- А у меня нет любимых. К поэзии отношусь спокойно. Едва ли она помогает в лидерстве, пожалуй, больше расслабляет, не так ли?
Чтобы выиграть время, поправляю на коленях сумочку и так же тихо отвечаю:
- "Расслабляет" - не то слово... А, впрочем... - И спрашиваю не его, а больше себя: - А, может это расслабление помогает проникнуть в некую глубину, в которую не заглядывали раньше?
- А зачем в неё заглядывать? Да и в прошлое... - И помедлил, что-то вспоминая: - Еще учась в школе, прочитал у Хэмингуея, который всегда смотрел и стремился в будущее: "Прошлое мертво, как разбитая граммофонная пластинка. Погоня за прошлым - неблагодарное занятие." И, как-то тогда сразу поверил ему...
- Поверил, - прервала, - и навсегда решил относиться к прошлому, как к разбитой пластинке?
- Да. По крайней мере так и старался жить. Правда, иногда не получалось, но...
- Но, - снова прервала, - ведь прошлое всё равно есть у каждого, даже если и не всматриваться в него. Оно создавало меня, тебя, будучи когда-то настоящим, так зачем относиться к нему столь пренебрежительно и неблагодарно?
Он коротко взглянул на меня, помолчал, потом, слегка кивнув на памятник, произнёс, разделяя слова:
- "Мысль... изреченная... есть... ложь."
- Валентин, - рассмеялась, - ты предлагаешь нам помолчать и разойтись?
- Да нет... - махнул рукой, - я не к тому. Просто с тех самых пор, как познакомился с твоим... - и губы его чуть дернулись в улыбке: - с твоим прошлым на сайте, не покидает мысль: ведь ты талантлива, так зачем тратишь свой талант на прошлое? Зачем... - снова махнул рукой и замолчал.
Молчала и я. Этот наш разговор... я чувствовала это!.. завязался не напрасно. Да, конечно, именно об этом он хотел поговорить со мной и выяснить что-то для себя, он когда-то решивший не оглядываться на прошлое и смотреть только вперед. И во мне вдруг вспыхнуло любопытство: а чего достиг? Удовлетворен ли? Но как спросить обо всём этом здесь, на скамейке, под лучами солнца, которое вынырнув из-под кроны липы, осветило нас жаркими лучами. Нет, надо предложить ему уйти туда, в тень сквера, где можно неторопливо ходить в аллеях и...
- Знаешь, - прервал он мои думки, - давай-ка договоримся так: у меня сейчас встреча с одним человеком, а часа через два я заеду за тобой, если скажешь адрес... и мы поедем куда прикажешь, чтобы договорить то, что не успели. - И, не ожидая моего согласия, добавил почти утвердительно: - Итак, через два часа.
Когда мы были уже в десятом классе, довольно часто я стала ловить на себе его взгляды, и когда он замечал мой, то отворачивался. Но не подходил ко мне. Может, чурался? Ведь как-никак - отличник, а я... Да и все они, пятёрочники, держались несколько обособленно от нас, "троечной массы". Но после окончания школы одноклассницы-отличницы почему-то вдруг пригласили меня на одну из их вечеринок, на которой чувствовала себя весьма неуютно, потом - еще раз... На них был и Валентин, но опять же не подошел ко мне, - только рассматривание исподтишка, - да мне и не хотелось этого.
Своих гостей я обязательно привожу сюда, в еще не очень простроченный асфальтированными дорожками парк "Соловьи", где возведён Курган Бессмертия. И если подняться на его вершину, под Стеллу Памяти, то открывается прекрасный вид на пригороды, а за поймой Десны просматриваются синие лесные дали. Когда видишь эту красоту, то говорить не хочется, а только бы вспорхнуть и лететь над всем этим...
- Какое же у нас, в России, всё другое? - вдруг слышу голос своего попутчика.
- А что именно? - оборачиваюсь к нему.
- Да хотя бы пейзажи, - снимает темные очки, словно хочет убедиться в этом и без них. - Ты знаешь, я не раз бывал в Америке, повидал там немало, а ничего подобного не видел.
- "Подобного"... Это как?
- Да вот такой, вроде бы простой, но столь умиротворяющей красоты. Там всё другое... - И замолчал, словно обдумывая, как пояснить это "другое". - То, что видел... каньоны в штатах Аризона, Невады оставляют странное впечатление... или ощущение? - И снова помедлив, добавил тихо, будто лишь сейчас додумав нечто: - Да и сами американцы... Ведь они просто одержимы быть во всём впереди, чтобы прочно стоять на земле... как те самые каньоны Эльдорадо, которые даже пугают своей неприступность и мощью.
И замолчал. Снова надел темные очки, пошел по площадке вокруг Стеллы. Что это он? Не хочет продолжать говорить об Америке? Жаль. Хотелось бы еще. Но спрашивать не буду, пусть сам... Но уже подошел ко мне:
- Ты, наверное, заметила, что я не только возвращаюсь к теме прошлого, но теперь и - обгоняющего всех... - Да нет, он не спрашивал меня, пожалуй, говорил это себе, поэтому я молчала и лишь с интересом смотрела на него. - Да, да... Так и есть. Последние месяцы... а, вернее, после прочтения твоих записок, я часто возвращаюсь к тому и другому, хотя и не знаю: зачем? - И усмехнулся: - Может, поможешь найти ответ?
Я даже растерялась:
- Валя... - И улыбнулась растерянно: - Ну какой я могу дать ответ тебе?.. человеку, всю жизнь "бегущему впереди"?
И чуть не рассмеялась своей, нечаянно выскользнувшей метафоре, а он снял очки, вскинул глаза:
- Ну, хорошо. Ответ не давай, но помоги... посоветуй... успокой... позволь выговориться.
- Хорошо, - взяла его под руку, - давай еще раз взглянем на эти умиротворяющее, как ты сказал, пейзажи и, - слегка подтолкнула его к ступенькам, - не спеша спустимся, я покажу тебе свой любимый уголок парка, а потом ты...
И он покорно зашагал по ступенькам.
Да! И еще вспомнилось. Вечер танцев в Доме культуры. Ко мне начинает приставать парень, с которым не хочу танцевать. Иду в холл, он - за мной. Возвращаюсь, он - следом. Останавливаюсь у двери в зал, прислоняюсь спиной к косяку. Подходит, становится напротив, хватает за руку, тянет к себе. И тогда неожиданно для себя даю ему пощечину и направляюсь к раздевалке. Там, позади, шум, возня... И оказалось, кто-то схватился с этим приставалой, завязалась драка... и, как потом оказалось, то был Валентин.
И вот мы стоим на краю неглубокого обрыва. Позади нас - почти нетронутые заросли рощи, впереди - голубоватое приволье задеснянских далей, а рядом "мой" валун, разогретый уже низким солнцем, к которому привожу всех своих гостей. И странно, то ли некая магическая сила, затаившаяся в нем, то ли эти просторы - перед ним, но всегда мои собеседники раскрываются здесь, отыскивая для себя нечто новое в рассказах о жизни. Произойдёт ли подобное с моим "лидером"? Но пока этого не случилось, спрошу-ка его о том, о чем хотелось:
- Валентин, скажи... - И улыбнулась, извиняясь: - А можешь и не говорить, если...
- О чем тебе сказать? - решительно прерывает.
- А скажи-ка мне, одноклассник-лидер, чего ты достиг в жизни, кем работал, какая семья... - И осеклась: - Ой, многого хочу, да?
Он присел на валун, а я, стоя напротив и надеясь на таинственную силу камня, прошептала про себя: ну-ну, не стесняйся, давай, я слушаю! И он заговорил:
- А путь мой был таким: Карачев, Москва, факультет журналистики МГУ, работа в газетах Москвы, потом - корреспондентом в Америке, где изъездил немало, повидал много. Был в резервациях индейцев новаха, апачей, любовался потрясающим Гранд-Каньоном, от которого становится восторженно и страшно, водохранилищем Пауэлл на реке Колорадо в штатах Юта и Аризона... Удивительное озеро. Еще ни растений в нём, ни рыбы, и поэтому голубое-голубое! Да еще изрезанное желтыми каньонами... Какая-то нереальная красота! И особенно на закате, когда удлиняются тени, густеют краски...
- Счастливчик, - вырвалось, - Стольким любовался...
- Да не только любовался. Знаешь, в Америке тоже есть такое... - И махнул рукой. - Пригороды мегаполисов, в которых целые поколения живут за счет подачек государства и через которые надо проезжать на скорости, а то могут ограбить и даже убить. А промышленный котёл Детройта... ну, там, где делают форды, кадиллаки. Там тоже разного хватает: и мощных цехов с автоматизированным производством, и заброшенных кварталов с пустыми разрушающимися домами, в которых ютятся бомжи... - И помолчал, словно вспоминая что-то. - Но дело не в этих язвах богатой Америки, просто заскучал я среди американцев, так полностью и не приняв их.
