Выйдя из ресторана, они повернули на восток, и Энрике, даже не успев подумать о том, что делает, обнял Маргарет за плечи и притянул к себе. Она с удовольствием устроилась под его рукой, видимо радуясь тому, что он, словно щитом, заслонил ее собой от январского холода. Поглядев на остальных, Энрике обнаружил, что вся троица, вместо того, чтобы идти к Шестой авеню, замерла на месте, разглядывая их. Прежде чем тронуться с места, они все втроем разулыбались, будто услышали официальное объявление. Неужели они только что поняли, что я пришел с ней не просто так, недоумевал Энрике. Ему казалось, что после упоминания об их свидании все сразу стало ясно. К тому моменту, когда нужно было расходиться, девушки уже преодолели шок и вновь весело обсуждали, как ужасны их прически, работа и мужчины. Каждая чмокнула его в щеку, а Лили еще и крепко обняла, заметив: «Какой ты высокий!» Он чувствовал себя иностранцем, которого дружелюбно приняли в чужой стране.

Даже не спрашивая, куда они идут, Маргарет повернула к дому и всю дорогу оставалась под защитой его руки. Она без умолку болтала, подробно рассказывая о Салли, Пенелопе и Лили, а он слушал, запоминая все подробности, ведь они были важны для нее, а значит, для него тоже.

Он делал все возможное, чтобы не думать о том, что маячило на горизонте. Пройдя мимо придирчивого швейцара, они поднялись в ее студию с паркетным полом, сняли пальто, Маргарет снова сварила кофе и уселась рядом с ним. Он смотрел на ее воздушные кудри, вдыхал сладкий запах ее кожи, любовался белой шеей и нежной грудью. С тех пор как Энрике вступил в пубертатный период, он впервые отчаянно желал, чтобы такого понятия, как половой акт, вообще не существовало.

Он проснулся в испуге, услышав жалобные стоны Маргарет. Сердце бешено билось, глаза были будто полны песка, от отчаяния казалось, что все вокруг застит туман. Он включил лампу, стоявшую возле надувного матраса, и взглянул на кровать. Маргарет снова куда-то ползла, запутавшись в простыне и покрывале, не в силах выбраться и не в силах заснуть. Это было повторение предыдущего кошмара. Он вскочил и принялся говорить, чтобы ее успокоить: «Я здесь, Маг. Подожди минутку, и я тебе помогу». Он молил бога, чтобы причиной на сей раз было прекращение действия ативана, а не ее кишечник.

Он увидел на нижней простыне светло-коричневые пятна. Некоторые были почти зелеными, цвета рвоты. Энрике вздохнул. Это был долгий, тяжелый вздох. Ему вдруг ужасно захотелось сбежать. Спуститься по лестнице, выйти на улицу, и пусть ее обнаружит кто-нибудь другой, пусть другие моют ее и наблюдают, как она умирает. Почему я должен это делать? Я — эгоист, думал он. Почему мне приходится быть добрым и хорошим?

Он тяжело вздохнул: эта брезгливость к ее предсмертным мукам проникла в его тело и душу со вдохом, а с выдохом исчезла навсегда. Дальше он действовал быстро и без раздумий. Ему нужно было спуститься вниз за новыми салфетками и полотенцами, чтобы оттереть приставшие к ягодицам Маргарет экскременты. Ноющие бедро и спина напомнили ему, что бежать не стоит. Заскочив на кухню за мусорными пакетами, он подошел к шкафу с бельем. Маргарет испачкала последнее чистое покрывало. Он нашел на верхней полке легкое хлопковое одеяло. Затем он заметил, что дверь в комнату Макса закрыта. Значит, тот все-таки вернулся домой. Поссорился с подружкой? Энрике уже не мог поделиться этим с Маргарет — первая из многих вещей, касающихся их детей, которую они уже не смогут обсудить. У Ребекки было темно. Нужно ее разбудить. Но зачем? Просто так, для компании? Он и сам со всем справится.

Но пошел наверх. На этот раз все оказалось гораздо сложнее. Маргарет противилась. Любое прикосновение к коже вызывало болезненную реакцию. Она пыталась увернуться от теплого полотенца, хныкала и уклонялась, когда он пытался снять с нее грязную футболку.

— Маг, я всего лишь хочу тебя отмыть. Еще чуть-чуть — и тебе снова будет уютно.

Уютно? Невозможно поверить, что он мог сказать такую глупость. Наверное, поэтому многие сиделки по-идиотски сюсюкают — блуждающий во мраке забытья не внемлет доводам разума. Неужели кто-то будет рассказывать умирающему о своих утомительных и безнадежных обязанностях?

Она сопротивлялась, поэтому он провозился дольше, чем в прошлый раз. Ему пришлось взять еще два полотенца, долго вымачивать их в теплой воде, а потом, одной рукой удерживая Маргарет, второй оттирать липкую полузасохшую массу. Он время от времени посматривал на ее лицо, надеясь обнаружить на нем признаки сознания. Но в течение всей процедуры — а она заняла почти двадцать минут — Маргарет не открывала глаз и не отзывалась ни на один из его вопросов. Теперь ее состояние еще сильнее напоминало бред. Только когда он наконец уложил ее, переодетую во все свежее, на чистую простыню под чистое одеяло, она перестала жалобно стонать.

Энрике выключил свет, снова лег на матрас и стал ждать, пока его глаза привыкнут к темноте. Он слышал, как шелестят простыни и одеяло Маргарет. Насколько ему удавалось разглядеть, она не выглядела беспокойной. Было почти три часа утра. Он мог бы позвонить доктору Амбиндеру и разбудить его, но что врач может предложить, кроме ативана и торазина? Тогда этим и закончится прощание Энрике: в молчании, с пакетом раствора в руках.

Спустя мгновение он ощутил, как заколотилось сердце — бешеный стук отдавался у него в голове. Кто-то был рядом с ним в темноте.

— Что?! — закричал он и потянулся к этому человеку. Энрике упал с надувного матраса, стукнувшись подбородком о дубовый паркет. Правда, он упал с высоты всего лишь в несколько дюймов. Вскочив, Энрике включил свет.

Рядом с ним никого не было. Тем не менее он все еще не мог отдышаться. Маргарет с закрытыми глазами сидела в постели, протягивая руку вперед, словно к чему-то невидимому. Он сел на кровать и обратился к ней:

— Что такое, Маг?

Она легла и снова поползла куда-то, как змея. Энрике приподнял одеяло, чтобы проверить, не началась ли опять диарея. Ответ был отрицательным, но от этого было не легче. Он смотрел, как она крутится и вертится. Он приподнял и подвесил ее дренажный пакет, чтобы трубка не перекрутилась от ее движений. Она соскользнула к изножью кровати и снова поползла обратно.

— Маргарет, ты хочешь пить? — спросил он. Ответа не было. — Маргарет, тебе нужно в ванную? — Молчание. — Маг, ты не спишь? Ты меня слышишь?

Она стонала и бормотала что-то нечленораздельное, но это не имело отношения к его вопросам. В полном отчаянии он позвонил в офис Амбиндера. Продиктовав оператору свой номер, он с трубкой в руке наблюдал за причудливым танцем жены на их супружеском ложе. Даже в этой пляске со смертью Маргарет была полна энергии, борясь с непрерывным страданием, в которое превратилась ее жизнь.

Амбиндер ответил голосом утопающего, который пытается держать голову над водой. Энрике бесстрастно изложил все, что произошло.

— Температура? — спросил врач.

— Она не горячая. По-моему, у нее нет жара. Но, так или иначе, я не могу ее удержать… — И как бы в подтверждение своих слов Энрике пришлось отвлечься, чтобы не дать Маргарет свалиться с кровати. — Кажется, она бредит, — признал он.

— Понятно, — сказал Амбиндер и задумчиво промычал: — Гм-ммм…

Энрике не мог ждать.

— Ввести ей ативан?

— А торазин не хотите попробовать? — Было слышно, как Амбиндер подавил зевок.

— Нет, — твердо ответил Энрике. — Если ативан не успокоит ее, придется дать торазин. Но сначала я хочу попробовать ативан.

— Хорошо.

— Если я введу препарат внутривенно, это ее окончательно вырубит, так? Она уже не придет в себя?

Амбиндер казался уже не таким сонным.

— Нет, она уже не здесь. Вы ей не навредите.

«Она уже не здесь». Эти слова эхом звучали в голове Энрике, пока он собирал насос, с помощью которого Маргарет должна была внутривенно получать постоянную дозу ативана, достаточную, чтобы усыпить и держать в бессознательном состоянии здорового человека. Когда все, кроме последнего соединения, было готово, он установил насос размером с портативный кассетный магнитофон на краю кровати. Она сидела с закрытыми глазами, повернув к нему голову.