старинные песни и звёзд чудеса.

Танцуют и пьют, смеются, как дети,

не ведая горя, вражды и забот.

Ганиса им мало, им -- небо и ветер,

туманы и тени вплетут в хоровод.

Пой, струна, да петляй, дорога!

За лесом река, за рекою лес.

Танцуем и поём на ладонях Великих,

в маленькой шкатулке...

Шкатулке чудес.

Пока игроки сделали по нескольку незначительных позиционных ходов, девушки сыграли ещё одну песню, и зал разразился громоподобными аплодисментами. Некоторые слушатели топали ногами и колотили по столам. На другом конце зала появились Глархрад и два его напарника, и взялись успокаивать группу не в меру буйно реагировавших на выступление мужичков.

Когда охранники угомонили особо ретивых поклонников и зал снова утих, девушка запела, аккомпанируя себе на лютне. Её пальцы быстро мелькали по струнам, музыка лилась легко, словно ветерок весеннего утра. Лютня звучала вторым голосом, а голос самой девушки был настолько чистым и ясным, что Маан ненадолго позабыл об игре, делая свои ходы скорее по инерции, и погрузился в песню.

В твоих глазах нет ветра, в моих глазах нет огня.

Твои ладони касались неба, тебе шептали: нельзя!

Дорога вьётся в сторону леса, названья которому нет.

Тебя встречают туманы песен, меня -- нерождённый рассвет...

***

"Раву, давай посмотрим: куда это Дил бежит? Может, ещё что-то интересное помимо ошейников обнаружится".

Пееро укрылись в одной из ниш широкого тёмного коридора первого этажа. Пробежавший только что мимо Дил застал их как раз в тот момент, когда они решали, что им делать дальше и как быть с ошейником (таскать его с собой было в высшей степени неудобно). Распутье открывало перед пееро несколько равноценных по заманчивости дорог: один из коридоров -- в кухню, другой -- к лестнице на второй, а в перспективе -- и на третий этажи, ещё один -- на лестницу вниз. Именно эта тропа из зала в подвал (кто бы мог подумать!), не считая кухни, из которой то и дело вылетали разносчицы с подносами и кувшинами, была самой оживлённой. За четверть часа дверь в подвал поглотила и выплюнула долговязого, умного с виду заро, чумазого мальчишку в кожаном фартуке и служанку с подносом и бутылью зелёного стекла. И вот теперь мимо пееро пронёсся подручный охранника Глархрада -- Дил.

"Сдался тебе этот подвал со всеми его обитателями! Я предлагаю кухню осмотреть".

"Да? И что ты там, когти точёные, собираешься отыскать?"

"Не знаю, но мой нос подсказывает, что идти нам надо именно туда".

"Не зли меня, пухлозадый! -- на правах старшего принял на себя командование Раву, -- Ошейник я схороню здесь -- в темноте его никто не заметит. На обратном пути заберём. А сейчас мы с тобой пойдём и осмотрим подвал..."

***

...В твоих глазах есть надежда, мои не видят оков.

Ветер уносит охрипшие строки разорванных в клочья стихов.

И я бродила в поисках истин берегом твоей реки.

Оказалось, ты счастлив тем, что имеешь, и не умрёшь от тоски.

В твоих глазах есть вера, в моих -- надежда и страх,

Который мы придумали сами, блуждая в лабиринтах и снах...

"Варана убери с чёрной!"

-- Что? -- очнулся Маан, не сразу поняв, кто к нему обращается. "Я ухожу, не дождавшись ответа на вопрос, которого нет. Ты уходишь в туманы Сароса и перерождённый рассвет", -- наряду с мыслями, посылаемыми Коввилом, звучало в его голове.

-- Ма-ан! -- Раффи, пытаясь завладеть его вниманием, требовательно стучал по краю доски чубуком трубки. -- Ваш ход, любезный!

Огненный смотрел на них отсутствующим взглядом. "Что это со мной?"

"Варана убери с чёрной! Варана, Маан, Ва-ра-на!" -- бесновался ураганом в его голове раздражённый голос Коввила.

"Какого варана?" -- Маан не сразу сообразил, что после хода феа его боевой варан находился на грани гибели и друг пытается предостеречь его от ошибки.

"Ва-ра-на убери! Маан, ты меня слышишь?"

Маан сделал жадный глоток вайру и убрал палец с завитушки оловянной крышки бокала, отчего та с лязгом захлопнулась. Напиток, как ни странно, подействовал успокаивающе.

"Не подсказывай! Это непорядочно".

"Похоже, я здесь лишний, -- долетела до него мысль обиженного друга. -- Пойду прогуляюсь, пока вы играете. Посмотрю -- может, Керия пришёл".

"Иди", -- попытался собраться с мыслями Маан -- сделал ход и через секунду лишился варана.

Партию он всё же выиграл, и к трём столбикам его монет добавился ещё один, немного пониже, но оттого не менее значимый.

В планы Раффи явно не входило так быстро заканчивать игру, и он тут же потребовал продолжения, авторитетно заявив, что отказ принимать не намерен и по законам (всё равно каким: бандитским ли, кетарским или Имперским) имеет полное право отыграться.

Маан особо и не возражал, что уж было кривить душой -- не считая краткосрочного помрачения рассудка, вызванного божественным голосом белокурой певицы, игра доставила ему незабываемое удовольствие. Несмотря на то, что феа постоянно налегал на вайру и был к тому времени прилично пьян: иногда нёс откровенную чепуху, а пару раз и вовсе засыпал, обдумывая ходы, играл он на удивление хорошо. Действовал напористо и очень изобретательно. Маан откровенно наслаждался его стилем, но и себя считал неплохим игроком, пусть и не таким рисковым и импульсивным, зато достаточно опытным и рассудительным, а посему уступать был не намерен.