я не хотел убивать честного слугу и христианина.
Несколько секунд он смотрел на меня, его густые брови сошлись на переносице.
- Пошли со мной, - сказал он, вставая. - Все пошли со мной. - Мы вслед за ним вышли во двор и пошли к конюшне, конюх встретил нас у входа в нее.
- Приведи Буйного! - приказал барон.
Конюх, вероятно, был старым рыцарем. Он не кланялся, как слуги, держался прямо, на поясе у него был кинжал; в нем чувствовалось достоинство. Он помолчал всего секунду и кивнул.
- Да, господин, - сказал он и, хромая, пошел в конюшню. Кто такой Буйный? Конюх вывел свирепую лошадь. Судя по всему, она не была даже боевой. Я бы назвал ее охотничьей.
- Отойди, Ранульф, - сказал барон, и конюх отошел от лошади. Барон повернулся ко мне. - Сделай с лошадью так, как ты сделал с Отисом.
Я не знал, справится ли станнер с таким большим животным, поэтому настроил его на полную мощность и на узкий луч. Потом с расстояния примерно в пятнадцать футов нацелился в голову Буйного и нажал курок. Лошадь упала, будто ее ударили гигантским молотом. Ранульф, пораженный, посмотрел на нее, потом наклонился и открыл один лошадиный глаз. Потом потрогал горло, будто нащупывая пульс.
- Лошадь мертва, - сказал он. Голос его звучал угнетенно.
Барон поджал губы, потом кивнул.
- Никто так и не смог оседлать его, - сказал он. - Не надо было быть таким норовистым. - Резко повернулся и ушел обратно в дом, все пошли за ним и снова сели за стол.
Все молчали, но я почти слышал, как работают их мозги. Арно выглядел как кот, получивший блюдце сметаны. Барон пустил кувшин с пивом вдоль стола, и все, кроме меня, отпили из него. Меня мучили угрызения совести, особенно из-за лошади. Я не возражаю против выстрелов по полицейским, но Отис и Буйный тут ни при чем.
В первый раз с того момента, как позвали Отиса, я взглянул на священника, да и то мельком. Он больше не смотрел на меня подозрительно. Да и враждебность в нем больше не чувствовалась.
Барон выпил теплого пива, вытер рот обратной стороной ладони и громко рыгнул. Потом, повернувшись к священнику, сказал:
- Отец Дрого, покажи небесному лорду замок. Пусть посмотрит, как тренируются ребята, и вообще что хочет. - Он рассмеялся. Можешь заодно проверить, как он знает катехизис.
Он взглянул на рыцарей.
- Остальные займитесь чем-нибудь. Я должен поговорить с Арно наедине.
Они кивнули, все выглядели очень серьезными. Если они и чувствовали раньше ко мне презрение, то бедный Отис его устранил, а судьба Буйного заставила их даже уважать меня. Я понял, что эти парни считают важным. Но напомнил себе, что они единственные люди, которые могут помочь нам освободить Денин.
Я пошел с Дрого и получил свой "гран тур". Вначале он показал, где живут неженатые рыцари и сержанты - большая комната с деревянными кроватями и бесформенными матрацами наподобие того, на котором спали мы с Арно. Не матрацы ли причина того зуда, который беспокоит меня? Вероятно, какое-то насекомое. Я заметил, что остальные за столом все время почесываются; как же они чешутся под своими кольчугами?
Когда мы пришли в конюшню, вилланы уже утащили Буйного. Ранульфу я, по-видимому, не очень понравился, поэтому мы там не стали задерживаться. После посещения кузницы, где изготовлялось и оружие, мы пошли посмотреть тренировку начинающих рыцарей. В это время тренировались пять пажей и шесть сквайров. Их упражнения объяснили мне, почему рыцари кажутся такими жесткими и сильными. Морская пехота Федерации тренируется менее напряженно, чем эти норманнские дети, а ведь нескольким из них было не больше семи-восьми лет!
Даже самые маленькие были в полном вооружении, у них были щиты, и они упражнялись в бою мечами. Они бегали и прыгали с оружием, падали и кувыркались и бесконечно фехтовали, били, увертывались, кололи, рубили, уклонялись и нападали. Они упражнялись друг с другом и били по щитам и по любым незащищенным частям тела. Инструктор время от времени выкрикивал указания, объяснял или останавливал бой и сам показывал какой-нибудь прием. Инструктор седой, весь в шрамах, он заметно хромал - вероятно, ветеран многих битв.
Я считал, что шрамы на лице и руках Арно получены в бою, но тут мне пришло в голову, что он легко мог получить их на тренировках, когда ему еще не было десяти лет.
Мы смотрели также, как молодые сквайры тренируются с лошадьми. Я не поверил бы, что такие вещи возможны, если бы не видел своими глазами. Они сбоку подбегали к скачущей лошади и вспрыгивали на высокое седло с мечом в одной руке и со щитом в другой, при этом они были в своих тяжелых кольчугах по колено длиной. Они вполне могли ушибиться до смерти, когда начинали обучение.
Наконец Дрого отвел меня в часовню - маленький флигель главного здания. Пол часовни сделан из толстых досок или расколотых бревен, на нем не было травы. Стояли рядами скамьи, на них, вероятно, можно было разместить все население замка, включая семьи женатых рыцарей. Впрочем, сомневаюсь, чтобы скамьи предназначались и для слуг. В одном углу небольшая кафедра высотой по грудь Дрого, на ней вырезан крест, рядом с ней стол. Больше тут ничего не было.
- Назовись еще раз, - сказал жрец.
- Ларн, - ответил я. - Ларн кель Деруп. Кель Дерупы - древняя и благородная семья в той земле, откуда я родом.
- Гм, - он снова осмотрел меня сузившимися глазами. - А разве в твоей земле благородные люди не ходят в доспехах?
- Нет. Мы миролюбивый народ. У нас нет особой нужды в вооружении. Я никогда не встречал там людей в доспехах.
Он ответил не сразу.
- Тогда зачем... это? - он указал на станнер у меня на поясе.
- И в моей земле есть злые люди. И от них нужно защищаться. Но я никогда не носил оружия, пока не пришел в эту землю и увидел, как часто здесь люди применяют насилие.
Он задумчиво кивнул, и мне показалось, что я заслужил его одобрение.
- А каким богам поклоняются в твоей земле?
Облегчение, которое я только что испытал, испарилось. Я понял, что это самый главный вопрос. И если я отвечу неправильно, погублю все, по крайней мере то, что связано с отцом Дрого. Он понимал разницу между человеком, который просто надел крест, и настоящим христианином. И, возможно, Арно был слишком оптимистичен, когда говорил, что Дрого поддержит решение барона. Его враждебность или неодобрение могут настроить Ролана против нас; может, меня даже убьют здесь.
- Отец, - сказал я, - в моей земле живут несчастные, которые вообще не верят в бога. Некогда они верили в ложных богов. Но потом поняли, что эти боги ложные, и отвернулись от них, но истинного бога так и не узнали. Я немного знаю о нем от добрых монахов, и о его сыне Христе. - Я посмотрел на крест, висевший у меня на груди, и взял его в руки. - Этот крест дал мне аббат монастыря святого Стефана в Изере, чтобы обезопасить меня в моем поиске.
Он по-прежнему смотрел на меня не враждебно, но я видел, что мое объяснение не удовлетворило его.
- А зачем ты здесь? - спросил он.
- Чтобы спасти сестру.
- Я об этом слышал. Но я не о том спрашиваю. Что привело тебя сюда до того, как захватили твою сестру?
Я рассказал ему то, что рассказывал Арно: о том, что мы беженцы, о том, как разъединились с родителями и прилетели сюда в поисках их.
- Но, найдя родителей, которых приютили здесь добрые божьи дети, я потерял сестру.
Он опять ответил не сразу, только внимательно смотрел на меня. Я пытался не ежиться. Наконец он спросил:
- А что ты будешь делать, когда освободишь сестру?
