Слушая письмо, которое Арнольд зачитал ей, Вероника только вздыхала, но не удивлялась.

– Я так и знала, что он отважится на такое. Это его единственный шанс получить хоть что-нибудь от Пола и девочек, – с горечью произнесла она.

– Он досаждал бы и тебе, если бы мог, но тебе не досталось ни шато, ни денег. А картина, которую ты считаешь подделкой, его явно не интересует.

– Ну и напрасно, – сказала она Арнольду. – Если это подлинник, он стоит целое состояние.

– Цель Берти – беспроигрышный вариант и быстрые деньги. На самом деле он хочет отступных, а не суда. Потому и пытается запугать сестер, – Арнольду это было ясно, как день, и Вероника согласилась с ним. – Как думаешь, девочки дадут ему что-нибудь, лишь бы отделаться?

– Ни за что, – с уверенностью ответила Вероника. Ее дочери ненавидели сводного брата долгие годы и хорошо знали, что он за человек. И были склонны к благотворительности гораздо меньше, чем Вероника. – И правильно сделают. Он не заслужил ни гроша. Мы с Полом дали ему более чем достаточно, а он спустил все. И снова спустит, – Арнольд согласился с ней. – Что будем делать с ним дальше?

– Подождем, посмотрим, подаст ли он в суд, тогда и будем решать. В суде ему мало что светит, если учесть его предысторию, а Пол имел право оставить наследство кому хотел. Самое большее, на что способен Берти, – досаждать девочкам, требуя отступных. Лично я считаю судебное преследование бессмысленным, но если хочет, пусть попытается.

Вероника склонялась к мысли, что Берти все-таки попробует.

Все три дочери позвонили ей позже в тот же день, после того, как Арнольд переслал им письмо Берти по факсу. Все трое негодовали, но ничуть не удивлялись.

– Мы дадим ему отпор, пусть только попробует подать в суд, – коротко высказалась Тимми, и Вероника поняла, что она не шутит. Ее дочери не питали к Берти никаких родственных чувств, и Тимми особенно: она всегда считала его подлецом, терпеть не могла с самого детства, видела насквозь и знала его изворотливость и лживость. Арнольд предупредил, что Берти может попытаться даже претендовать на долю Софи, поскольку отец не признал ее открыто при жизни. Однако Арнольд сомневался, что этим Берти хоть чего-нибудь добьется, разве что затерроризирует Софи, вынудив ее сдаться. Претензии Берти абсолютно беспочвенны. На его стороне лишь зависть, злоба и алчность, а они не дадут ему никакого преимущества в суде.

Голос Джульетты в разговоре с матерью звучал встревоженно, ей были вовсе ни к чему лишние стрессы в судах. Вероника попыталась успокоить ее, а на следующий день приехала в Бруклин, чтобы повидаться и обнять среднюю дочь перед отъездом во Францию. Они душевно поговорили в крошечной квартире Джульетты, и Вероника пообещала сразу же сообщить, как только детектив разузнает что-нибудь о Софи Марнье.

Тем вечером Вероника заехала и к Тимми – всего на несколько минут, чтобы попрощаться. Обычно она прощалась с дочерями по телефону, но на этот раз, после смерти отца, решила перед отъездом встретиться лично с каждой. На следующий день она улетала в Париж – всего через девять дней после прибытия из Ниццы, а ей казалось, что прошло лет десять. Приезд получился мучительным, переполненным эмоциями, хорошими и плохими сюрпризами, всем хаосом, который оставил после себя Пол. Веронике уже не терпелось вновь очутиться в тишине и покое своей парижской квартиры на острове Сен-Луи.

Арнольд разыскал для нее снимок картины Беллини, чтобы она занялась поисками, если все-таки решит отправиться в Италию. Фотографию Вероника взяла с собой в ручной клади, вместе с копией последнего письма Берти и копией завещания.

С Джой, уже улетевшей в Лос-Анджелес, Вероника попрощалась по телефону. Джой была страшно занята, но в превосходном настроении. Она уволилась из ресторана и теперь встречалась с преподавателями актерского мастерства и агентами, чтобы выбрать наилучших. Мать искренне порадовалась за нее. Все переменилось, и по примеру Пола, Вероника была готова поддерживать Джой в ее стремлениях сделать актерскую карьеру. Джой не верила своим ушам: о такой поддержке она даже не мечтала.

Вероника примирилась с желаниями Джой – в конце концов, ей уже не двадцать лет, она доказала свою преданность актерскому искусству, снимаясь в эпизодах и подрабатывая официанткой последние пять лет. У нее действительно есть талант, она серьезно относится ко всем испытаниям, которые ей предстоят. Вероника не имела права стоять у нее на пути, ведь речь шла о жизни Джой и ее заветной мечте.

На следующий день Вероника улетала с тяжелым сердцем. Столько событий произошло за короткий срок, остатки ее иллюзий насчет Пола и их брака обратились в прах. Радовало лишь то, что она сблизилась с дочерьми, как никогда прежде. И все-таки в самолете она, как ни странно, ощутила тоскливое одиночество. Пола больше нет, цепляться за воспоминания о нем как о муже или даже друге бессмысленно. И как бы крепко она ни любила дочерей, они уже взрослые, у них своя жизнь. Она и без того слишком долго зависела от них эмоционально. И даже не попыталась наладить личную жизнь после Пола. В то время дети были еще слишком малы, и она льнула к ним и к бывшему мужу, хоть и не так, как прежде. Но его смерть наконец оборвала отношения. Нью-Йорк остался далеко внизу, и Вероника вдруг поняла, что еще никогда в жизни ей не было настолько одиноко.

Самолет совершил посадку в аэропорту Шарль-де-Голль в шесть часов на следующее утро, Вероника добралась до города в такси как раз к тому моменту, когда рассвет раскрасил небо над Парижем в ярко-розовый и оранжевый цвет. Оно напоминало одну из картин импрессионистов из коллекции Вероники, и она чуть не расплакалась, настолько этот вид был прекрасным, а она сама – рада возвращению в любимый город. Почему-то в Париже она всегда успокаивалась и находила утешение. Несмотря на то, что она много лет прожила в других городах, в том числе и в Нью-Йорке, именно Париж всегда воспринимала как родной дом.

О своем приезде Вероника предупредила экономку заранее, и когда вошла в свою квартиру со слегка покатыми полами и головокружительным видом на Сену, то нашла в ней полный порядок, свежий багет на кухне, корзинку фруктов, похожую на натюрморт, и свою любимую еду в холодильнике. Покрывало на постели с идеально отутюженным бельем было приветливо откинуто – на случай, если хозяйка захочет вздремнуть. Вероника любила Кармину, свою нью-йоркскую помощницу по дому, но ничто в мире не могло сравниться с ее парижской квартирой и тем, как безупречно парижская экономка создавала в ней уют и порядок.

Вероника сжевала яблоко, сварила себе кофе и уселась за кухонный стол у окна, наслаждаясь внутренним ощущением покоя. По сравнению с минувшей ночью ей стало гораздо легче. Затем она приняла душ и ненадолго легла в постель. На день у нее был запланирован целый список дел, но прежде следовало немного расслабиться и отдохнуть. День обещал быть жарким, а в квартире Вероники не было кондиционера, но это ее не беспокоило: она любила жару, а почти опустевший город в июле казался ей особенно мирным, ритм жизни в нем замедлялся. Полстраны уезжало в отпуск в июле, другая половина – в августе, когда в Париже становилось еще тише и многие рестораны и магазины закрывались.

Вероника проспала два часа на прохладном льняном белье, а когда проснулась, близился полдень. Она позвонила знакомому юристу и попросила порекомендовать ей частного детектива, потом позвонила детективу и с радостью обнаружила, что он не уехал в отпуск. Объяснив ситуацию, она назвала имена обеих женщин и сообщила, что они живут где-то в окрестностях Сен-Поль-де-Ванса. Детектив пообещал связаться с ней по почте, как только узнает, где живут мать и дочь Марнье, чем занимаются, состоят ли в браке, еще какие-нибудь подробности их жизни. По-видимому, он считал задачу несложной, если, конечно, люди, которые интересуют Веронику, живут все там же и не исчезли бесследно. Но Вероника уже знала от Арнольда, что их адрес остался прежним.