Раз-два помогли, чуем - и у нас хребты заныли. А время уж вечером запахло.
- Давай, ребята, остановимся здесь, - скомандовала начальница.
Второй раз просить не заставили, приткнулись к берегу ребята.
Леонтьев говорит:
- Разгружать лодки надо, а то затонуть могут.
Разгрузили мы обе лодки, поставили палатку, готовим обед. Берег, на котором мы остановились, порос травой по колено. Хожу я вокруг, дровца в траве выискиваю и вижу, что кто-то совсем недавно здесь прошел по траве: чьими-то шагами она примята. Раздвинула я негустые стебелинки и кричу своим:
- Смотрите-ко идите: медведь прошел.
Пришли, посмотрели - след свежий: большая голая лапа, и каждый коготь на каждом пальце видно.
Наутро бурлаки подняться не могут, не разогнут спину.
- Ничего, втянемся, - говорит Леонтьев.
Глядя на него, и Саша поднимается.
Второй день выпал им тяжелее первого. Река вся пошла прилуками, и мели везде, курица вброд перейдет.
А ребята наши не сдаются.
Вот мы с начальницей опять бережничаем, а они с мелями воюют. Заманило их в какой-то закурок, заехали они туда версты на две, а выход-то песком пересыпало. Вот и помаялись они на этой кошке: до середки ее лодку протащили, а дальше - вперед не идет и назад силы нет. Думали-думали Леонтьев говорит:
- Копать, Сашка, надо. Канаву под носом выкопаем - лодка легче пойдет.
Взяли ребята лопаты и копают песок. Выкопают с метр, который-нибудь и поет:
Мы не карбас тянем, лодку,
Даст начальница на водку.
Эй, дубинуша, ухнем!
Эй, зеленая, сама пойдет!
Иде-е-ет...
Глядишь, лодка на метр подвинулась. Еще прокопают да еще покрикивают:
- Раз-два - взяли... Раз-два - сильно...
Из закурка выбрались на вольную воду - тоже немногим слаще. Где поглубже, там веслом толкаются, а мель подойдет - опять волокут. А за лопаты все чаще берутся.
Два дня проехали лодки по песку с лопатой вместо паруса.
- Километров сорок отъехали, - говорит Саша.
А мне с берега виднее.
- Иди-ка, - говорю, - Сашенька, сюда.
Вышел он, а я назад показываю.
- Тебе, - говорю, - эти чумы не знакомы?
Верстах в четырех от нас стояли чумы Большого Носа и Федора Лаптандера. По реке мы много напетляли, а прямо-то только на четыре версты отошли.
Саша чуть не взвыл.
- Я, - говорит, - боялся, как бы Сарамбай нам не проехать да в море не выплыть...
Каждый день приносил нам новые мели, и думали мы, что не выбиться нам на глубокую, вольную воду. Редко-редко подхватывал лодки какой-нибудь порожек и выносил их на такие же пески, с каких подхватывал.
Нам с начальницей по берегам иногда кое-что и кроме морошки попадалось. В одном месте на песчаных извилистых берегах нашли мы каменный уголь. Он выходил прямо наверх небольшими пластиками и наверху рассыпался на комки, а кругом их по песку развеяна ветром черная угольная пыль. Покопались мы в этих местах. Начальница все записала, образцы угля с разной глубины взяла, в мешочки уложила. И опять дальше поехали.
В другом месте наткнулись мы на старые избы. Стояли они на высоком берегу. Нашли мы там капканы ржавые, печки чугунные, фанеру и какие-то части от радио.
Сделали мы тут привал. Решили мы, что это какая-то экспедиция здесь жила. Захватили мы сколько-то капканов на гусей, фанеру и немножко вара от батарей - лодки заливать.
Много муки бурлаки наши приняли, пока доехали мы до устья Нямды. Перед самым устьем она берет в себя другую речку - Хэй-Ягу, и от устья видно, как идут они обе и стыкаются перед Коротайкой в развилку.
И опять мы шли, и опять воевали с мелями, пока наши работники оба не свалились: у Леонтьева спина отказала, у Саши рука.
А Ия Николаевна не унывает, храбрится.
- Теперь, - говорит, - наша с тобой очередь, Романовна, реку копать.
- Много ли мы, - говорю, - с тобой накопаем? Такие мужики сдали, как уж нам на силу надеяться! Тут, - говорю, - надо нам, как в сказке, Ум-разум кликать: не поможет ли он?
Часть третья
В РОЗЫСКАХ ЗАВЕТНОГО КЛАДА
1
Ум-разум что-то худо нас слушал и лениво службу служил, не так, как в моей сказке про стрельца-молодца.
Сколько ни бились Леонтьев с Сашей, сколько ни мучились, а лодку на плечах не унесешь. Совсем измотались наши работяги, на самих себя не похожи стали. На стоянках в палатке теперь было тихо. Приуныли мы все, ни смеху, ни сказок, ни веселых разговоров.
Саша все чаще стал за руку хвататься. Леонтьева скрючило; как старый старик он ходил, спины не разгибал. Начальница запечалилась: на команду хворь напала, тут и капитану не до веселья. И у меня язык к темени прильнул; что ни делаю, а во все плечи вздыхаю.
И говорю:
- Худ муж помрет, так и добра жена по миру пойдет.
Спрашивает Леонтьев:
- К чему это твоя присказка?
- А к тому, что мозгами нам надо шевелить. Ум-разум не поможет, так, видно, одной силой нам не взять.
- У меня Ум-разум вовсе от рук отбился, - жалуется Саша, - я ему говорю: "Помогай", - а он, как в насмешку, одно твердит: "Поставь лодку на колеса: где мелко - прокатишь, где глубоко - проплывешь".
- Это он в насмешку, - соглашается начальница. - А не присоветовал он тебе, на что эти колеса надеть, где оси выковать, как их приделать?
- Нет, не сказывает, - отвечает Саша.
Леонтьев говорит:
- И у меня Ум-разум не много веселей шевелится. Посоветовал он мне водой песок под лодкой промывать. Фанерным листом я струю направляю о бок лодки, водой песок несет, и за минуту под лодкой промоину вымоет. Не успеешь оглянуться - лодка на плаву.
- Это же замечательно! - обрадовалась Ия Николаевна.
- В том-то и дело, что вовсе не замечательно, - отвечает Леонтьев. Это Ум-разум шутки шутит: весь песок сразу за носом лодки садится, мель-то еще больше делается.
- Ну и пересмешник этот Ум-разум! - говорю. - Отсмеем-ка мы ему отсмешку.
Все глаза на меня уставились.
- Рекой, - говорю, - он нас не везет, так заставим-ко его нас озером везти. На сонливого да ленивого плетка-живулька есть: сонливый - так буди раньше, ленивый - так наряжай чаще.
Все трое наперебой спрашивают:
- Какая плетка?
- Как его добудишься?
- Что надумала, выкладывай!
- Вот я что надумала...
И вывожу всех из палатки.
Палатка наша была раскинута в этот раз на стоячем речном берегу. Река смыла берег, как ножиком срезала. А рядом с палаткой круглое озеро с островками. Шириной оно с версту, глубокое, без мелей и трав.
Показываю я на озеро.
- Вот, - говорю, - мне Ум-разум лошадку дал: сумейте оседлать - всех увезет.
Тут все поняли, о чем я говорю. От озера до реки было каких-нибудь три сажени.
- Озеро спустить? - спрашивает начальница.
- Ну да, - говорю. - Берег просечем, так вода сама волю возьмет, не задержишь ее. Вода берег располощет, в реку грянет и мели зальет.
Берег в этом месте для лопаты был подначальный, мягкую боровину да рыхлую тундровину лопаты шутя крошили. У наших больных на ту пору вся боль отскочила. Лопаты свистят, комья летят, как в руде оба роются.
Срезали они дерно канавкой, а под дерном земля мягче, лопаты ее легче берут. А все же это не в карты играть, а землю метать. Сухой песок переметывать - и то за день руки надергаешь. И Леонтьев и Саша час-другой храбрились, да и снова сдали.
Видим мы, что это дело за один день не возьмешь, а все же своего добиться хотим: и знаем, что озеро никуда не скроется, наше будет, а торопимся, будто боимся чего-то.
Отправили мы наших землекопов в палатку, а на подмену обе за лопаты взялись. Раз задумали удачу искать, так уж силы своей не жалеем.
Сколько могла, тянулась за мной Ия Николаевна. И фуфайку она сбросила, и накомарник скинула, а все ей жарко, пот по лицу горохом катится. Но лопату начальница не бросает: дело под задор пошло, и срамиться она не хочет.