— Сбежали... Где находится председатель совета министров, неизвестно. Его нельзя разыскать. Недавно расстались, а найти уже нигде не могу. Точно так же министр внутренних дел... Никого нет. Кончено!
— Ну, если кончено, так и берите. Положение ясно. Может быть два выхода: все обойдется, государь назначит новое правительство — мы ему и сдадим власть... А не обойдется, так если мы не подберем власть, то подберут другие, те, которые уже выбрали каких-то мерзавцев на заводах... Берите, ведь, наконец, черт их возьми, что же нам делать, если императорское правительство сбежало так, что с собаками не сыщешь!..
Я вдруг разозлился. И в самом деле. Хороши мы, но хороши и наши министры. Упрямились, упрямились, довели до черт знает чего и тогда сбежали, предоставив нам разделываться с взбунтовавшимся стотысячным гарнизоном, не считая всего остального сброда, который залепил нас по самые уши... Называется правительство великой державы. Слизь, а не люди...
— Вы считаете? — как-то странно посмотрев на меня, спросил Родзянко.
Я кивнул. Он еще некоторое время походил по кабинету и потом решительно направился в «кабинет Волконского», где все нас ждали. Я едва успевал за ним.
Родзянко сел к столу, обвел присутствующих быстрым взглядом, откинулся на спинку кресла и ударил пудовым кулаком по столу:
— Хорошо, я решился и беру власть в свои руки!
В ответ раздались дружные аплодисменты. Заглянувшие в комнату деятели Совета — кажется, среди них был и Керенский, Стеклов и Пешехонов — присоединились к нашей овации.
— Но отныне,— прервал нас Родзянко,— я требую от всех вас беспрекословного мне подчинения.
Наклонившись ко мне, Милюков тихо сказал:
— О, великий Шекспир! Как он верно заметил, что самые драматические моменты жизни не лишены элементов юмора.— И в ответ на мой недоуменный взгляд разъяснил: — Михаил Владимирович уже чувствует себя в роли диктатора русской революции.
Я не ответил, было не до этого. Надо было скорее оформлять центр.
Родзянко, слава богу, уже распоряжался:
— Необходимо немедленно составить обращение к населению. Павел Николаевич, садитесь! До образования нового правительства во все министерства назначить комиссаров из членов Думы. Шингарев, составьте список. Утром я выеду в ставку к государю. Распорядитесь о поезде. Гучков, набросайте телеграмму командующим армиями о происшедшем. Хорошо бы и к железнодорожникам обратиться...
— У меня уже готов проект,— сказал вынырнувший откуда-то член Думы Бубликов.
Родзянко схватил протянутый листок.
— Что вы тут пишете? — загремел он.— «Старая власть пала». Как можно говорить «пала»? Разве власть пала? Исправьте: «Старая власть оказалась бессильной»,— и я подпишу.
— Михаил Владимирович,— обратился к Родзянко член Государственной думы полковник Энгельгардт, — мне кажется, сейчас самое главное — армия. Необходимо это взбунтовавшееся солдатское стадо взять в руки. Там уже работает военная комиссия Совета. Если мы...
— Какая там еще комиссия? — закричал Родзянко.— Я назначаю вас комендантом Таврического дворца и комендантом Петрограда. Где эта комиссия?
— В 42-й комнате.
— А ну, пойдемте-ка туда! И немедленно дайте мне на подпись приказ о возвращении солдат в казармы и беспрекословном их подчинении офицерам. Стадо должно быть в стойле.
И Родзянко стремительно ринулся из кабинета. В эту минуту Керенский мог бы ему позавидовать...
Сергей Дмитриевич Мстиславский, 38 лет, левый эсер, участник трех русских революций и гражданской войны. Позднее — на литературной работе, известный советский писатель, автор книг «Грач — птица весенняя», «Накануне. 1917 год» и др.
МСТИСЛАВСКИЙ. В ночь на 28 февраля в 42-ю комнату, занятую военной комиссией Совета, ворвались Родзянко, Энгельгардт и несколько офицеров. Их встретил Соколов. Родзянко был почему-то страшно возбужден.
— Временный комитет Государственной думы, ― заявил он Соколову,— постановил принять на себя восстановление порядка в городе, нарушенного последними событиями. Комендантом Петрограда и главой военной комиссии назначается член Государственной думы полковник генерального штаба Энгельгардт. Потрудитесь, чтобы весь состав вашей комиссии выполнял приказания полковника беспрекословно!
— Ну, нет! — резко возразил Соколов.— Штаб уже сложился,— он рукой показал на небольшую группку работников Совета, окружившую его,— штаб уже действует, люди подобрались... При чем тут полковник Энгельгардт? Надо предоставить тем, кто работает здесь с первой минуты восстания, самим решать — кто, чем и кем будет командовать! Тем более что дело сейчас не в водворении порядка, а в том, чтобы разбить Хабалова, засевшего в Адмиралтействе. И потом, совершенно недопустимо, чтобы Петроградский Совет, являющийся в настоящее время единственной действительной силой, оказался совершенно отстраненным от им же созданной и его задачи осуществляющей военной комиссии...
— Нет уж, господа,— Родзянко стукнул ладонью по столу,— если вы нас заставили впутаться в это дело, так уж потрудитесь слушаться! Потрудитесь слушаться!
Соколов вскипел и ответил такой фразой, что офицерство, почтительнейше слушавшее Родзянко, забурлило сразу. Соколова обступили. Закричали в десять голосов. Послышались угрозы. «Советские» что-то кричали тоже. Минуту казалось, что завяжется рукопашная. Не без труда мы разняли спорящих.
— Ладно,— махнул рукой Соколов.— Единство
сейчас важнее. Давайте работать вместе на паритетных началах.— И он ушел.
Родзянко удовлетворенно кивнул и сказал Энгельгардту:
— Действуйте, полковник. И первое — приказ о возвращении солдат.
ПРЕССА 28 ФЕВРАЛЯ 1917 ГОДА
ГАЗЕТЫ НЕ ВЫХОДЯТ
Информация «ИЗВЕСТИЙ» революционной недели. Издание комитета петроградских журналистов.
ОТ ШТАБА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
Юго-западнее Нароча, в 35 верстах от Ковеля, противником произведены газовые атаки. Попытки противника наступать отбиты нашим огнем. На остальном фронте перестрелка и поиски разведчиков.
На Румынском фронте — перестрелка и поиски разведчиков.
У союзников — телеграммы собственных корреспондентов и петроградского телеграфного агентства сообщают о занятии английскими войсками г. Багдада.
ИЗВЕСТИЯ ЗА ДЕНЬ
— В руки восставших войск и революционного народа попала также и Петропавловская крепость, которая превращена в основную базу революционной армии. Все политические освобождены из казематов и выпущены на свободу.
— Продолжается осада Адмиралтейства.
— Разгромлено и подожжено охранное отделение.
— По городу распространяется «Манифест ЦК РСДРП», призывающий к созданию революционного правительства, прекращению войны и передаче помещичьей земли крестьянам.
— В Москве всеобщая забастовка, создан Совет рабочих депутатов.
— Министерский павильон Таврического дворца переполнен высокопоставленными узниками. Кроме господина Щегловитова сюда доставлены бывший премьер-министр Штюрмер, экс-министр Рейн, бывший товарищ министра внутренних дел генерал Курлов и бесконечное количество второстепенных чинов администрации и полиции.
— По городу циркулируются слухи о продвижении регулярных войск к столице.
— Где официальное правительство? В течение вчерашнего дня на этот счет циркулировали самые разнообразные слухи.
— В 2 часа дня член Г. Думы священник Попов 2-й с крестом в руках благословлял революционные войска, продолжающие прибывать к Думе. «Да будет,— сказал священник,— памятен этот день во веки веков...»
— Механики приступили к восстановлению телефонной связи и устранению возможностей пользования телефоном лицам, причастным к старому правительству.
ОБЪЯВЛЕНИЯ
«Граждане! Солдаты, ставшие на сторону народа, с утра находятся на улице голодные. Совет депутатов прилагает все усилия к тому, чтобы накормить солдат. Но сразу организовать продовольствие трудно. Совет обращается к вам, граждане, с просьбой кормить солдат всем, что только у вас есть.