Замечание. Отсюда правила ведения войны, ставшие одним из достижений европейской цивилизации. Державам досаждают партизаны. Давайте их запретим! Договоримся — и объявим вне закона. Ещё беспокоит стремление других стран к современным военным технологиям. Напишем конвенции «О нераспространении…», например, химического или ядерного оружия. Запад отнюдь не гуманист и альтруист. Он хищник, установивший международные правила для своей выгоды. Но Запад не един, чем можно пользоваться. А тех, кто правила нарушает, убивают быстро и безжалостно. Без правил^[111].

Дипломатия великих Держав тесно связана с проводимыми ими тайными операциями. Тут не только банальный шпионаж, существовавший всегда. Гораздо опаснее инспирация революций. Пока в стране идёт гражданская война, её можно «брать тёпленькой». Одна из главных задач секретной службы: организовать у врага перманентные беспорядки. Она противоположна задаче национальной прессы, которая, напомню, заключается в том, чтобы конфликты решались компромиссом, а не бунтом.

Первый «мушкетёрский» роман Дюма заканчивается тем, что Д'Артаньян со товарищи в 1627 году участвуют в осаде Ла-Рошели, где засели гугеноты. Это пятая гражданская война: в 1628-м Ла-Рошель падет. Гораздо интереснее четвёртая осада Ла-Рошели в 1572-м. Она закончилась тем, что в Париж приехали послы Речи Посполитой с предложением польской короны главнокомандующему французской армией 23-летнему Генриху Валуа. Чтобы уйти со службы без обвинения в измене, он заключил с гугенотами поспешный и невыгодный для Франции мир и поехал в Краков. А через полтора года обратно — за французской короной. И как всё вовремя! Заметьте, я не бульварный роман пересказываю, а официальную историю Франции. Как у каталы вокзального: шарик есть — шарика нет; принца тудЫТЬ — короля сюдЫТЬ. Но послы приехали не спонтанно. Ранее епископ Булиньи, сочувствующий гугенотам, посетил Краков с секретной миссией: «продать» француза на польский трон. Уехал он тоже вовремя: за неделю до Варфоломеевской ночи, резни гугенотов в Париже. В Кракове на епископа обрушились обвинения со стороны местных протестантов в том, что он тащит им на шею кровавого тирана. Даже московский царь Иоанн Васильевич Рюрик IV (Грозный) осудил резню, и в том же году запретил опричнину, а само слово объявил бранным, запретил произносить в своем присутствии и писать в подаваемых ему документах. Ах, как не хотелось человеку 20 тыс. французских мушкетеров под Смоленском! В ответ на обвинения поляков епископ Булиньи показал собственноручное письмо Генриха Валуа, в котором тот дико извинялся, говорил, что ничего не знал, а во время резни даже прятал гугенотов в своей спальне. Как оно могло попасть к епископу, если он выехал из Парижа раньше? Курьеры его не догоняли; Интернета ещё не было; световая семафорная связь лишь налаживалась, и свет не бумага. Откуда? Поляки спросили: король — дело серьёзное. Вы будете смеяться, но официальная версия такова: Генрих прислал письмо с голубем. Аплодисман! Или пердюмонокль, кому как нравится.

В связи с этим ещё раз обращаю ваше внимание на зловещую фигуру Арамиса у Д'Юма. Особо впечатляет сцена, где Арамис увлекся богословием с провинциальными монахами и почти ушёл в монастырь, а Портос его спас, предложив вина и девок. Арамис всё время крутится около церкви, одновременно лихо убивая гвардейцев её кардинала. Затем становится генералом ордена иезуитов. Мушкетёры вместо того чтобы допросить шпиона с пристрастием, прирезать и выбросить труп в Сену, считают его другом. Это как? Д'Артаньян — лопух, а Портос ни о чём, кроме вина и девок, не думает, но куда смотрят Атос с Де Тревилем? Впрочем, если читать внимательно^[112], видно, что Атос общается с Арамисом крайне холодно, с вежливостью дуэли. А что такое «генерал ордена иезуитов»? Как и другие католические ордена, их возглавлял Магистр. Причём по уставу иезуит мог стать кардиналом, но не Папой. Иезуиты занимались «защитой Церкви». А католическая Церковь — не РФ и США, где выходцы из спецслужб могут стать президентами; это организация старая; там люди культурные и риски просчитывают^[113].

Кто же такой Арамис? Скорее всего личный вассал Папы. Слышали о таких? Думаю, нет. Они крайне редко упоминаются в церковной истории. По легенде их всегда 12, по числу апостолов. Возникают ниоткуда и уходят в никуда. Служат не Церкви, а Папе, который заранее отпускает им все грехи, что означает лицензию на убийство. Используются для самых щекотливых операций. Например, присмотреть за возомнившим о себе Ришелье. Или помочь протестантам в истории с подвесками. Или арестовать короля на сутки, выключив его из управления, во время Варфоломеевской ночи. С таким человеком нужно дружить, его нельзя в Сену. Как много интересного можно узнать из бульварного романа, если читать его внимательно, как подобает профессиональному журналисту. Конец XVIII века подарил журналистике ещё две общественных функции: аналитику (обоснованные предсказания) и расследования. С началом масштабных тайных операций Люди поняли ценность информации. Они и раньше её понимали, но теперь окончательно осознали, что слово иногда стоит дороже нескольких полков. Журналист с информацией работает постоянно и профессионально; ходит, слушает. То к католикам пойдет, то к гугенотам. То в «Единую Россию», то в «Справедливую». И везде что-то вынюхает, гад. Но и без него не обойтись, хотя убить бы… Журналист — человек, как правило, неглупый. Пронюхав что-то, может сообразить, что будет. И написать. Так возникает аналитическая журналистика. А расследования возникли, когда информацию журналюгам стали сливать специально. Причём сливами пользуются как государства, так и корпорации.

В XIX веке в военном деле произошла очередная революция. Огнестрельное оружие и ранее привлекало дешевизной и лёгкостью обучения стрельбе, но теперь производство винтовок было поставлено на поток, на конвейер. Конвейер изобрёл Генри Форд. Но с уточнением: в гражданской промышленности. В военном деле элементы поточного производства применялись с середины XIX века. Это означало, что под ружьём теперь всё трудоспособное мужское население. Армия стала массовой, мобилизационной. Опасения бунта при этом. уменьшились. Профессиональный вояка к риску привык; он бунтует не глядя. Простой мужик с винтовкой начнёт «годить», кряхтеть и думать. Тут у него винтовку отберут и отправят в ГУЛАГ. Тем не менее задача разъяснения политики партии никуда от журналистики не делась. Но она расщепилась надвое. Для простых людей нужно не разъяснение, а призывы, агитация и пропаганда. Журналистика XX века стала соревнованием агитаторов. Одновременно возникла новостная журналистика: бизнесу и населению интересно читать новости.

Для журналистики век с 1850-го по 1950-й стал золотым временем: конкурентов не было. Журналистика впервые стала зарабатывать деньги; обрела финансовую независимость. К сожалению, те времена прошли и уже не вернутся. Сегодня финансовое благосостояние журналистики держится на налоговых льготах и на рекламе со стороны корпораций. Что неплохо: журналистика заинтересована в том, чтобы в национальной экономике крупных корпораций стало больше; в экономическом процветании. Вершиной журналистского могущества стал, конечно, Уотергейт. Напомню, что журналисты умудрились отправить в отставку президента мирового гегемона XX века — США. Это рост статуса от визиря до султана, до Хозяина. Ранее он был доступен лишь весьма ограниченному числу писателей, властителей дум. Сейчас из-за конкуренции статус снизился. Журналистика в нормальных культурных странах — весьма уважаемое сословие, признанная сила. Но не хозяева. Да и не надо. Итого, журналист в обществе нужен для:

— разъяснения действий власти («политики партии»);

— отражения мнений политических и экономических групп («партийная журналистика», здесь находится весь компромат и заказуха);

— медиации конфликтов («честный брокер»);

— расследования (как по воле политических и экономических групп, так и по собственной инициативе);