Сарма поколебалась, закурила и сказала нехотя:
— Вообще-то можешь поговорить с Киром… Он хоть и трепач, но мужик неплохой. Связи у него большие, может помочь.
— А ты?
— Мне он не доверяет. Я его продала по глупости на одном деле, и мы теперь в контрах. Учти, бесплатно он тоже для тебя ничего не сделает. В постельном варианте ты его не интересуешь, но других услуг потребовать может. С ним надо быть поосторожней. Лучше всего, если есть возможность, самого его держать на крючке. А может, все-таки, махнем на юг? Там сейчас бархатный сезон, публика на морях теперь солидная…
— Не хочу, — равнодушно ответила Аня, поскольку туманные планы уже выстраивались в ее голове.
Сарма поняла ее по-своему.
— Ага! Я и забыла, что у тебя сейчас великая любовь! Какой там юг! Ты же каждую минуту ждешь, когда тебя поманят да позовут на прогулки под луной! Ладно-ладно, молчу!.. А с Киром Герасимовым все-таки поговори.
— Тоже не хочу. Он трепло.
— Не скажи.
Они проболтали еще полчаса и пришли к выводу, что жизнь прекрасна, если не вешать нос раньше времени, и коль скоро птицы небесные не жнут, не пашут и не собирают в житницы, а Господь Всемилостивейший не дает их в обиду, то, следовательно, они, две интересные дамы, с голоду не погибнут.
При расставании договорились, что после того, как Мишель Шломович отбудет из своей квартиры в края неведомые, Сарма со своими вещичками переберется в комнатушку Ани и по тому поводу они устроят великосветский прием, отобрав людей для души приятных, достойных и приличных.
Разошлись, и Аня отправилась разыскивать Кира Герасимова. Задача оказалась несложной. Продавщица Антонина в магазине «Сакта» сказала, что Кир был утром и собирался купить зонтик. Марта в магазине мужской галантереи подтвердила, что Кир зонтик купил и вместе с дружком Мулей пошел обмывать его в кафе «Ротонда». В «Ротонде» Аня Кира не застала, разминувшись в несколько секунд, но ее направили оттуда на Главпочтамт, где Кир ежедневно получал корреспонденцию «до востребования».
Там его Аня и настигла вместе с коренастым Мулей, который был сверх всякой меры волосат и прятал лицо в неряшливой бороде.
— Анна Блистательная! — обрадовался Кир, увидев ее. — А мы-то мучились, с кем нам пойти пообедать!
— Я не голодная, — сказала Аня.
— Ага! А почему у тебя алчный блеск в глазах? Влюбилась, что ли? Все равно, пойдем с нами в «Стабурагс»!
— Мне надо с тобой поговорить. — Аня произнесла фразу, стараясь придать голосу многозначительность и таинственность.
— Конфиденциально?
— Да.
Кир глянул на нее без улыбки, и Аня поняла, что ее крючок он уже начал заглатывать.
— От Мули у меня тайн нет. — Кир обнял низкорослого дружка за плечи.
— Как хочешь… Тут вечером на вокзале я влипла…
— Подожди! Муля, двигай на моторе в «Стабурагс», закажи нам по хорошей свиной отбивной, и чтоб из нее обязательно торчала косточка! Да они мои вкусы знают! И бутылку хорошего сухого вина. Для меня найдут. А мы пойдем пешком.
Муля молча принял от него деньги на мотор и отошел.
— Осень наступает, терпеть не могу это время, — сказала Аня, неторопливо двинувшись по улице.
— Летом птичкам жить веселей! — засмеялся Кир. — А ты разве ни к какому меценату-благотворителю не прижата? Тебе разве не перепадает кусок хлеба хотя бы без масла?
— Нет. Кончилось вместе с летом.
— Понятно. Совсем на мели?
— Почти.
— Хреново. Но мы потом обсудим этот вопрос. Так что и когда с тобой случилось на вокзале? Это имеет отношение ко мне? Я правильно понял?
— Не знаю, может, имеет, а может, нет, но я подумала, что рассказать тебе надо.
— Давай, гони жеребца. И учти, что я твой друг. Врать мне нельзя. Буду другом до твоего первого вранья.
— Ладно… Короче говоря, вечером меня прихватил на вокзале папашка Штром и послал в дамский туалет, чтоб я сказала там одной девке, что для нее лучше будет сдаться.
— Подожди, — остановил ее Кир. — Вопрос не из тех, которые решают на ходу. Зайдем куда-нибудь.
До ближайшего кафе было с полсотни шагов, и Кир спросил:
— Так, значит, ты, птичка, осталась без гнезда на суровую зиму?
— Вроде того.
— Ага. Видишь ли, в своей многогрешной жизни я многими пакостями занимаюсь, но никогда не был сутенером. Вот уж чего не делал, того не делал.
— Я знаю.
— Но это не означает, что я не позабочусь о хорошем человеке. Я о всех забочусь, кого люблю. Точнее, кто достоин любви. К тому же люблю молодежь, это тормозит процесс старения. Чего бы тебе хотелось, если откровенно?
— Сама не знаю! — искренне ответила Аня.
— А я знаю. Тебе бы хотелось пристроиться под крылышко богатенького старичка и чтоб без особых трудов иметь небольшое содержание. На хлеб без масла. А на масло ты бы подрабатывала от случая к случаю. Окромя этого, имела бы любовь кипучую и страстную, как положено молодой женщине. Все это в рамках правил, естественно, и потому не стесняйся.
— Ну, что-то в этом роде.
— А замуж не хочешь?
— Нет…
— За иностранца? За границу выскочить?
— Тем более не хочу.
— Я тоже. Веселей страны, чем СССР, во всем мире нет, а сейчас, при Горбачеве, еще хохотливей становится, только, черт его знает, куда нас занесет!
Они вошли в двери длинного, как трамвай, кафе, вдоль зеркальной стены которою тянулась стойка — от входа до торца зала. У стенки без зеркала стояли в шеренгу низкие столики.
Кира, понятно, знали и здесь. Прежде чем они уселись в уголке, он долго переговаривался с официантами и двумя пожилыми дамами.
Потом опустился в кресло рядом с Аней и сказал:
— Продолжай.
— Замуж я не хочу. Рано.
— Не про то продолжай. Этот вопрос мы решим в последнюю очередь, и решение его, скажу прямо, зависит от первой проблемы. Про вокзальную историю продолжай.
— А-а, — равнодушно протянула Аня. — Да какая там история, просто пустяк. Пошла я по приказу папашки в туалет и сказала этой девице, чтобы выходила.
— Кейс черный у нее в руках был?
— Был. С номерным замком.
— Розовое платье, красные туфли?
— Ну да.
— Дальше, — нервно подгонял ее Кир.
— Пока мы с ней разговаривали, влетела какая-то баба в свадебном платье, скрутила нас обеих и поволокла в ментовку.
Аня примолкла, потому что подошла к самому тонкому моменту затеянной игры и даже мелкий промах мог обернуться для нее опасными последствиями.
— Протокол составляли? Кейс открывали?
— Не знаю. Я в коридоре сидела.
— Что-нибудь слышала?
— Да так, — тянула Аня, стараясь подбирать слова поточнее. — Мне показалось, что эта цыганка…
— Откуда знаешь имя? — насторожился Кир.
— Так ее папашка Штром определил. Показалось, что она называла твое имя в кабинете. А потом папашка сказал мне, чтоб я держалась от тебя подальше. Он видел меня за твоим столом в «Луне».
— Цыганка называла меня? По имени? — внятно и медленно спросил Кир.
— Мне так показалось. А Штром назвал тебя по имени и фамилии.
— Черт! — проговорил Кир, не разжимая губ и даже зажмурившись от напряжения. — Да цыганка ведь не знала моего имени! Ни хрена не знала! Кто-то продал…
— Кого продал?
— Тебе этого знать не надо, — хмуро бросил он, весь сосредоточившись.
Они помолчали. Аня понимала, что вопросы задавать опасно.
— Двух парней там не видела? Один светлоголовый, а другой крепкий такой, бровастый.
— Нет. Не видела.
— И кроме цыганки никого не забрали?
— Никого.
— Свидетелей, понятых?
— Надергали кого-то из туалета. И сфотографировали в дверях. Цыганку, меня и эту невесту.
— А тебя по протоколу как свидетельницу почему не пропустили?
— Не знаю. Я сказала Штрому, что получила временную рижскую прописку, и он от меня отстал.
— Понятно. Он тебя для других своих целей придерживает. В агентуре у него окажешься, будь осторожней. Пока он решил тебя не засвечивать. Еще чего-нибудь слышала?
