Званцев. Не забывай еще о том, как он пытался создать какую-то летательную машину, обломок которой нашел Алик Рогов! Жалко, что от нее так мало осталось, невозможно представить конструкцию. Вряд ли это был планер - скорее нечто вроде орнитоптера. Но все равно: человек, задумавший две тысячи лет назад создать орнитоптер, имел гениальную голову на плечах. Это ему, конечно, не удалось бы - над подобной задачей до сих пор бьются инженеры. Но размах его мне по душе, настоящий изобретатель. Ты прав: это была какая-то незаурядная личность. И какой поразительный дар гипнотического внушения, телепатии! Слушай, я бы не удивился, если бы он в самом деле оказался Сыном Неба.
Скорчинский. Космическим гостем?
Званцев. Да! Вспомни, как описывает жрец его появление: страшный грохот и вспышка на безоблачном небе, словно промчалась колесница легендарного Фаэтона. Очень похоже на приземление космического корабля!
Скорчинский. Но не мог же он высадиться один. Куда же делись остальные?
Званцев. Погибли, попали в плен к таврам, улетели в аварийном порядке, позабыв про него, когда началось землетрясение, - почем я знаю? Надо искать, копать дальше, идти по его следам! Где, кстати, проволока, которую ты нашел в пещере?
Скорчинский. Ты же знаешь: отдал в милицию.
Званцев. Молодец! Надо ее немедленно оттуда вызволить. Мне почему-то кажется, что она как-то связана с этим Сыном Неба...
Скорчинский. Мне тоже. Я же тебе рассказывал, что у этого скелета была какая-то необычная, лобастая голова. Да вот тебе фотография, посмотри сам.
Званцев. Вполне подходит под описание жреца. И помнишь: жрец пишет, что Уранид уединяется для размышлений в пещерах? Может, это ты его череп нашел в пещере и из-за тебя он превратился в кучу пыли, растяпа?! Теперь проволоку не погуби. Как только приедешь, забери её из милиции и высылай мне. Мы тут проведем анализы. А сам не трогай, упаси тебя бог!..
Скорчинский. Ладно.
Званцев. А мне тут, чтобы не скучать, дай еще черепков из твоих коллекций.
Скорчинский. Можешь ты, наконец, сказать, зачем они тебе нужны?
Званцев. Я же тебе говорил: совершенствуем метод палеомагнетизма. Ясно? А подробнее объяснять - все равно не поймешь, голова у тебя слишком гуманитарная.
Скорчинский. Ладно, ладно... А ты не мог бы экспериментировать с какими-нибудь другими материалами? Зачем тебе нужны образцы именно из наших коллекций? Они же наперечет.
Званцев. Слушай, не будь таким Плюшкиным в квадрате. И это после того, как мы помогли тебе расшифровать столь уникальную рукопись. О чёрная неблагодарность!
2
(Рассказывает Алексей Скорчинский)
С Михаилом я не особенно делился одолевавшими меня раздумьями, опасаясь его насмешек: "Ага, ты отказываешься от своих прежних возражений? А так яро спорил! Где же твоя принципиальность, ученый крот?"
Неужели это был небесный пришелец? Чем больше я вчитывался в рукопись жреца и размышлял над ней, тем чаще возвращался к мысли, казавшейся поначалу совершенно невероятной.
В самом деле: чудесное появление чужеземца, как его описал жрец, весьма напоминало картину приземления какого-то космического корабля. Он сел благополучно, высадил разведчиков. И надо же было случиться этому злополучному землетрясению: конечно, корабль был вынужден в аварийном порядке стремительно взлететь снова, оставив на произвол судьбы своего отважного и любознательного разведчика, ставшего из-за этого вдруг одиноким пленником на чужой планете и без всякой надежды на возвращение домой!
Можно себе представить, какую бурю чувств пережил в этот поистине трагический момент Сын Неба, когда под ногами у него внезапно заходила ходуном земля, он услышал вдруг рев заработавших двигателей и увидел, как родной корабль, пронесший его невредимым среди звезд, все увеличивая скорость, взмывает без него в голубое небо...
Какая поразительная, нелепейшая, если вдуматься, случайность: благополучно преодолеть миллионы километров межпланетных просторов, где, казалось бы, на каждом шагу подстерегает куда больше всяких опасностей - и метеоры, и космическое излучение, и поля радиации, - и выбрать для посадки роковой момент землетрясения! Едва не погибнуть в самый волнующий и торжественный момент встречи с неведомой цивилизацией!
Конечно, Сын Неба вполне мог оказаться в одиночестве. И какая поразительная, поистине трагическая судьба, если вдуматься, выпала на его долю! Промчаться меж звезд - и очутиться одному на неведомой планете. Обладать удивительными способностями - и быть принятым за волшебника, проходимца, каких немало было в те времена. Страстно хотеть помочь людям - и натолкнуться на полное, абсолютное непонимание.
Вот какое соображение особенно укрепляло меня в этих мыслях. На первый взгляд оно может показаться парадоксальным, но, если вдуматься, очень важно: именно то, что Сын Неба оставил так мало заметных следов своего пребывания на Земле, и убеждало меня в возможности его высадки с космического корабля. Ведь что утверждали авторы всяких гипотез о космических пришельцах, которые я всегда начисто отвергал и высмеивал? Что эти небесные гости, пожаловав на нашу планету, моментально переворачивали тут всю историю, одним махом создавали новые цивилизации, становились даже чуть ли не основателями всего рода человеческого. С точки зрения серьезной науки, это, конечно, чепуха.
Но вот так - без особого шума, без каких-нибудь заметных перемен в давно устоявшемся быте местных народов, обладавших своей древней культурой, - так, пожалуй, вполне мог совершиться эпизодический визит на Землю гостей из других миров. И не многих гостей, а всего лишь одного, - в том-то и дело!
Мне пришли на память заключительные строки лермонтовской чудесной "Тамани". Помните, как размышлял Печорин о своем приключении среди "честных контрабандистов": "Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие, и как камень, едва сам не пошел ко дну!" Так и с Сыном Неба: круги быстро разошлись, и вода опять стала спокойной и гладкой. Как теперь в ее глубине отыскать его следы?
Я думал об этом по дороге в Крым, а добравшись до базы, вопреки всем своим давним привычкам, не пошел на раскопки, первым делом отправился в милицию.
