Нина ГОРЛАНОВА

"Властенко"

(о Юрии Власенко)

Юре Власенко больше подошла бы фамилия Властенко. Это заметила моя младшая дочь Агния, еще будучи ребенком. Он любил властвовать (хотя бы в компании).

И все-таки мы дружили с юности. Идеалов нет. А достоинства у всех есть. У Юры: юмор, любовь к литературе и философии. Яркая такая логика (если можно так выразиться). Помню спор о красоте у Соловьева.

- Не в пользе дело! - говорил Юра своим глуховатым голосом. - Черви в земле тоже полезны - они же гумус обеспечивают! Но где в них красота?

А мои городские дети любили этих червей, как все живое, прямо застынут и любуются, когда после дождя на асфальт выползут розовые ниточки, поэтому я пыталась как-то защитить этих червячков...

Юмор тоже, правда, был у него всякий. "Поганка-Гегель превратил все противоположности в единство", а "придурок Джеймс... полажал Гегеля" и так далее в том же духе. Много было такого юмора компьютерного, что ли, заранее запрограммированного. Скажи Юре после его выздоровления, что выглядит лучше, сразу услышишь: "Как - ЕЩЕ лучше?". А если ищешь, что дать почитать, то диалог предсказуем:

- Газета "Двое" тебе не нужна, Юра.

- Нет, не нужна, а вот если б "Трое" или лучше "На троих"...

Но зато покупать новые стулья с гонорара я иду с Юрой. Он не отказывался помочь.

- Мы еще линолеум мечтаем купить и люстру сменить.

- Ну, тогда хоть не ходи к вам, Нина!

Прервалась: неожиданно пришел в гости Сережа Андрейчиков. Я спросила: что тебя больше всего поражало в Юре Власенко? Меня: сочетание ума и нежелания использовать его для людей.

- А меня - как Юра всегда улыбался. Наши люди так редко улыбаются, а он - почти всегда...

Сережа прав: Юра улыбался. Но так же много улыбался мой сосед по кухне - Саша (покойный). Алкоголик выпил и всем доволен... Юра считал, что счастье - не цель, счастье - это исходный момент души. Только этот "исходный момент счастья" он заливал внутрь себя своей рукой... Часто уверял, что внутри него все звенит от счастья, и ему всерьез кажется, что он никогда не умрет.

- Звенит-звенит и никогда не умрет - кто это? Загадка. Ответ: Власенко, - итожил мой муж диковатым голосом.

Целые десятилетия мы виделись с Юрой каждый день. Бывало, что он в субботу поздно вечером от нас уходил, а рано утром в воскресенье приходил, несмотря на очередной вопль мой на двери ("Милости просим после пяти! А пока я закуклилась, никому не открою. Мой дом - моя крепость! Штраф 5 долларов тем, кто позвонит раньше!").

- Приветствую вас! - робко произносит Юра.

- А ты что - уходил разве? - дыша "радостью", спрашивал Слава. Серьезно тебя просим: приходи к нам только по вечерам!

- А вы что - опять что-то задумали написать, что ли? (так и не мог усвоить, что мы работаем всегда).

Но был период, когда мы не виделись вообще (об этом в романе "Нельзя. Можно. Нельзя", где Власенко - Главный Гносеолог). А потом снова он к нам приходил очень часто. Есть такая запись из середины девяностых (я сидела с первым внуком - Антонычем): "Вчера был Власенко, Саша считает его за своего и улыбается ему во весь рот". И вдруг Власенко попал в психушку, после нее перестал бывать у нас. Кто-то спросил: "Это правда, что Юра сошел с ума?"

- Судя по тому, что он к нам не ходит, правда, - ответили мы.

Когда мы познакомились, я была младшим научным сотрудником, а Власенко учился на втором курсе. И вот мне выпало везти их курс на диалектологическую практику в Акчим. Юра поразил меня в дороге тем, что наизусть цитировал огромные куски из "Улитки на склоне" Стругацких, а как прибыли в деревню, сразу напился и уехал на плоту с какими-то туристами. Я же бегала по берегу Вишеры всю ночь, до полусмерти изъеденная комарами. Акчимские комары - это такие летающие лошади-кровопийцы. Они прямо одежду прокусывали! Москиты какие-то, а средств никаких в начале 70-х еще не было против насекомых... Я ведь за жизнь студентов отвечала полностью, поэтому сквозь ночь и стаи комаров вглядывалась вдаль и надеялась, что Власенко объявится. Объявился он только утром - как ни в чем не бывало (с другими туристами).

Кстати, во время Юриного студенчества произошла такая история. На их курсе училась девушка-вамп, этакая Апполинария Суслова советского образца. Однажды она заявила: "Хочу, чтобы Юра меня поцеловал!" А он? Отказался: "Да что-то мне сегодня не хочется целоваться", - ответил.

- Тогда я лягу на пол! - и она легла перед аудиторией на пол.

Но Юра не сдался. А студиозусам и преподавателям нужно было попасть в аудиторию, и они через нее перешагивали. Я лично Юру сильно уважала за всю эту стойкость.

В 1994 году вышел наш "Учитель иврита", где второстепенный герой Плаксин имеет некоторое сходство с Юрой. Он тогда чуть не сорвал одну вечеринку в нашем доме, никому не давал говорить, все кричал, что мы его изобразили пьяницей! При этом стремительно выпивал полстакана водки и через 15 минут стал совершенно похож на персонажа. Киршин взял на себя тяжесть увезти его домой на такси. На одной из каких-то вечеринок мы даже прятали от Юры все крепкие напитки (об этом есть рассказ "Вечер у Антоныча").

Ну в конце концов все привело к тому, что 5 декабря 2002 года он вышел из дома в сильнейший мороз, и больше его никто не видел. Перед этим он опубликовал в газете свое одностишье: "На тот свет из этой темноты". А мне оно очень не нравилось, и я просила его не публиковать! Но...

И все же сердце болит. Но оно болело за Юру и тогда, когда он был жив. Записан один из последних моих снов о Юре (в ночь на 3 апреля 2000 года). Якобы он в окошко пейджера показывает мне свою прозу, но окошко слишком мало, и я спросила: "Может, дашь мне в виде видео?" - "Нет, не могу". Окошко для творчества и в жизни оставалось очень маленьким, все был в запоях, лежал часто в психобольнице (месяцами). Его отец году так в 2001 позвонил мне и сказал: "Не делайте ничего для пробивания Юриных произведений! Не дай бог, он получит Нобелевскую премию и умрет, не успев ее пропить". Но я уже ничего и не делала для пробивания в это время, да и что пробивать-то? Была пара новых рассказов про меня у него. В одном я якобы ехала из Москвы и выбрасывала в окно свои книжки, на каждой написав: "Дорогому читателю". Юра его опубликовал в местной газете, и все меня спрашивали: "Ты - правда - выбрасывала?" А просто я рассказала Юре, что Лена Трофимова мне к поезду привезла 40 штук "Любови в резиновых перчатках", и я ехала в страхе, что не встретят - куда я с этой тяжестью. В другом рассказе я была "Нюра-дура", и пришлось пообещать, что напишу рассказ, где он будет не Власенко, а Облысенко.

Он подписывал свои вещи псевдонимом "Конслаев" (буквы фамилии в другом порядке). Беликов говорил, что тут ему слышится "концлагерь". Мне тоже не нравился этот псевдоним.

Юра считал себя большим специалистом по снам, написал целый труд об этом. При этом мог прийти и рассказать такой свой сон:

- Якобы я в свой день рождения смотрю в окно и вижу, как ко мне в гости идет толпа друзей с цветами, бутылками, подарками. Я открыл дверь и жду. А они проходят все мимо, даже меня не заметив - на этаж выше к кому-то. Странный какой сон. Не могу его разгадать (а что тут разгадывать?!).

Но, видимо, не хотел из подсознания взять мысль и довести ее до сознания. Сапожник без сапог, а специалист по снам - сам себе не психоаналитик... Когда я Юре сны свои рассказывала (опять Капица старший во сне мне в любви объяснялся - вторую ночь), он посоветовал написать роман "Мужчина в моей жизни" (глава 1 - Капица-старший, глава 2 - Ельцин). Ну, на роман тут не было материала, а рассказ такой я написала все-таки.

Капля немецкой крови убивает беспорядок! У Юры одна восемнадцатая, что ли, немецкой крови была, но он любил порядок, вел несколько записных книжек, как Блок, у которого тоже немцы в роду.