Разрываю одну за другой норки подземных жителей — иного способа нет, чтобы узнать их дела, — и не могу понять, что случилось. Мокриц очень мало по сравнению с тем, что было прежде. Осталось не более одной четверти. Они сохранились только на возвышенностях. В норках нет того порядка, какой царил прежде. Часто встречаются норки, в которых или только один самец, или одна самка. Куда девались остальные? Вижу и такую норку, в которую набилось до десятка самцов и самок. Они — явные бродяги, нашли на день совместный приют в заброшенном убежище. Это сейчас, в конце мая! И еще загадка. В одной норке, кроме самца и самки, расположились две партии мокричек. Они хорошо различаются по размерам, те, кто крупнее, сидят в камере повыше, кто поменьше — в самой нижней камере. Не могла одна самка дважды принести потомство, нет такого обычая у пустынных мокриц. Скорее всего, хозяйка норки погибла и ее место заняла другая, еще не успевшая принести потомство. Но почему она бросила своего супруга и свое жилище?

Что же произошло в мире этих маленьких тружеников пустыни, почему нарушен уклад их точно отработанной системы развития?

После четырех лет изнурительной засухи май этого года выдался отменно хорошим. Теплый и насыщенный влагой воздух из Средиземного моря встретился над пустынями с холодным северным. По небу стали разгуливать облака, и с небольшими перерывами пролились дожди. Они оросили и солончаковую низину. Разжиженная и липкая глина проникла в норки мокриц, погубила их жителей. Не поэтому ли сейчас после такой катастрофы все тело самцов, особенно та часть спинки, которая украшена зубчиками, измазана прочно присохшей глиной? Бедные жители подземелий закупоривали собою вход в норку, спасая ее от затопления, точно так же, как они препятствовали вторжению в свою обитель различных незваных гостей.

К вечеру затих ветер, потеплело и на поверхность земли стали выползать мокрицы. Ночью зычно кричали журавли, со станции доносились протяжные гудки тепловозов.

Утром солнце засверкало над зеленой низиной и быстро согрело землю. По ней всюду ползали мокрицы. Наверх вышла одна женская половина населения. Самцы сидели во входах, накрепко закрыв их своими зубастыми спинками. Самки были очень заняты, искали еду. То одна, то другая волокли к своему дому всяческий мусор: сухие палочки, старые прошлогодние засохшие былинки, остатки колючих семян. Все это, если внимательно приглядеться, поросло черными грибками, они и были главной пищей многочисленного пустынного населения мокриц. Очень редко мокрицы тащили зеленые росточки, видимо разнообразя ими столь скромную диету. Так вот какие вы интересные создания! Нашли себе пропитание, никому другому не нужное, да еще и такое, которого всегда вдоволь в самую тяжелую пору жизни пустыни, и оказались тем самым вне конкуренции, царящей в мире животных.

Самки неторопливы, но очень деловиты. Едва подтащив добычу к норке, они спускали ее одним концом во вход, тотчас же отправляясь за очередной порцией провианта. В это время самец снизу затаскивал добытое в жилище. Запасаемая еда, наверное, предназначалась для родителей, детей же, пока они очень малы, полагалось кормить отрыжками, точно так же, как это делают общественные насекомые — муравьи, термиты, осы и пчелы.

Утром, пока солнце не поднялось высоко над землей, кое-где из норок показались и малыши. Каждый из них, побегав вблизи своего убежища и, видимо, приняв солнечную ванну, скрывался обратно.

Никто из нас не заметил, как на горизонте выросла темная туча. Потом она быстро увеличилась и заслонила солнце. Кончился жаркий день, теперь мы немного отдохнем от зноя!

Но туча не принесла облегчения. Жара сменилась духотой. Неподвижно застыл воздух, замерли тугаи, и запах цветущего лоха и чингиля стал, как никогда, густым и сильным. Прежде времени наступили сумерки. Их будто ожидали солончаковые сверчки, громким хором завели дружную песню. В небольшом болотце пробудились лягушки. Сперва нерешительно заквакали, потом закричали все сразу истошными голосами на все тугаи, солончаки и песчаную пустыню. Соловьи замолкли, не выдержали шума, поднятого лягушками.

Откуда-то появились уховертки. Где они такой массой раньше скрывались! Задрав кверху шипчики, они не спеша ползали во всех направлениях и, казалось, были очень озабочены. Нудно заныли комары.

Нас мучают сомнения. Что делать: устраиваться ли на ночь в палатке или, как всегда, расстилать тент на земле и над ним растягивать полога и спать под открытым небом? Палатка наша мала, и в ней душно.

Решили рискнуть, лечь спать как всегда, а палатку на всякий случай поставить. Не верится, чтобы в такую сушь летом в пустыне пролился дождь.

Стали быстро сгущаться сумерки. Загорелись звезды. Снаружи пологов бесновались комары, втыкая в тонкую ткань пологов острые хоботки. Громко рявкнула в темноте косуля, зачуяла нас, испугалась. Еще больше потемнело небо, звезды погасли. Потом сквозь сон я слышу, как шумят от ветра тугаи и о спальный мешок барабанят капли дождя.

Ночью неприятно выскакивать из постели, искать под дождем в темноте вещи, сворачивать спальный мешок и все это в охапке тащить в палатку. А дождь, как назло, все сильнее и сильнее, и, если не спешить, все промокнет.

Кое-как устраиваемся в тесной палатке. Капли дождя то забарабанят по ее крыше, то стихнут. Сверчки испугались непогоды. Как распевать нежными крыльями, если на них упадут капли дождя и повиснут бисеринками! Замолкли лягушки. Их пузыри-резонаторы, вздувающиеся по бокам головы, тоже чувствительны к падающим каплям. Зато в наступившей тишине запели соловьи. Им дождь не помеха.

Сна как не бывало. Надо заставить себя заснуть. Ведь завтра, как всегда, предстоит немало дел. Но как спать, если по спине проползла холодная уховертка и чувствительно ущипнула за кожу, на лоб упал сверчок, испугался и, оттолкнувшись сильными ногами, унесся в ночную темень. А комары! Нудно и долго звенит то один, то другой, прежде чем сесть на голову и всадить в кожу острую иголочку. Можно закутаться, оставить один нос, но ведь и он не железный!

И еще неприятности. Палатка заполнилась легкими шорохами крыльев. Большие ночные бабочки бьются о ее крышу, не могут найти выхода, садятся на потолок, падают на лицо, мечутся всюду. Что за наваждение, откуда их столько взялось!

Иногда на тело заползает крошечный муравей-тетрамориум и старательно втыкает в кожу иголочку-жало. Здесь недалеко от палатки находится жилище муравьев, и хозяева решительно отстаивают свою территорию.

Сколько неприятностей причиняют насекомые! Мы вздыхаем, ворочаемся с боку на бок. Ночь тянется томительно долго. Плохо спать в поле без полога — мешают комары, муравьи, уховертки, бабочки.

Кстати, откуда такое название — уховертки? Ведь и другие народы тоже так зовут этих насекомых. Наверное, не случайно. Любители темноты, они всю ночь ползают, а перед рассветом, готовясь к жаркому дню, заползают в различные убежища, в том числе и в уши спящего человека. От них здорово доставалось человеку в далекой древности, когда ему приходилось спать на голой земле и где попало…

Плохо без полога. Вчера на бивак приползла светлая в черных пятнах гадюка. Она недавно перелиняла и казалась очень нарядной в своем блестящем одеянии. Такой ничего не стоит пожаловать в гости в открытую палатку. Хорошо еще, что в тугаях не живут любители ночных путешествий — ядовитые пауки-каракурты, скорпионы и фаланги. Впрочем, каракуртам еще не пришло время бродяжничать, а фаланги неядовиты. Но все равно неприятные посетители.

В 1897 году врач В. П. Засимович описал случай, когда в степях Туркестана крестьянин, ночевавший в поле, был наутро найден мертвым. В его одежде нашли полураздавленного каракурта, а, кроме того, на теле сохранились еще и следы от укуса змеи-щитомордника. Бывает же такое!

Во всем виновны мы сами. Надо быть наблюдательным. Не зря еще с вечера так смело поползли уховертки — любители влажного воздуха. Следовало подвесить тент над пологами и постелями.