Но кто бы мог подумать, что в одном муравейнике могло оказаться столько самок, да еще не у своих дел!

Впрочем, в жизни муравьев нет трафарета, и постепенно, в зависимости от стечения различных обстоятельств, могут складываться самые различные ситуации. Обычно, когда в семье одна самка, ее берегут, да и она сама не рискует покидать муравейник — занята рождением яичек, да и брюшко у нее непомерно большое. Когда же самок много, пищи мало — яички ни к чему, делать нечего, и почему бы не поучаствовать в общем труде вместе с дочерями и сестрами?

Не сидеть же без дела!

Едва заметный холмик светлой земли обдуло ветрами и отшлифовало пыльными бурями. В центре его располагается ничем не примечательная, густо уложенная кучка мелких соринок и палочек. Нужен опытный глаз, чтобы в таком холмике узнать муравейник муравья-жнеца. Сейчас он пуст: вокруг голо, голая земля и в редкой рощице туранги, возле которой он находится. Не видно на холмике ни одного труженика большого общества, хотя жара спала, солнце смилостивилось над раскаленной пустыней, спряталось за серую мглу, затянувшую половину неба, и муравьям бы полагалось, судя по всему, выходить на поиски скудного пропитания. Где-нибудь завалялось сухое зернышко, на какой-либо чахлой травке созрел небогатый урожай.

Но муравейник без признаков жизни.

Муравьев-жнецов в пустынях Семиречья несколько видов. Но холмики из мусора над входом делает только один жнец — пепельноволосый. Однако обычай этот соблюдается по-разному. Некоторые семьи его вовсе не придерживаются, другие как бы ради того, чтобы отдать дань ритуалу, приносят для видимости всего лишь несколько палочек, небрежно устраивая их над входом. Есть и такие, как вот эта семья: основательно замуровывают вход и, наконец, изредка муравьи наносят большие холмики из мусора.

Надо бы проверить холмик. Там в поверхностных ходах и камерах обязательно должно находиться несколько дежурных муравьев.

Маленькая походная лопаточка всегда со мной в полевой сумке. Я делаю ею несколько ударов, выбрасываю землю в сторону и вдруг вижу, что в ней показалось что-то серое и живое и с невероятной энергией бьется, сворачиваясь и разворачиваясь, будто стальная пружинка, это «что-то» было очень похоже на только что пойманную рыбку, выброшенную рыбаком на берег. Другое что-то серое скрылось в земле.

Пусть то, что трепещет, остается в выкопанной мною ямке. Оно никуда не убежит. Надо гнаться за другим исчезнувшим серым. Оно успело ускользнуть глубоко, и я чувствую, без основательной раскопки его не добыть. Впрочем, какая глупость! Надо ловить и то, трепещущее. Вдруг и оно исчезнет! Сколько раз так бывало.

Я хватаю извивающееся существо, вглядываюсь в него и с удивлением вижу хвостик ящерички, светлый снизу, в коричневых узорах и полосках сверху. Видимо, я его отсек лопатой. Так вот в чем дело! Вот почему в центре кучки соринок на этот раз виднелось круглое отверстие. Немного досадно. Находка, казавшаяся такой таинственной, в общем, обыденна. Хотя как сказать! Кто знал, что ящерицы забираются в муравейники за добычей. Сколько я в своей жизни вскрыл холмиков муравейников, изучая муравьев, но такое вижу впервые. Уж не из-за них ли муравьи-жнецы так тщательно замуровывают двери своего дома?

Продолжаю раскопку и вскоре извлекаю маленького пискливого геккончика с чудесными желтыми немигающими глазами, прорезанными узким вертикальным щелевидным зрачком, изящными ножками, увенчанными похожими на человеческие пальчиками.

Геккончик покорен, не сопротивляется и не пытается освободиться из плена. Так вот кто ты, охотник за муравьями! Солончаковая туранга — излюбленное место жизни этой ящерички. На ней она находит надежное убежище под пластами толстой бугристой коры дерева, под нею же на ветвях и листьях ловит добычу — различных насекомых и пауков, посетителей растения.

Обычно каждая туранга, как я убеждался не раз, имеет своего геккончика. Другому не полагается вторгаться в чужую охотничью территорию. Но весной в брачный период на особенно большой старой туранге собирается незримое общество этих ящеричек. Тогда дерево неожиданно становится местом музыкальных соревнований и от него в тишине пустыни разносятся во все стороны мелодичные поскрипываний.

Почему же геккончик покинул турангу? Видимо, засуха сказалась и на обитателях этого дерева. Не на кого стало охотиться ее главному обитателю, он отправился в необычное путешествие и, вопреки маскировке, возможно ночью, когда жнецы выходили на разведку и на поиски пищи, нашел муравейник, забрался в него, обосновался в его главном ходе и блокировал бедную семью. Далеко проникнуть в муравейник он не мог: подземные ходы его неширокие.

Пришлось муравьям сидеть безвылазно в нижних камерах. Смельчаки же, отправлявшиеся на разведку, неизменно попадали в желудок их страшного врага — дракона-геккончика.

Я пожалел муравьев и отнес геккончика подальше, на самое крайнее дерево туранговой рощи.

Едва я вышел из машины, как сразу же рядом с нею увидел небольшое скопление муравьев-бегунков. Они метались в величайшем беспокойстве. Что-то здесь происходило необычное, и следовало приглядеться.

На голой земле виднелся вход в гнездо муравьев. Из него мчались бегунки, все в одном направлении, другие же спешили с ношей навстречу им. Кто тащил большую коричневую куколку крылатой самки или самца, кто белую личинку, кто комочек яичек, а кто и сложившегося тючком муравья. Судя по размеру входа, по земле, разбросанной вокруг него, по числу и оживлению муравьев, гнездо было старое и жила в нем семья немалая. Наверное, муравьи затеяли переселение своего филиала обратно в свой основной дом. Подобное приходилось видеть не раз. Как всегда, бегунки принялись за дело со свойственной им поспешностью и энергией.

Еще с вечера с севера пришли белые облака, а сегодня слегка похолодало, земля не раскалилась от солнца, так что для подобной операции время казалось самым подходящим. По горячей земле небезопасно переносить муравьев-нянек, обитателей подземных убежищ, и не привычных к жаре муравьев и куколок.

Место, откуда происходило переселение, оказалось недалеко, в трех метрах от основного муравейника. В него вела всего лишь маленькая дырочка с едва заметным холмиком выброшенной наружу земли. Удивила одна особенность: у входа крутились совсем крошечные бегунки. Они были явно растеряны, беспорядочно метались, как будто не зная, за что приняться, что предпринять.

Из-под земли же все время выскакивали муравьи с ношей и деловито мчались к своему дому в главный муравейник. Иногда наружу выскакивали муравьи, у которых брюшко было переполнено прозрачным содержимым настолько, что слегка просвечивало через межсегментные складки. Такие муравьи-пузатики принадлежали явно маленькому муравейнику. Они не убегали, не пытались скрыться, а будто ждали, когда носильщики схватят их за челюсти, чтобы покорно сложиться тючком, удобным для переноски. Ожидать им долго не приходилось. Деловитые носильщики быстро их находили, а на месте исчезнувших вскоре появлялись другие такие же.

И еще одна особенность обратила на себя внимание. Среди суетящихся и очень занятых муравьев наверх выбирались бегунки с комочками земли в челюстях и, как обычно, бросив недалеко от входа свой груз, тотчас же спешили за очередной порцией.

Никаких следов враждебных действий между муравьями различных семей не было.

И так во всем происходящем обратили внимание носильщики яичек, личинок, куколок и нянек, бегунки-крошки, бегунки-пузатики и бегунки, занимающиеся строительством.

О всем этом я рассказал своим спутникам по экспедиции, предложив объяснить происходящее. Но никто не мог высказать никакой догадки. Муравьиная жизнь так сложна и многообразна, что для расшифровки ее событий требуется немалый опыт.