– Чем занималась прошлым вечером? – спрашивает он, губами сжимая два шурупа, которые положил в рот, пока вкручивал в дерево третий.
– Особ ничем. – Я концентрируюсь на том, чтобы держать доску под углом в девяносто градусов, чтобы мой стол не кренился. – Просто работала, а затем отправилась спать.
– В пятницу?
– Я не слишком интересный человек.
Он бросает на меня взгляд.
– Уверен, ты очень интересная, Нора.
Я смеюсь, а он улыбается с шурупами во рту, выуживая один и засовывая в следующее отверстие.
– Как ты справился с материалом?
– Что? А, биология? Справился на отлично.
– Молодец.
Он пожимает плечами и берет последний шуруп.
– Знаешь, что странно?
Вся эта ситуация?
– Что странно?
– Я ненавижу колледж.
– Да? Я думала, ты хотел преподавать.
– Да, я хочу быть учителем. Глупо, верно?
– Не совсем.
– Нет? Почему?
– Если это то, чем ты хочешь заниматься, то не вижу в этом ничего глупого.
– Но ведь я ненавижу учиться, – повторяет он. – И у меня отстойно это получается. Почему, ты думаешь, мне приходится часами учить то, что другие усваивают за пять минут?
Я наблюдаю, как он собирает выдвижной ящик, словно хлеб маслом мажет. В нем нет ничего глупого.
– Потому что ты знаешь, какого это – усердно трудиться? – предлагаю я. – В старании нет ничего неправильного.
Он сосредоточен на своем занятии, но я вижу, как его рот изгибается.
– Полагаю, тебе лучше знать.
– Что ты имеешь в виду?
– Я о том, что ты всегда в библиотеке. У тебя пять предметов и работа. Ты тоже усердно трудишься.
Думаю о том, как в прошлом году я делала совсем противоположное и загнала себя в эту ситуацию.
– Ну, мне приходится.
– Да? Почему?
– Чтобы жить хорошо. Разве не этого все хотят?
– Полагаю, так.
– Ты хочешь плохо жить, Кросби?
Теперь он улыбается.
– Да, Нора. Я хочу жить ужасно.
Я смеюсь и подаю ему деталь, на которую он указывает.
– Что ты хочешь преподавать?
Он шумно выдыхает и начинает собирать второй ящик.
– Может, историю.
– Я думала, ты скажешь физкультуру.
– Почему?
Я закатываю глаза.
– Ох, ну не знаю, Кросби. Просто догадка.
– Из-за этого? – спрашивает он, напрягая бицепс. И хотя я изо всех сил стараюсь выглядеть не впечатлённой, легкий трепет сексуального узнавания пробегают по позвоночнику. Он очень… большой.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
Он смеется и жестом показывает мне отодвинуться, чтобы он мог собрать другую ножку стола.
– Что насчет тебя? Что сделает твою жизнь такой замечательной?
– Не знаю. Но степень кажется первым шагом.
– Степень в чем?
– Я еще не решила.
– Правда? Я думал, что девушка, которая проводит все лето в колледже, должна работать в направлении определенной цели.
Моей целью было поднять отметки с D- до C+ и отработать два с половиной месяца общественных работ, не привлекая особого внимания.
– Просто стараюсь держаться на высоте.
– Чем ты занималась, когда кампус пустовал?
Сглатываю. Не хочется лгать, но я не готова к тому, чтобы кто-то узнал, насколько я все испоганила.
– В основном просто работала. Училась и работала. Ходила на… прогулки. – И по пути вляпывалась в неприятности.
– Одна?
– На моем этаже жили четыре человека, – говорю я. Восемь в моей уборочной бригаде. – Двое не разговаривали по-английски, а другая девушка проводила двадцать часов в день играя на пианино. Ее пальцы прямо-таки кровоточили.
Он морщится:
– Это отвратительно.
– Расскажи мне о вечеринке.
Он кряхтит.
– Ты не хочешь об этом знать.
– Почему нет? – Если я не могу присутствовать на вечеринках, может, я могу жить опосредованно, через Кросби. Но даже когда я думаю об этом, ловлю себя на том, что надеюсь, он не расскажет о перепихе со стриптизершей – или любой другой девчонкой.
– Ты когда-нибудь бывала на вечеринках братства, Нора?
Избегаю его взгляда. Он наверно думает, что я слишком застенчива, но мне просто сложно встретиться с ним глазами, пока лгу:
– Нет.
– Что ж, держись от них подальше. Они частенько выходят из-под контроля.
– Но ты можешь справляться с этим?
Опять смеется:
– Я вроде как люблю это. Благодаря им я могу выносить все остальное дерьмо. Это единственное, что мне легко дается.
– Тусоваться?
– Да.
Думаю о событиях прошедшего года. Как безрассудно я бросилась в тот мир. Как это было здорово. А потом перестало.
– Как ты развлекаешься? – спрашивает он. Я понимаю, что он старается быть любезным. Представить мои предполагаемые хобби – вязание и наблюдение за звездами – интересными.
– Охочусь на привидений, – говорю я.
– Ты чертова лгунья, Нора.
Я не могу удержать невозмутимое выражение лица.
– Я не развлекаюсь, – говорю ему. И теперь мне легко смотреть ему в глаза. – Я вроде как… не могу.
– Не можешь развлекаться?
– Не могу найти в этом баланс, – поясняю я. – Я не могу как ты – бегать, учиться и тусоваться. Всегда так было. Не знаю, почему.
– Так ты только учишься? Никогда не веселишься?
– Учеба – не самая худшая вещь в мире.
– Ну, похоже на то. Ладно, вставай. – Стол собран, мы оба поднимаемся, когда он ставит его вертикально и двигает к стене. Он немного сдвигает его, взявшись одной большой рукой за край, и я сейчас же хочу сделать что-то «веселое». Почувствовать эту руку на себе. – Нормально смотрится? – спрашивает он.
– Да, – чересчур поспешно говорю я. Слегка задыхаясь.
Он одаривает меня странным взглядом.
– Ты в порядке?
– В абсолютном.
– Кто-нибудь беспокоил тебя прошлой ночью?
– Нет. Я даже не видела никого.
Его нахмуренный лоб медленно расслабляется.
– Хорошо.
Из-за того, что моя кровать занимает слишком много места, мы собираем деревянный каркас в гостиной, где едва хватает места. Как и прежде, Кросби делает всю работу. Я в основном наблюдаю и передаю ему детали. Не знаю, чувствует ли он, что в моей комнате происходило что-то странное, или просто хочет сменить тему, но он снова спрашивает о рисунке «Стив Холт», и мы начинаем говорить о телевидении.
Когда каркас собран, он аккуратно проносит его сквозь дверной проем обратно в комнату. Я стою у края, который ближе к двери и приподнимаю его, затем он поднимает матрас, и я подталкиваю каркас под него. В теории все звучало проще, но в итоге мы ставим все на место, и когда я начинаю расправлять скомканное одеяло, Кросби останавливает меня.
– Что?
– Ты должна убедиться, что она крепкая, – говорит он.
– Прошу прощения?
– Залезай. – Он сжимает мою руку и затягивает на кровать, чтобы я стояла по центру. – Прыгай, – говорит он.
– Я не буду… – чувствую себя абсолютно нелепо.
– Прыгай, Нора. Ради моего душевного спокойствия.
– Я не планирую много прыгать на этой кровати, Кросби. Если каркас сломается, то падать всего шесть дюймов. Я выживу.
Он складывает руки на груди.
– Прыгай.
– Отвали. – Я пытаюсь слезть, но он преграждает мне путь. – Кросби...
– Повеселись, – говорит он. – Хотя бы минутку. Я хочу знать, что ты можешь это.
– Ладно, знаешь что? – Вот теперь я рассердилась. – Я ценю твою помощь, но ты заставляешь меня чувствовать себя по-настоящему глупо. Я умею веселиться, просто сейчас мой выбор – не делать этого. Мне нет нужды развлекать тебя, чтобы быть веселой.
Он выглядит удивленным.
– Это не развлечение. – Затем он бросает взгляд на кровать. – Хотя понимаю, что это можно понять неправильно.
Он не останавливает меня, когда я слезаю, отчего чувствую себя слегка обделенной. Словно это был мой шанс, и я упустила его. И если бы позже я попрыгала на кровати одна, то даже близко не было бы так весело, как при Кросби.
– Окей, – говорит он, наступая на кровать. – Я давал тебе шанс. Но если каркас сломается, виновата в этом будешь ты.