II

Центральной составляющей культа Ленина служил оксюморонный статус вождя революции в роли «живого мертвеца», в формировании которого участвовал и сам Сталин. Решение забальзамировать тело Ленина и хранить его в мавзолее символизирует преодоление смерти, остановку времени, а также парадоксальную трансформацию скорби по умершему в бесконечное празднование «вечно живого» Ильича^[411]. Знаменитый афоризм Маяковского дает, пожалуй, самое точное определение — после своей смерти Ленин стал «живее всех живых»^[412]. О степени возможного буквализма в понимании этого афоризма можно судить уже по известным попыткам злоумышленников «убить» труп Ленина^[413]. В 1936 году Сталин произносит здравицу за мертвого Ленина^[414].

По справедливому наблюдению Михаила Ямпольского, сохранение ленинского тела представляет собой определенное отклонение от традиционных ритуалов погребения королей^[415], в которых исчезновение, то есть «устранение» тела монарха, и есть условие, необходимое для перехода в символическое пространство^[416]. Символизация правления традиционно означает отделение политического тела короля от его физического тела и поддерживает непрерывность перехода власти. Эрнст Канторович выдвинул известный тезис о том, что в Средневековье и на заре Нового времени у короля было два тела, представлявших собой «неделимое единство»^[417]. «Физическое» тело соответствовало смертному телу любого человека. В «политическом» же, то есть в корпоративном, коллективном теле, голова символизировала самого короля, а остальные части тела — королевских подданных. Бессмертность «политического» тела превосходила смертность «физического». Смерть короля означала разделение этого единства и перенос, своего рода «переселение» политического тела в другое — физическое. Общеизвестная фраза «Король умер — да здравствует король!», произносимая на похоронах французских королей, провозглашала бессмертие королевской чести, которой не касалась смертность физических тел. Мотив «раздваивающегося» тела короля в похоронных ритуалах, восходящий к римской античности^[418], символизирует двойственную природу монарха. В то время как церковный обряд оплакивания умершего распространялся на тело «в гробу», государственный ритуал символизировал собой празднование «бессмертия королевской сущности вне гроба»^[419]. Указанная концепция оставалась актуальной в Средневековье и в начале Нового времени, но не потеряла своей актуальности и в XX веке^[420]. С оглядкой на теорию Канторовича можно утверждать, что в случае с Лениным отделение его физического от его политического тела не произошло. Напротив, забальзамированное тело вождя благодаря своему бессмертию гарантировало продолжение ленинизма и Советского Союза, то есть в определенном смысле — бессмертие политического тела.

Необходимо задаться вопросом, действительно ли здесь можно говорить об отклонении от политической теологии, традиционно рассматриваемой как антропологическая константа^[421]. По мнению С. Жижека, опровергающего отчасти концепцию Канторовича, ленинский мавзолей представляет собой пример иной двойственной телесности короля: речь идет «не просто о разделении между личностью короля и его символической функцией. Гораздо более важным является тот факт, что эта символическая функция удваивает королевское тело, различая между видимым, физическим, тленным телом и другим — сублимным телом»^[422]. Настойчивость, с которой мертвое тело Ленина неизменно сохранялось и сохраняется, можно объяснить — по Жижеку — следующим образом: «Тело вождя — это не только обычное, тленное тело. Оно двойственно само по себе и представляет собой оболочку сублимной вещи»^[423]. С этой точки зрения мумификация тела Ленина и тот факт, что оно выставлено в мавзолее для всеобщего обозрения, говорят о самом ярком примере изначальной двойственности королевского тела, заключающего в себе метафизическое измерение власти.

Как показывают историки, концепцию Канторовича не всегда можно применить к культурной традиции русских правителей. Михаил Чернявский справедливо заметил, что в Средневековье в России взаимоотношение сакральной и человеческой сторон царской сущности не было особенно актуальным. Гораздо более ярко подчеркивалось соотношение сакральной природы власти и священной природы царя как человека^[424]. Именно поэтому в России никогда не было абстрактного понятия государственности, а также позитивного понятия права. Причина тому — идентификация государства с персоной царя, абсолютизированная петровскими реформами^[425]. В этом смысле, опираясь на все тот же тезис, можно было бы сделать заключение, что неразрывная связь ленинизма — идеологической основы Советского Союза — с мертвым телом Ленина означает гротескную радикализацию традиционного для России «телесного единства» государства и правителя.

Однако если посмотреть на историю тела Ленина из синхронной перспективы тоталитарных режимов XX столетия, то возможны и другие интерпретации. Дело в том, что первая половина XX века явилась временем коренных изменений в понятии власти, особенно ее телесности. Если попытаться интерпретировать образы таких «харизматичных» (М. Вебер)^[426] личностей, как Ленин, Гитлер или Муссолини, то окажется, что политическое измерение власти неразрывно связано с физическим телом. Таким образом, отделение естественного тела от символического уже невозможно. Корнелия Клингер со ссылкой на Клода Лефорта^[427] полагает, что понятие тела в тоталитарных системах двусмысленно и посредством этого удается скрыть различие между физическим телом и телом вождя. Тоталитарному телу не хватает метафизического измерения, религиозного начала^[428]. Телесность вождя определяет сущность власти. Театрализованная инсценировка тела Муссолини предлагает многочисленные примеры в подтверждение этого феномена, достигшего своего закономерного апогея в публичном посрамлении его тела после казни^[429].

Одним из последствий такой сильной связи между политическим измерением власти и физическим телом вождя была проблематизация преемственности. К примеру, продолжение итальянского фашистского режима казалось неразрывно связано с всемогущим, вездесущим телом Муссолини, не знавшим ни старости, ни болезней^[430]. Согласно теории Канторовича, наследники королевского престола не были вторичными, так как политическое тело короля было per se бессмертным и поэтому неизменным. Напротив, вторичным являлось физическое тело по отношению к политическому. Случай Сталина четко показывает, что преемник харизматичного правителя в тоталитарных режимах в начале XX века был вторичен по отношению к своему предшественнику, чье тело продолжало оставаться непреодоленным. Именно поэтому Сталин мог укрепить свою власть, только опираясь на свой вторичный статус по отношению к Ленину. Неизменное присутствие Ленина в репрезентации Сталина гарантировало его легитимность как вождя Советского Союза.

Причины такого воплощения власти в личности тоталитарного вождя и связанная с этим невозможность существования абстрактного понятия государства могут заключаться в следующем: Ленин, Гитлер и Муссолини инсценировали себя как начало нового революционного (фашистского или коммунистического) движения, являвшегося альтернативой демократическому порядку. Эти новые вожди не унаследовали политические тела своих предшественников, а сами создали их — каждый в своей системе. Одновременно мы имеем дело со своего рода архаизацией репрезентации правителя, то есть наблюдается возвращение к доисторическим механизмам воплощения власти, не делающим различия между физической и метафизической телесностью^[431].

Было бы, однако, ошибкой думать, что модель двойной телесности короля не имела никакого значения при процессах инсценирования власти после смерти Ленина. В свое время была предпринята попытка отделить политическое тело Ленина от его физического тела. Похороны Ленина 27 января 1924 года были похожи на похоронные ритуалы, характерные для западной традиции. После того как гроб с останками вождя был перенесен в первый (временный) мавзолей, радиостанции и телеграф передали следующее сообщение: «Ленин умер, но ленинизм продолжает жить». В тот же день в «Правде» была опубликована статья, посвященная «двойной личности» Ленина. В статье утверждалось, что скончавшийся Ильич был смертным, а бессмертный Ленин продолжает жить^[432]. Попытка продолжить существование Советского Союза без тела вождя не увенчалась успехом. Спустя несколько дней после похорон было принято решение оставить тело незахороненным в течение 40 дней и выставить его в специально построенном — временном — мавзолее^[433]. Затем было решено забальзамировать тело и построить настоящий мавзолей, который стал бы местом паломничества и символическим центром Советского Союза. <Устранение> тела короля не состоялось.