Прилетела маленькая стайка розовых скворцов, покружилась, проведала свои старые гнезда на деревьях и умчалась снова в жаркую пустыню. От скалистой горы слетела каменка-плясунья, посмотрела на людей, покрутилась, взобралась на камешек, покланялась и скрылась обратно в жару, полыхающую ярким светом.
Родничок — глубокая яма около двух метров в диаметре, заполненная синеватой мутной водой. Один край ямы пологий и мелкий. Через него струится слабый ручеек и вскоре же теряется в грязной жиже. К пологому берегу беспрестанно летят насекомые: большие полосатые ежемухи, поменьше — тахины, цветастые сирфиды. Еще прилетают черные, в желтых перевязях осы-веспиды. Все садятся на жидкую грязь и жадно льнут к влаге.
Вскоре жабы примирились со мной, они почувствовали ко мне, такому неподвижному, доверие. Одна за другой, не спеша и соблюдая достоинство, приковыляли к мелкому бережку и здесь, как возле обеденного стола, расселись, спокойные и деловитые. Но ни одна из них не стала искать добычу. Зачем? Вот когда муха окажется совсем рядом, возле самого рта, тогда другое дело: короткий бросок вперед, чуть дальше, с опережением, — и добыча в розовой пасти. Вздрогнет подбородок, шевельнутся глаза, помогая проталкивать в пищевод еду, и снова покой, безразличное выражение глаз и застывшая улыбка безобразного широкого рта.
Если муха села на голову, незачем обращать внимание. С головы ее не схватишь. Пусть сидит, кривляется, все равно рано или поздно попадет в рот.
Страдающим от жажды насекомым достается от жаб: одно за другим исчезают они в прожорливых ртах. Только осы неприкосновенны, разгуливают безнаказанно, и никто не покушается на их жизнь. Да еще неприкосновенна одна безобидная и беззащитная муха-сирфида. Ей, обманщице, хорошо: ее тоже боятся жабы, не зря она так похожа на ос, такая же желтая, в черных поперечных полосках.
Как мне захотелось в эту минуту, чтобы рядом оказался хотя бы один из представителей когорты скептиков, противников мимикрии, подвергающих сомнению ясные и давно проверенные жизнью факты. Чтобы понять сущность мимикрии, не обойтись без общения с природой. Что стоят голые схемы, рожденные в тиши кабинетов вдали от природы. Как много они внесли путаницы, ошеломляя простачков своей заумной вычурностью.
Жабы разленились от легкой добычи, растолстели от беспечной жизни. Их самих никто не трогает: кому они нужны такие безобразные, бородавчатые и ядовитые.
Но как ни хорошо в глубокой тени, пора продолжать путь. Теперь нам предстоит вновь ехать через выжженную солнцем и жаркую пустыню, но уже без дороги. Есть только сухое русло, оставленное весенними потоками да летними ливневыми дождями. Ровное, из мелкого гравия ложе потока извивается в саксауловых зарослях, обступивших обрывистые берега. Иногда оно разбивается на несколько узких рукавов, и тогда необходимо напряженное внимание, чтобы успешно проскочить узкий коридор, не застряв в нем и не поцарапав машину. Иногда рукава сбегаются в один широкий, подобный отличному асфальтовому шоссе, поток.
Впереди нас видны далекие сиреневые горы Чулак, перед ними — едва зеленая полосочка тугаев реки Или, еще ближе — белые пятна такыров. Вокруг каменистая пустыня, черный щебень, покрывающий землю, редкие саксаульчики, никаких следов человека, суровое величие, простор и тишина.
Иногда мы останавливаемся, бредем по сухому руслу между кустиками саксаула. Вот по земле ползет муравей-крошка кардиокондиля. Стремительная вода недавнего бурного потока закрыла его жилище слоем земли не менее чем на десяток сантиметров. Но муравьи-крошки пережили наводнение, отсиделись в подземных камерах, потом откопались и сейчас налаживают жизнь.
Осы-глиссеры
Раскачиваясь на камнях, машина спустилась вниз по ущелью, повернула за скалистый выступ и исчезла. Я остался один.
Опаленные зноем горы пустыни поблекли, и редкие травы да кустики таволги на их склонах побурели. Черные зубчатые скалы венчали вершины гор, и только одна узкая зеленая полоска прорезала сухой склон ущелья. Она казалась яркой и необычной. По самой ее середине теснились молодые тростнички и горчак. С краев к ним примыкала мята, дикая конопля, в вершине зеленой полоски из-под камней тек маленький родник. Он образовал две лужицы, соединенные между собою перемычкой. Из нижней лужицы через заросли трав сочилась крохотная полоска воды. Она заканчивалась третьей лужицей, мелкой и полузаросшей растениями.
Возле камней, из-под которых бил ключик, со дна поднимался вулканчик ила, поблескивая маленькими искорками слюды.
Вокруг, я это хорошо знал, нигде не было воды, и поэтому сюда слеталось множество ос-полистов и крупных мух и над родничком стоял неумолчный гул их крыльев. Кое-когда на мокрую землю опускались бабочки-белянки. Еще вокруг ползали муравьи-тетрамориумы. Таились здесь и другие жители ущелья, привлеченные водою. Вот шевельнулись травинки, и я увидал извивающееся туловище обыкновенного ужа, а потом на узенькой тропинке, ведущей в гору, навстречу мне бросился молодой щитомордник. Глупышка, видимо, долго ждал на ней свою добычу, какую-нибудь маленькую мышку или ящеричку, да обознался и, поняв ошибку, быстро скрылся среди камней.
День близился к концу. В ущелье протянулись длинные тени, и одна из них закрыла зеленую полоску с родничком и мою наспех растянутую палатку.
Стало прохладно. Удивительная тишина завладела ущельем. Но легкий шорох заставил вздрогнуть от неожиданности: из кустов выскочил заяц, присел, огляделся и, не заметив ничего подозрительного, не спеша заковылял к ручейку. Потом раздался тихий крик каменной куропатки-кеклика, замолк, повторился коротко и негромко, а через десяток минут, когда я выглянул из палатки, от ручейка с громким шумом взлетела большая стайка птиц. Я не ожидал такого ловкого маневра. Обычно крикливые кеклики на этот раз подкрались к ручейку совершенно бесшумно, опасаясь неожиданного пришельца.
Рано утром, услышав крики кекликов, я не встаю, хотя только что собрался приняться за дела, — боюсь напугать пернатых визитеров, подсматриваю за ними в щелку, терпеливо жду. Им, бедняжкам, целый день бродить по сухим и жарким горам. Скоро начнется и мой рабочий день. В зеленой полоске растений у родничка найдется за кем понаблюдать.
Как только исчезли кеклики, я, наспех позавтракав, уселся на походный стульчик возле родничка. Нагляделся вдоволь на ос, на то, как они стремительно садились на воду, как утоляли жажду, как, отяжелев от воды, садились на камни и, ритмично подергивая брюшком, отдыхали и грелись на солнце. Когда же, отвлекшись, взглянул на лужицу, обомлел от удивления: все дно ее стало красным и мохнатым, подобно ворсистому ковру. Но едва я шевельнулся, как произошло другое чудо: красный ковер внезапно исчез и дно стало опять серым. Неожиданное превращение совсем меня сбило с толку. Что будет дальше?
Я подвинул к воде походный стульчик, приготовился наблюдать.
Ждать долго не пришлось. Вот через ил высунулась одна, за нею другая красные ниточки и стали быстро-быстро мотаться в воде во все стороны. К первым двум присоединились еще, и вскоре опять покраснела вся лужица. Кто они такие, крохотные существа: то ли какие-то пресноводные черви, то ли личинки насекомых? Надо взглянуть на них через лупу. Но едва я шевельнулся, как все общество безумствующих незнакомцев, будто по мановению, вновь мгновенно исчезло. Тогда я понял: все величайшее множество малюток реагировало на ничтожное сотрясение почвы, но не обращало внимания на ос, садящихся на воду и на меня, когда я тихо сидел и не шевелился. Испокон веков из этого крохотного ручейка пили воду животные, и те из червячков, которые в такие моменты не научились прятаться в ил, пропадали, попадая вместе с водой в желудок овец, верблюдов, лошадей, диких горных козлов и даже куропаток-кекликов. С большим трудом я выловил незнакомцев и под лупой узнал в них личинок комаров-звонцов.
Пока я наблюдал красных личинок, осы все чаще и чаще прилетали к ручью, и чем жарче грело солнце, тем громче гудели их крылья. Упав на воду, осы жадно к ней припадали. Если в этот момент осу начинало сносить вниз течение, она, как-то по-особому вибрируя крыльями, ловко скользила вверх против течения, подобно крошечному глиссеру, пока одна из ее ног не натыкалась на бережок, на выступающий из воды комочек земли или какое-либо растение.