© ООО Издательство «Питер», 2017

© Левшенко В. текст, иллюстрации, 2017

Я родился 18 ноября 1946 года в поселке городского типа Хотимске, который находится в Хотимском районе Могилевской области Белоруссии. До 1750 года он назывался городом Радзивилловым в честь литовского князя Станислава Радзивилла.

После Великой Отечественной войны, когда многие дома были сожжены отступающими гитлеровцами и люди жили в землянках, этот поселок лучше было бы назвать деревней.

Школьные годы чудесные, однако иногда необходимо и машину из грязи вытолкнуть. 1959 год. Автор – третий справа

Улицы не были освещены и не имели твердого покрытия. Весной и осенью на них царила непролазная грязь. Зимой, когда метель наметала огромные сугробы, движение вообще замирало, а летом малейшее движение воздуха поднимало в воздух столбы пыли. Тогда нельзя было сказать, что это поселок городского типа.

Первый заасфальтированный тротуар появился около райисполкома в начале 60-х годов прошлого века. Он был длиной порядка 40 метров. Рабочие делали его вручную все лето, разжигая огромный костер и растапливая куски асфальта в большом котле. Отец говорил, что это напоминает ему Москву двадцатых годов – в то время он жил там в детском доме.

Я помню, как в марте 1953 года умер Сталин. Это был солнечный весенний день, на всех государственных зданиях были вывешены флаги с черными лентами. Я спросил у родителей, почему, но ответа не получил. Я был еще слишком мал и не понимал, что в то время люди боялись даже имя его произнести.

Надо сказать, что отец был единственным в районе человеком, который, работая агрономом в передовом колхозе «3-й Интернационал», получал не трудодни, а деньги. Он считался областным работником, делал в колхозе какие-то опыты, и из области ему переводили зарплату.

Что такое трудодни, я прекрасно уяснил, работая в начале 60-х годов в том же колхозе помощником комбайнера. Я был механизатором и зарабатывал на уборке 1,75 трудодня в день. Правда, и вкалывали мы с 6 утра до 8 вечера. В конце сезона, длившегося более двух месяцев, я получил полмешка ячменя и около 5 рублей. Деньги я быстро истратил, купив бутылку шампанского, которое в то время стоило 3 рубля с копейками, чтобы отметить мое удачное завершение работы. А куры довольно долго, недели две или, может, три, кормились заработанным мною зерном. Так что я хорошо знаю, что это за зверь – трудодень.

С друзьями. Я справа, 1960 год

Окончив школу, я поступил в Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, а то, что было дальше, я попытался изложить в рассказах, которые вам и предлагаю.

После окончания МГУ по распределению я был направлен в Институт физики Земли имени О. Ю. Шмидта Академии наук СССР (ИФЗ АН СССР, теперь ИФЗ РАН). Там я делал дипломную работу, опубликованную в сокращенном виде в журнале «Zeitschrift fur geophisik» (ФРГ), правда, к моей фамилии добавились еще несколько. В то время это было обычным явлением, и меня нисколько не огорчало, ведь это была моя первая публикация. Институт в то время был элитарным, однако кому-то надо было и работать. Блатные девочки и мальчики не очень-то любили выезжать в экспедиции, особенно в длительные.

Институт в то время вел экспедиционную деятельность на Камчатке. Занимался прогнозом землетрясений. По определению известного сейсмолога Е. Ф. Саваренского, под прогнозом следует понимать предсказание места и времени возникновения будущих землетрясений с указанием их силы. Такие исследования проводились ИФЗ АН СССР при участии ВМФ СССР, поскольку считалось, что военные моряки могут выводить корабль в заданную точку Тихого океана с максимальной точностью. Тем более что у них была тогда новая радионавигационная система «Координатор».

Однако этой системой умели пользоваться очень и очень немногие. Штурманы обычно определяли положение корабля в океане с точностью до ±1 километра, пользуясь методом счисления или другими дедовскими методами. Проблема была решена путем размещения сотрудников на береговых задающих станциях, и во время выходов на работу в океан наши же сотрудники заменяли штурманов и самостоятельно работали с «Координатором».

Это принесло свои плоды. Точность выходов в точку составила ±50 метров. Сейчас, когда система GPS позволяет устанавливать положение объекта с точностью до метров, а то и сантиметров, наша точность представляется какой-то смешной и глупой. Но в то время, почти полвека назад, это была невероятная, сказочная точность. Бывалые морские волки говорили, что такую точность в принципе получить невозможно.

Проработав четыре года в круглогодичной экспедиции на Камчатке, я с огромным уважением относился к нашим сотрудникам, сумевшим одолеть эту систему. Мы бросали с корабля стандартные заряды весом 135 килограммов. В заданной точке они взрывались на глубине 90 метров. Сейсмический сигнал шел на пять береговых регистрирующих станций – это и называлось сейсмическим просвечиванием очаговых зон землетрясений, и по этим данным мы пытались сделать прогноз. Корабль уходил от берега на расстояние до 150 километров, за год мы сбрасывали порядка пятисот зарядов, и так из года в год. В общем, рутина. Все менялось где-нибудь под Новый год, когда команда стремилась на берег, а мы в океан – выполнять план. Скажу вам, это работа не для нервных: бросать заряды на полном ходу корабля, на обледеневшей палубе без поручней, да еще и в штормящем океане. Но чего не сделаешь ради науки!

Камчатка. Автор этой книги, 1970 год

В конце 1971 года волновая картина на некоторых регистрирующих станциях изменилась, и по нашим предположениям это означало, что ожидается сильное землетрясение. Мы только не знали, когда оно произойдет. Оно случилось 24 ноября 1971 года.

И сегодня, даже если место определяется довольно точно, время землетрясения остается загадкой. 24 ноября я находился на нашей самой удаленной станции в поселке Жупаново, вблизи вулкана Карымский. Удар произошел утром, в 7 часов 34 минуты по местному времени, сильные толчки продолжались несколько минут.

В поселке в это время было уже довольно холодно, и мы лежали зашнурованными в спальных мешках. Ощущения от этих толчков были непривычными, быстро выбраться из мешков мы не могли и ожидали, что вот-вот наш домик рухнет. Но он устоял, видимо, строившие его люди понимали, что это может случиться, и интуитивно сделали его сейсмоустойчивым. Такие же устойчивые дома были в поселке у всех, поэтому жертв и разрушений не было.

Теперь я понял, почему в поселке нет кирпичных зданий. Я лежал у окна и, когда толчки уже стихли, увидел, как живший от нас через дорогу начальник местной сейсмостанции выбрасывает через окно на улицу своих малолетних детей. Да что он, практически все население поселка после землетрясения вело себя неадекватно.

Мы устали успокаивать людей и говорить им, что такое больше не повторится, хотя сами не были в этом абсолютно уверены. Люди шли к нам, потому что мы были единственными сейсмологами, да еще и работавшими по прогнозу землетрясений. Позже это событие назовут Петропавловским землетрясением, его магнитуда составила 6,9 балла. Это было очень сильное землетрясение, и оно оставило глубокий след в моем сознании.

Мысль о более дешевом и информативном способе прогнозирования этого природного явления заставила искать новые технологии. Дело оказалось довольно трудоемким, и потребовались не один десяток лет, многочисленные проверки и подтверждения, чтобы получить значимые результаты.