Артем подошел совсем близко, когда тот, что сидел к нему спиной, сообщил своему собеседнику:

– Там кто-то есть.

– Конечно, – закивал второй.

– Можешь присесть с нами, – сказал первый, обращаясь к Артему, но не поворачивая к нему головы. – Все равно дальше сейчас нельзя.

– Почему? – забеспокоился Артем. – Там что, кто-нибудь есть, в этом туннеле?

– Разумеется, никого, – терпеливо пояснил тот. – Кто туда сунется? Туда ведь сейчас нельзя, я же говорю. Так что садись.

– Спасибо, – Артем сделал несмелый шаг вперед и опустился на пол напротив бюста.

Им было уже за сорок. Один – седеющий, в квадратных очках, второй – светловолосый, худой, с небольшой бородкой. Одеты оба были в старые ватники, подозрительно не соответствовавшие их лицам. Они курили, вдыхая дым через тонкий шланг из похожего на кальян приспособления, от которого шел кружащий голову аромат.

– Как зовут? – поинтересовался светлый.

– Артем, – механически ответил парень, занятый изучением этих странных людей.

– Артем его зовут, – передал светлый второму.

– Ну, это-то понятно, – откликнулся тот.

– Я Евгений Дмитриевич. А это Сергей Андреевич, – сказал светловолосый.

– Может, не стоит так официально? – усомнился Сергей Андреевич.

– Нет, Сереж, раз уж мы с тобой дожили до этого возраста, надо пользоваться, – возразил Евгений Дмитриевич. – Статус там и все такое.

– Ну, и что дальше? – спросил тогда Сергей Андреевич у Артема.

Вопрос прозвучал очень странно, словно требовал продолжения, хотя никакого начала не было, и Артема это сильно озадачило.

– Артем и Артем, но это еще ничего не значит. Где живешь, куда идешь, во что веришь, во что не веришь, кто виноват и что делать? – объяснил мысль Сергея Андреевича светловолосый.

– Как это тогда, помнишь? – сказал вдруг непонятно к чему Сергей Андреевич.

– Да-да! – засмеялся Евгений Дмитриевич.

– На ВДНХ живу… жил раньше, во всяком случае, – нехотя начал Артем.

– Как это… Кто положил сапог на пульт управления? – усмехнулся светловолосый.

– Да! Нет больше никакой Америки! – ухмыльнулся Сергей Андреевич, снимая очки и разглядывая их на свет.

Артем опасливо посмотрел на них еще раз. Может, лучше просто уйти отсюда, пока не поздно? Но то, о чем они говорили, прежде чем заметили его, удержало его у костра.

– А что там с Метро-2? Вы простите, я подслушал немного, – признался он.

– Хочешь приобщиться к главной легенде метро? – покровительственно улыбнулся Сергей Андреевич. – Что именно тебя беспокоит?

– Вы про какой-то подземный город говорили и про каких-то наблюдателей…

– Ну, вообще Метро-2 – это убежище богов советского пантеона на время Рагнарека, если силы зла одержат верх… – уставясь в потолок и пуская дым колечками, не спеша начал Евгений Дмитриевич. – Легенды гласят, что под городом, мертвое тело которого лежит там, наверху, было построено еще одно метро, для избранных. То, что ты видишь вокруг себя, – метро для стада. То, о котором говорят легенды, – для пастухов и их псов. В начале начал, когда пастухи не утратили еще власти над стадом, они правили оттуда, но потом их сила иссякла, и овцы разбрелись. Только одни врата соединяли эти два мира, и, если верить преданиям, они находились там, где теперь карта рассечена пополам багровым рубцом, – на Сокольнической ветке, где-то за Спортивной. Потом произошло нечто, отчего выход в Метро-2 закрылся навеки. Живущие здесь утратили всякие знания о том, что происходит там, и само существование Метро-2 стало чем-то мифическим и нереальным. Но, – он поднял палец вверх, – несмотря на то, что выхода в Метро-2 больше нет, на самом деле это вовсе не означает, что оно перестало существовать. Напротив, оно вокруг нас. Его туннели оплетают перегоны нашего метро, а его станции находятся, может, всего в нескольких шагах за стенами наших станций. Эти два сооружения неразделимы, они как кровеносная система и лимфатические сосуды одного организма. И те, кто верит, что пастухи не могли бросить свое стадо на произвол судьбы, говорят, что они присутствуют неощутимо в нашей жизни, направляют нас, следят за каждым нашим шагом, но никак не проявляют себя при этом и не дают о себе знать. Это и есть вера в Невидимых Наблюдателей.

Кошка, свернувшаяся калачиком рядом с закоптившимся бюстом, подняла голову и, открыв громадные лучисто-зеленые глаза, посмотрела на Артема неожиданно ясно и осмысленно. Ее взгляд не имел ничего общего со взглядом животного, и Артем не смог бы сейчас поручиться, что ее глазами его сейчас не изучает внимательно кто-то другой. Но стоило кошке зевнуть, вытянув розовый острый язычок и, уткнувшись мордочкой в свою подстилку, погрузиться в дремоту, как наваждение рассеялось.

– Но почему они не хотят, чтобы люди знали о них? – вспомнил Артем свой вопрос.

– На это есть две причины. Во-первых, овцы грешны тем, что отвергли своих пастухов в минуту их слабости. Во-вторых, за то время, когда Метро-2 оказалось отрезанным от нашего мира, развитие пастырей шло иначе, нежели наше, и теперь они являются не людьми, а существами высшего порядка, чья логика нам непонятна и мысли неподвластны. Неизвестно, что задумано ими для нашего метро, но в их силах изменить все, даже вернуть нас в утраченный прекрасный мир, потому что они вновь обрели свое былое могущество. Оттого, что мы взбунтовались против них однажды и предали их, они не участвуют больше в нашей судьбе. Однако пастыри присутствуют повсюду, и им ведом каждый наш вздох, каждый шаг, каждый удар – все, что происходит в метро. Пока они просто наблюдают. И только когда мы искупим свой страшный грех, они обратят на нас благосклонный взор и протянут нам руку. И тогда начнется возрождение. Так говорят те, кто верит в Невидимых Наблюдателей, – он замолчал, вдыхая ароматный дым.

– Но как люди могут искупить свою вину? – спросил Артем.

– Это не известно никому, кроме самих Невидимых Наблюдателей. Людям этого не понять, потому что они не разумеют промысла Наблюдателей.

– Тогда выходит, что люди не смогут искупить свой грех перед ними никогда? – недоумевал Артем.

– Тебя это расстраивает? – пожал плечами Евгений Дмитриевич и выпустил еще два больших красивых кольца, так что одно из них проскользнуло сквозь второе.

Повисла тишина, сначала легкая и прозрачная, но постепенно густеющая и делающаяся все громче и ощутимее. Артем почувствовал нарастающую потребность разбить ее чем угодно, любой ничего не значащей фразой, даже бессмысленным звуком.

– А вы откуда? – придумал он.

– Я раньше жил на Смоленской, недалеко от метро, минут пять, – ответил Евгений Дмитриевич, и Артем пораженно уставился на него: как же это он жил недалеко от метро? Недалеко от станции, он имел в виду, в туннеле, наверное? – Надо было через чебуречные палатки идти, мы там пиво иногда покупали, а рядом с этими палатками все время проститутки стояли, у них там был… э… штаб, – продолжил Евгений Дмитриевич, и Артем начал догадываться, что речь идет о древнем времени, о том, что было еще до.

– Да… Я вот тоже недалеко оттуда жил, на Калининском, в высотке, – сказал Сергей Андреевич. – Кто-то мне говорил лет пять назад, а ему рассказывал знакомый сталкер, что от этих высоток теперь одна труха осталась… Дом книги вот стоит, и макулатура вся лежит нетронутая, представляешь? А от высоток пыль только да блоки бетонные. Странно.

– А как тогда вам жилось? – поинтересовался Артем.

Он любил задавать этот вопрос старикам и слушать потом, как они, бросив все дела, с удовольствием принимаются вспоминать, как же это было – тогда. Их глаза затягивались мечтательной поволокой, голос начинал звучать совсем по-другому, а лица будто молодели на десятки лет. И пусть те картины, которые вставали перед их мысленным взором, ни в чем не походили на образы, рисовавшиеся Артему во время их рассказов, все равно это было невероятно увлекательно. И как-то сладко и мучительно щемило сердце…

– Ну, видишь ли, было очень хорошо. Мы тогда… э… зажигали, – затягиваясь, ответил Евгений Дмитриевич.