– Не сомневаюсь. Тогда встречаемся там и предпринимаем штурм. А сейчас, миссис Адамс, прогуляемся до участка в Восьмом округе.

– Это почему в Восьмом? – подозрительно осведомился Хиггинс.

– Потому, что миссис Адамс не доверяет полицейским, и вы тоже не доверяете полицейским, а значит, мне нужен еще один полицейский с крепкими кулаками, который к тому же является начальником местного отделения. То есть капитан Восьмого участка. Можете считать его моим братом, а не полицейским, если вам так больше нравится, – добавил я, и все мы направились к двери, за которой бушевал снежный шторм. – Или же республиканцем, или по-техасски увеличенной моей копией, как вам будет угодно. Надеюсь, что к тому времени, когда мы вернем вашу семью, миссис Адамс, вы измените свое мнение о Валентайне и поймете, что он вовсе не дрессированный гризли.

– К тому же это совсем недалеко от нашей цели, – добродушно добавил Джулиус и захлопнул дверь в дом.

Желающих прогуляться или проехаться по улицам в такую жуткую погоду было немного. Однако минут через десять нам все уже удалось остановить проползающий мимо и продуваемый всеми сквозняками кеб, куда я и уселся вместе с мистером Пистом и миссис Адамс. Возница наш ехал почти что вслепую – лампы горели, но снегопад образовывал вокруг них сплошную ледяную завесу. Мы резко подпрыгивали на ухабах, и при одном сильном толчке миссис Адамс пришлось ухватиться за подвесной ремень.

Но женщина по-прежнему не произносила ни слова. Что могло служить своего рода утешением – она не задавала ненужных вопросов. Мы прислушивались лишь к завыванию ветра, как вдруг возница резко осадил лошадей. Колеса экипажа опасно заскользили, промерзший до костей возница нервно выругался. Вся Принс-стрит тонула в белом. Расплачиваясь с извозчиком, я добавил несколько пенни – это чтобы он дождался нас, – вышел и с трудом добрался до двери в аккуратное кирпичное здание участка.

Внутри в камине жарко потрескивали поленья, за столом со светлой столешницей соснового дерева, где стояла чернильница с пером, никого не было. Я сверился с наручными часами – его вечерняя смена только что закончилась. Начало десятого. Но участок выглядел каким-то совершенно заброшенным. Патрульные наверняка отморозили носы и брови, кругами прохаживаясь где-то поблизости, а их капитана нигде видно не было.

Я указал на скамью.

– Присаживайтесь поудобнее. А я пойду посмотрю в других кабинетах.

Мистер Пист небрежно, но довольно добродушно заметил что-то о нравах новых полицейских вымотанной вконец миссис Адамс, а я вышел в коридор. И дойдя примерно до его середины, остановился – внимание мое привлекли какие-то странные звуки. Тихое поскрипывание, затем – визгливое, какое-то птичье хихиканье. Я распахнул дверь в кабинет.

Мой брат Валентайн расположился в широком дубовом кресле. Как и шикарная девица лет двадцати. Пухленькая во всех нужных местах, золотисто-рыжие волосы спадают на обнаженные плечи. Сидела она на коленях у Вала и левой рукой обнимала его за шею. А хихиканье, видимо, объяснялось тем, что он запустил ей руку под канареечно-желтый корсет, и это казалось ей страшно смешным и забавным.

Может, и права была, а может – нет. Но у меня не было времени обсуждать это с ней.

– Бог мой, Вал, – рявкнул я. – В полицейском участке?

– Тимоти! – Брат приветствовал меня взмахом свободной руки с сигарой и даже не удосужился высвободить вторую из-под корсета. – Знакомься, Тим, это мисс Келли Квирк. А это мой брат, Келли, кругленький и симпатичный, как битком набитая корзинка для пикника.

Лишь через несколько секунд я понял истинную причину столь неприглядного его поведения.

Во-первых, судя по позе и суженым зрачкам круглых зеленых глаз, мой брат предался обычному своему вечернему развлечению: наглотался столько тоника с морфином, что по этому потоку можно было переправлять баржи, как по Гудзону. Во-вторых, судя по обращению «битком набитая корзина для пикника» – в вольном переводе это означало у него «мой славный младший брат» – находился он сейчас в состоянии абсолютной эйфории и не был способен даже из кресла подняться без посторонней помощи. У меня имелся опыт вывода человека из подобного состояния, но это требовало времени и происходило поэтапно. На данный момент могло помочь лишь вмешательство свыше, но Господь не удосужился просветить меня на эту тему. И, наконец, последнее: он глубоко запустил пальцы в рыжеватые волосы курицы и теребил их с какой-то яростной мальчишеской небрежностью, отчего волосы у ее вдовьего пика[18]вставали дыбом. А это был верный признак того, что тут не обошлось и без солидной дозы эфира. От эфира у Вала всегда обострялись осязательные функции. И он не осознавал в тот момент, что делает.

Из шести компонентов, которые, по моим наблюдениям, Валентайн обычно комбинировал с морфином, эфир наименее поддается выявлению. Я ненавижу эту мерзость. Ведь с ним в такие моменты могло случиться что угодно – от потери сознания до победы в импровизированном бою на боксерском ринге. Он мог также решить, что носить одежду – это акт лицемерия. Если прежде меня просто тревожил исход нашей миссии, то теперь ощущение было такое, словно в желудок мне неким непонятным образом попал подгнивший лимон.

– Мисс Квирк задержали по подозрению в звездочетстве. – Похожие на шрамы мешки под глазами Вала так и задрожали от смеха. – Ну и она объясняла, чем отличается от ночной бабочки, и мне ее аргументы показались убедительными. Ну скажи, разве можно назвать курицу мэб, если она занимается этим ради собственного удовольствия, а не ради нескольких монет, побрякивающих в кармане?

Келли Квирк глубокомысленно закивала, затем вдруг радостно взвизгнула – очевидно, это имело какое-то отношение к руке брата, продолжающей шарить у нее за пазухой. Мне не слишком хотелось развивать эту тему.

– Ты! Пошла вон! – Я указал на дверь. – Все обвинения сняты. Мои поздравления.

Она капризно надула губки.

– А я хочу остаться. Он мне нравится. Что это с твоим братцем, а, Валентайн? Он, случайно, не молли, нет?

Да как эта тварь посмела без всяких на то оснований заподозрить меня в извращенных отношениях с мужчинами? Колкий ответ был уже готов сорваться у меня с губ, но я сдержался. Времени было в обрез.

– Ну почему мне нельзя остаться? – Она захлопала ресницами. – Знаешь, а ты мне тоже нравишься.

– Боже милостивый, – простонал я. – Выметайся отсюда, иначе тебе предъявят еще одно обвинение, в бродяжничестве. Мне страшно жаль. Желаю приятно провести вечер.

Нахмурив выщипанные бровки, курица накинула поверх корсета жакет с длинными рукавами и побрела к двери. Потом обернулась и показала мне язык.

– Какого черта, Тим? – Вал выложил ноги на стол, скрестил их, сунул пальцы в проймы жилета с узором в виде плюща. – Я выполнял свои обычные обязанности полицейского, а тут…

– За что мне только такое наказание? – задал я чисто риторический вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь. – Ты был мне так нужен. Прямо сейчас. А теперь я вижу, что пользы от тебя не больше, чем от дохлого моллюска. Спрашиваю еще раз: за что, черт побери, мне такое наказание? Я такого брата не заслужил!

– Скорее всего, ни за что, – благодушно заметил он и воткнул в рот сигару. – Просто не повезло тебе, Тим, тут уж ничего не поделаешь.

В коридоре за спиной раздались знакомые шаги – Пист собственной персоной.

– Мистер Уайлд? Тут мимо проскочила какая-то дамочка, на вид так…

– Она уже уходит, – прошипел я в ответ. – И еще у нас большие неприятности.

– Какие еще неприятности?.. Добрый вечер, капитан Уайлд.

Валентайн, хлопая глазами, уставился на мистера Писта, и выражение раздражения на его лице сменилось недоумением. К моему отвращению, то был верный признак того, что он настолько накачан наркотой, что видит на улице драконов и сфинксов и не имеет при этом ни малейшего желания тщательно рассмотреть их или хотя бы упомянуть о присутствии этих чудовищ. Почему он так недоуменно уставился на полицейского инспектора, было выше моего понимания. Тем более что они были знакомы.