Я зеваю в изгиб локтя и закрываю компьютер, затем ложусь и стараюсь устроиться поудобней, что является не самым легким делом, учитывая, что коврик лишь четверть дюйма толщиной. И только мои глаза закрываются, раздается тихий стук в дверь. Я сажусь, включаю настольную лампу – в данный момент напольную лампу – и откидываю одеяло в сторону. Я ожидаю, что там Келлан, но, открыв дверь, вижу Кросби.

– Хэй, – шепчет он, внимательно разглядывая мои все еще влажные волосы, разметавшиеся по плечам.

– Что случилось?

– Можешь уделить мне секунду?

– Эм, да. – Я отчасти ожидала, что он попросит меня тайком записать его на вечер живого микрофона.

Он кивает на комнату за моим плечом:

– Там?

Я сомневаюсь:

– За...

– Расслабься. – Он кривится: – Келлан не станет распространять слухи о тебе.

– Это не то, что я… – я шумно выдыхаю. – Ладно. Входи.

Я отступаю на шаг, и он заходит, закрывая за собой дверь. Выражение его лица в равной степени шокированное и изумлённое, когда он разглядывает мою скудную обстановку: шкаф наполовину заполнен, вся одежда, что у меня есть, либо висит внутри или по-прежнему сложена в открытой спортивной сумке на полу, потому как у меня нет комода. Ноутбук лежит на одном из перевернутых ящиков для молока, другой – все еще заполнен книгами, а коврик для йоги раскатан в углу, скомканное одеяло и подушка брошены у стены.

– Что за хрень? – шепчет он.

– Мебель прибудет завтра. – Сконфуженно почесываю локоть. – Я жила в резиденции, помнишь? Мне не нужен был стол.

– Или кровать.

Я скрещиваю руки:

– Чем могу тебе помочь?

– Отличный рисунок.

Я оборачиваюсь через плечо и прослеживаю за его взглядом на лист бумаги в рамке с надписью: «Стив Холт!», выполненной лучшим почерком Марселы. Это персонаж из «Замедленного развития», и никто не знает, что это значит. Ей потребовалось, наверно, минут пять, чтобы сделать это, но я люблю его.

– Спасибо. Итак?..

Он становится серьезным.

– Верно. Так. Не знаю, в курсе ли ты, но в пятницу Келлану исполняется двадцать один, и мы хотим устроить для него вечеринку.

– Ах-ха. – После бесчисленных референций в духе «ты легко забываема», я даже мысли не допускаю, что меня пригласят, даже если я – как и каждый на кампусе – знаю о дне рождения Келлана МакВи. Не то чтобы я в принципе могла туда пойти, раз уж я теперь встала на путь праведности.

– Но… – Он смотрит на меня из-под ресниц, видимо, стараясь быть милым, и лишь отчасти достигает успеха. – В нашей компании не все совершеннолетние, так что мы не можем пойти в бар… или стрип-клуб.

Чувствую, как мой глаз подергивается.

– Ах-ха...

– И раз в сентябре в Бернеме полиция довольно серьезно патрулирует Ферму Братств, мы надеялись, что сможем устроить вечеринку здесь.

– Здесь? В квартире?

– Да, – быстро говорит он. – Это был бы один-единственный раз, обещаю.

– Ты хочешь притащить сюда, в мою квартиру, кучу пьяных парней из братства и стриптизерш? Туда, куда я переехала в полной уверенности, что она только для занятых учебой домоседов?

Он старается не рассмеяться:

– Да.

– Нет, Кросби. Выметайся.

– Это будет только один раз, Нора. Клянусь. Я никогда не попрошу тебя об этом снова.

– Перестань на меня так смотреть. Это не сработает. – Думаю о том, как неловко мне было пробегать мимо Кросби и Келлана по пути из ванны, и что бы я делала с кучей пьяных парней и стриптизерш? Затаилась в комнате и не писала всю ночь?

– В чем проблема? – спрашивает он. – Прости, мы не можем пригласить тебя, вечеринка лишь для парней, если только ты не будешь там для стриптиза.

– Так мило.

– Обещаю, никого не пущу в твою комнату, – говорит он. – Все это… – Он жестом указывает на мое скромное имущество. – Будет в безопасности.

– А что мне прикажешь делать во время этой вечеринки, Кросби? У меня… – Останавливаю себя, пока не выпалила, что у меня нет друзей или места, где можно переночевать. Я могла бы пойти на работу или зависать в библиотеке, пока она не закроется в одиннадцать, но после этого я бы бродила сама по себе, потому как трудно представить, что вечеринка окончится рано. Скорее всего продлится до рассвета.

– Ты можешь… можешь остаться в моей комнате, – заявляет он, и его голос звучит так, будто он очень доволен собой. – Дверь запирается, я останусь здесь на всю ночь, большинство парней тоже будут здесь, и никто не узнает, что ты там. Я даже сменю для тебя простыни.

Я качаю головой:

– Это не...

– Одна ночь, – говорит он. – И я буду у тебя в долгу.

Как, нафиг, мой план держаться подальше от Фермы Братств так быстро рассыпался на кусочки? Сейчас я близка к тому, чтобы согласиться не только на то, чтобы провести там ночь, но и провести ее в комнате Кросби Лукаса.

– Если это из-за «Кросбаб», клянусь богом, я убью любого, кто скажет так о тебе. Никто не подумает, что мы… что бы ни было.

Я пробегаю рукой по лбу.

– Не из-за этого.

– Тогда...

– Покажи мне фокус.

Его улыбка застывает:

– Что?

– Прямо сейчас. Покажи фокус.

Долгое мгновение он пялится на меня:

– Зачем?

– Потому что я хочу увидеть его.

– И что тогда?

– Тогда я позволю тебе провести вечеринку здесь.

Он внимательно рассматривает мое лицо, и мне по-настоящему хочется, чтобы я не стояла тут растрепанная и без макияжа, готовая ко сну, в восьми дюймах от Кросби Лукаса, который с таким сомнением разглядывает меня, что мне понятно, никто никогда не просил его показать фокусы, не намереваясь впоследствии сделать его объектом для насмешек.

– Я не буду смеяться, – обещаю я.

Его грудью слегка раздувается:

– Мне плевать, будешь ли ты смеяться.

– Тогда я...

– Тебе нужны наличные для этого. Две купюры.

Я слышу решительность в его голосе, нежелание отступать от трудностей. Этот парень изучает материал по предмету, который еще даже не начался, затем проводит час на эллиптическом тренажере и тем же вечером бежит десять миль. Мне без разницы, даже если трюк окажется глупым или катастрофическим, я не буду смеяться над ним, ведь он старается. Вместо этого наклоняюсь к своей «кровати» и роюсь в сумочке, бросая взгляд на Кросби, когда он садится на коврик лицом ко мне.

– Пятерка и доллар пойдет?

– Да. Отлично.

Я передаю ему купюры и тоже сажусь, скрестив ноги, чтобы иметь возможность наблюдать. Он кладет пятерку на свое колено, затем сгибает один доллар вдоль и показывает мне.

– Обычная долларовая купюра, сложенная пополам. Есть вопросы?

– Нет.

– Хорошо. Сделай то же самое с пятеркой. – Он протягивает мне купюру, и я аккуратно складываю ее по длине. Он терпеливо ждет, когда я закончу, по-прежнему держа купюру между пальцами. – Хорошо. Снова сверни ее пополам в другую сторону.

Я так и делаю, и он берет сложенную пятерку и помещает ее за доллар. Переворачивает купюры вперед-назад, чтобы мне было видно, что доллар прижат к пятерке в форме строчной t.

– Все очень просто, – говорит он. – Теперь считай до трех.

Я знаю, что происходит что-то подозрительное, но что бы это ни было, я не вижу этого.

– Раз… Два… Три…

Пока я считаю, он слегка встряхивает рукой, и на счет три один доллар внезапно проскальзывает сквозь свернутые половинки пятерки так, что она скрещивается посередине.

– Как ты...

– Ш-ш. Я не закончил. Теперь смотри. – Он дергает доллар так, что он проваливается к краю пятерки, застряв внутри.

– Кросби, серьезно, как...

Он игнорирует меня:

– Смотри.

Я всматриваюсь, когда он дергает доллар за сплошной свернутый край.

– Раз, – говорит он. – Два. Три. – На счет три долларовая купюра проскальзывает сквозь пятерку и высвобождается в его руке.

Я только умудрилась захлопнуть рот, как он снова раскрывается. Мои глаза метнулись к его.

– Расскажи мне, как ты это сделал.

Он определенно выглядит довольным моей реакцией.