- А если Регина узнает?

- Я ей с утра позвоню. Скажу, что покупателей мало. Она не приедет и про тебя не узнает. - "В конце концов, дальше дома с магазином мы не уйдём", - вздохнула я.

- А шаль в самом деле такая раритетная? - подозрительно спросила Аделия.

- В самом.

- Во сколько приезжать?

Закончив разговор, я показала брату, вопросительно взглянувшему в зеркальце, большой палец. Он кивнул и отвернулся. А я как-то непроизвольно погладила по жёстким седым волосам нашего найдёныша.

Сдаётся мне, что девочка - тоже ребёнок Лены. Дочка. Наверное, гиены похитили целую семью... Завтра утром мы передадим "индейцам"-миротворцам Лену и девочку, а потом расскажем о пьяном пацане. И - умоем руки: свой долг выполнили - спасли тех, кого сумели... Любопытно, а кто тот - небритый? Как и давно ли нашли его "индейцы"? Или он сам от удивления подошёл к ним и спросил, кто они такие?.. Но Лена сказала - Зрячие. И сказала так, словно она давно о них знает. Значит, есть в нашем мире люди, которые чуть ли не издревле общаются с "индейцами" и гиенами? Фу... В такие дебри залезла, не зная конкретики, не опираясь на факты...

В будние дни родители в это вечернее время обычно смотрят детектив по телевизору. Так что нам должно повезти: мы спокойно пронесём девочку в мою комнату, уложим её на моё кресло-кровать и даже наверняка сумеем не разбудить Лену.

Но всё пошло не так.

Приехали затемно, Семён помог вынуть из машины девочку, так и не пришедшую в себя, и даже предложил донести её до квартиры. Димыч отказался. Он отдохнул в машине и теперь готов был свернуть горы. Правда, я заметила, что лицо брата выглядело осунувшимся: столько впечатлений, столько работы за единственный день!..

Когда я открыла Димке с его ношей подъездную дверь, машина Семёна мягко уплыла в темноту, осветив на прощание дорогу перед домом.

Только добрались до квартиры, только открыли дверь - картина маслом: мама стоит у приоткрытой двери в мою комнату. На стук входной обернулась, ахнула тихонько и поспешила навстречу, не забыв закрыть дверь в комнату.

- Дети, что случилось? - испуганно глядя на девочку, которую держал Димыч, спросила она шёпотом, оглядываясь на коридор - видимо, боялась, что папа услышит.

- Мама, она переночует у нас до завтра, ладно? - обречённо спросила я. Мама, конечно, не откажет в помощи, но я очень не хотела, чтобы она видела найдёныша вдобавок к Лене. Не хотела, чтобы она беспокоилась. - Девочке пришлось сбежать, как и Лене, но они обе и правда у нас только до завтра.

Мама прижала ладони ко рту и всё же повернулась, чтобы открыть дверь моей комнаты.

И Димка первым догадался спросить:

- Мам, а ты-то чего испугалась?

- Эта ваша Лена... - Мама глубоко вздохнула и покачала головой. - Никогда такого не видела! Никогда... И ещё... Она здоровая ли? Не болеет?

- Истощена! - решительно сказала я. - Мам, я сейчас девочку уложу, а потом выйду, и ты мне всё расскажешь, ладно?

- А с девочкой что? Может, врача вызвать?

Вот тут я совсем растерялась. И сама об этом думала по дороге... Но как вызвать к найдёнышу врача скорой, если нет ни документов, ничего, что бы указывало на её личность? А вдруг девочка ещё и анатомического строения другого? И запоздало пожалела, что не вызвала скорую там, на месте пожара. Врачи бы осмотрели девочку, а мы бы сказали, что она шапочно нам знакомая, что мы сами её домой отправим... Эх... Кулаками после драки не машут. Поэтому я сердито из-за собственной недогадливости сказала:

- Она просто устала очень. Ей покой нужен, мам.

Димка шагнул в комнату, в которой горела настольная лампа с ненавязчивым, уютно домашним светом, и я поняла, почему мама испугалась.

Брату было некогда приглядываться. Он выполнял то, о чём мы договорились по дороге: положил девочку в разложенное кресло, сразу натянул на неё лёгкое одеяло и только после этого выпрямившись, осмотрелся. Оторопел, как и я.

Как всякий любитель вязания, я хомяк. Это значит, что у меня не только шкафы ломятся от пряжи, скупленной при распродаже, но и по всей комнате есть свои заначки. Когда в "моём" магазине оставался один или два мотка от отдельного привоза, их уценяли и выбрасывали в специальную коробку при кассе. Покупатели с удовольствием брали такие на шапочки или на шарфы, а то и для совсем маленьких детей. Когда случалось уценить два одинаковых мотка, я скрупулёзно изучала их, прикидывая, на что они могут подойти. И, если пряжа мне очень нравилась (а нравилась мне пряжа именно в два мотка, к которым потом ещё один докупить можно), я покупала уценку себе и складывала пряжу в большую корзину, с которой папа осенью ходил по грибы.

Сейчас по всей комнате висели шали. Лена нашла мою корзину, которая всегда стояла у стола при окне, убрала сверху лежавшее начало, которое я всё равно бы распустила: начала зимнюю вещь, но не успела закончить, а летом зимние вещи вязать не получается. Женщина вынула из моего начала спицы, аккуратно переместив петли на найденную ею спицу-крючок, которая всегда торчала у меня из карандашницы на столе. И опустошила всю корзину. Димка молча оглядывал ажурные шали, которые свисали со спинок двух стульев, с полуоткрытой дверцы шкафа, с ручек комода для белья, со спинки кровати, на которой сейчас спала мастерица... И несколько шалей лежали прямо на столешнице письменного стола. Почему Димка повернулся именно к ним?

Изумлённая, я всё же осторожно подошла к нему.

Хриплым голосом, чуть не сипя, братишка спросил вполголоса:

- Ты видишь то же, что и я?

- Дай сначала взглянуть! - буркнула я. И уставилась на шали.

Сначала не поняла и даже удивилась: эти три штуки были только начаты... Нет, скорее - ощущалась в них именно незаконченность и вроде как заброшенность. Лена даже спицы вынула, хотя почему-то не распустила. Но что увидел в них Димыч? Я пока видела только одно - поразительной красоты узоры, которые... которые... Меня вдруг будто водоворотом затянуло в эти узоры, странные и непонятные. Если раньше я любовалась словно бы морозными ветками на окне, то теперь я даже понять не могла, что эти узоры мне напоминают. Только чувствовалось в них, тихо лежащих на столе, необычное движение, оборванное на полуслове. А потом глаза наткнулись на странную линию - и взгляд повело по ней, закрутило, пойманный...

Своё тяжёлое дыхание я ощутила словно со стороны, как и прерывистый вздох, вырвавшийся внезапно... И как удар - с узоров незаконченных шалей сплелось лицо того мальчишки, пьяного и торжествующего... Движение продолжалось. Взгляд соскользнул с неясного образа, и подросток, теперь уже едва прорисованный тенями, медленно пропал за краями шалей. Будто ушёл.

Напряжение было таким жёстким, что мы оба вздрогнули, когда Лена неожиданно поднялась с кровати и, не обращая внимания на нас, подошла к креслу, на котором лежала девочка. Мама просто остолбенела: женщина шла с закрытыми глазами. А мы от другого остолбенели... Лена шла, сияя солнечным радостным светом - словно плыла в тёплых лучах, от которых светилась и сама.

Она склонилась над девочкой и обняла её лицо ладонями.

Мы замерли, когда найдёныш вдруг приподнялся и прильнул к женщине...

Не замечая никого из присутствующих, Лена помогла девочке подняться и провела к своей кровати. Так же не глядя, взяла ближайшие две шали со стульев и укутала в них девочку. После чего приблизилась к столу, на котором среди недовязанных шалей стояла ваза с виноградом, взяла одну кисть и села рядом с девочкой. Лежащую, поглядывающую на нас исподтишка сонными глазами, как будто видела нас не в реальности, а во сне, накормила ягодами с кисти, просто поднося их к губам девочки-найдёныша. Потом Лена легла рядом и натянула на обеих одеяло. И снова неподвижность...

Придя в себя, я оглядела комнату иначе. Кажется, Лена будет вставать среди ночи и не раз. А пока она точно провалилась в сон.

- Выйди, - прошелестела я брату.