Лао-цзы
Рассказывают, что к Кун-цзы, которого среди бледнокожих западных варваров неверно именуют Конфуцием, однажды пришел юноша. Он очень вежливо обратился к Учителю и выразил желание записаться в ученики.
— А на хрена оно надо? — сыто рыгнув, спросил философ.
В ответ юноша принялся рассказывать, что хочет добиться того и сего. И ещё непременно вот этого. Стать чиновником и сделать карьеру. Помочь семье и родной деревне. Культуру и просвещение поднять. А то народ совсем одичал: про Великого Учителя Кун-цзы не слышали, какой позор! Рассказывал минут 40, видимо, речь готовил заранее. Мудрец слушал-слушал и задремал. Когда юноша, наконец, умолк, Учитель спросонья изрёк:
— Ты тут столько наговорил о том, что нужно тебе. А зачем нужен ты сам?
От такого вопросика парень аж присел. Набился всё же в ученики, стал Первым учеником, и даже возглавил секту (общество) конфуцианцев после смерти Учителя. Но ответа так и не нашёл. А мудрец не помогал, а только злорадствовал:
— Ищи, дурак, сам. А пока почеши-ка мне пятки.
Замечание. Мудрец был прав. Ответ на подобные вопросы каждый действительно находит или не находит сам. Причём второй вариант встречается чаще. На Западе подобного рода вопросы называются латинским словом рефлексия (проясните!). По-русски самоедство. С этого начинается интеллигент: он рефлексирует, тогда как другие классы этому недугу не подвержены.
Замечание. Тексты Конфуция «уничтожались» и «находились» трижды. Как и тексты классического буддизма, «чудесно обретенные» в середине XIX века. Видимо, Конфуций был реальным человеком, и что-то писал. Но существующие тексты явно подложны. Что именно сказал Кун-цзы, мы не узнаем, как минимум, до создания машины времени. И причём тут англичане, оксфордский профессор с «характерным» для англосакса именем Фридрих Мюллер и шведский король Густав V? Покопайтесь. Даю подсказку: реальный китайский философ конца XIX века Кан-Ю-Вэй; иногда пишут Ювэй. Уже на первом шаге «чудесного обретения» журналист должен сделать стойку, а на втором возопить: «А был ли мальчик»? Но это журналист рефлексирующий, интеллигентный. Вам до таких расследований — как пешком до Китая, то есть до Кун-цзы. Надеюсь, теперь вам ясно, почему, когда некоторые мушкетёрки обвиняют меня в приверженности буддизму или ещё-какой-хрени, мне дико смешно. Продолжайте радовать старика: такие обвинения — одни из самых приятных для меня моментов общения с Командой.
На вопрос: «Зачем вы нужны?» — не отвечу. Даже в обмен на чесание пяток, хотя эту процедуру, признаться, люблю. Повторюсь, вопрос требует самостоятельного изучения. Зато могу ответить на другой, немного сниженный вопрос: «Зачем нужен журналист»? Для начала нужно понять, когда и почему СМИ возникают в обществе. На первый вопрос ответ достоверно известен: первые периодические издания, придворные, разумеется, появляются в конце XVI века. Д'Артаньян и другие мушкетёры не только писали любовные послания прекрасным дамам, но и читали придворную газету «Королева». С замечательным подзаголовком: «Дворцовые сплетни». О, наивное время, простые нравы! Но у Д'Юма[106] о том ни слова: конкуренция. Чуть позже в Москве при дворе Алексея Михайловича (личность сомнительная) читали придворную газету с вполне современным названием «Куранты». Информация достоверна: 2 экземпляра ежемесячного издания сохранилось, и анализ бумаги указывает на XVII век. Поэтому разговоры о журналистике как о «второй древнейшей профессии» суть наглая ложь и черный пиар, призванный опорочить наше с вами уважаемое сословие. К сожалению, эта информационная бомба профессионально сделана и работает до сих пор. Даже некоторые коллеги верят…
Гораздо интересней вопрос «почему»? Ведь в Римской Империи почва для журналистики благодатная. Представьте: «Мы ведём наш репортаж из гущи сражения на Оловянных островах. Только что прославленный Второй легион под командованием доблестного первого легата Мария ценой немалых потерь отразил атаку колесниц варваров, и сейчас перестраивается для решительной атаки. Орёл легиона реет над полем битвы! Уважаемый легат, пару слов для газеты «Цезарь» [состоящая сплошь из мата речь легата Мария удалена по цензурным соображениям]».
Или ещё: «В последнее время в Империи распространились необоснованные слухи о каком-то нелепом «воскресении» якобы имевшем место в Иерусалиме (провинция Иудея) незадолго до начала победоносной Иудейской войны. Как известно, по воле богов в удаленных провинциях чудеса свершаться не могут. Наш корреспондент так долго искал этот Иерусалим на карте Империи, что чуть не сорвал дед-лайн. Характерно, что якобы «воскресший» оказался справедливо осужденным и казнённым уголовным преступником. Кто же ещё может получить известность и пиар в такой дыре, кишащей мятежниками, как Иудея? Мы авторитетно заявляем: все нелепые слухи о каком-то «воскресении» — не более чем газетная «утка». Если не вражеская пропаганда, распространяемая побежденными мятежниками и их пособниками. По сведениям из надёжных источников компетентные органы Империи уже начали расследование. А труды так называемого «историка» Иосифа Флавия, кстати, иудея по происхождению, якобы знавшего семью казнённого разбойника, поступили в Цензурный комитет и в ближайшее время будут исправлены».
В реальности, однако, ничего подобного не было. Театр был, в том числе злободневно-комедийный. Стояли две прекрасных статуи: Карикатура и Пасквиль. Кстати, Пасквиль в Риме сохранился до наших дней. На первую вешали смешные и злобные рисунки, пародирующие власть имущих. На вторую помещали юмористические стихи и скетчи против них. Это было, а СМИ — не было. Книгопечатание и распространение грамотности, безусловно, играют роль. Чтобы газетку с утра почитать, её надо сначала напечатать, а потом суметь понять. Но уровень грамотности в Древнем Риме был выше, чем в Париже XVI века: в распоряжении историков имеются письма простых легионеров. Обычно говорят, что в античности не изобрели книгопечатания и потому не доросли до СМИ. Но не путают ли здесь причину со следствием?
Не стоит забывать, что слово «печать» имеет ещё одно значение: «печать на документах». Подобными печатями пользовались ещё вавилоняне; они их изобрели. Каждый свободный гражданин имел массивный перстень с монограммой. У царей, полководцев и богатых купцов были золотые; серебряные монополизировали жрецы; люд попроще пользовался медными и бронзовыми. Обладатель «печатки» выдавливал её на глине с текстом, тем подтверждая, что к данной сделке, договору или приказу-указу он в прямом смысле «руку приложил». Подделка печатей родилась вместе с ними, поэтому монограммы дополняли трудно воспроизводимыми орнаментами и завитушками, иногда рисунками. В результате, поздние вавилонские печати стали настоящими произведениями искусства. А сам перстень приобрёл вид хорошенького кастета на три-четыре пальца, которым и убить недолго. Римляне усовершенствовали процесс, придумав факсимиле (латинское слово!). Они одевали перстень-печатку на один палец и ставили оттиски на папирусе и бумаге, макая его в краску. Цезари употребляли дорогущую чисто пурпурную; у чиновников печати были многоцветными: чем больше пурпура, тем выше ранг. По изображению (гербу) и цветовой гамме римской печати о её владельце можно было узнать очень много. Подделка стала весьма затруднительна: каждый Кесарь старался внести новации, которые были «тайной за семью печатями» (число членов соответствующей коллегии). Различение печатей в Древнем Риме стало целой наукой, предшественницей геральдики. Простые граждане пользовался печатями с инициалами (латинское слово!), а то и одной буквой-литерой (опять латынь!). Сообразить составить из отдельных литер слово и обмакнуть его в краску не так уж сложно. Римляне это сделали: известны семейные римские печати; они так и набирались. Зверушки были умные: в Древнем Риме изобрели паровую машину и автомат для газировки[107]. А римский пресс для выделки доспехов использовал в книгопечатании сам Иоганн Гуттенберг[108]. Но до книгопечатания и СМИ римляне — вишь ты! — не додумались. Что-то тут не так…
