– Беги! Только ты и сможешь найти чертов выход в этом вонючем крысятнике, – отступая к выходу, перебил его яростный франк, нанося удары мечом со скоростью молотилки. – Здесь узко, им не развернуться. Но долго я с этими молокососами не продержусь. Беги! Спасай меня и всех нас! Только ты найдешь путь! Беги!
Оруженосцы сэра Генриха, как и положено молодым, еще неопытным воинам, старались держаться за спиной рыцаря, защищая его, не давая стражам подземного храма сосредоточиться на одном противнике.
– Повинуюсь, мой господин!
Ловкий воин скользнул в темный провал двери и тут же исчез из виду. Шаги его были заглушены звоном мечей и звуками смертельной схватки.
– Руби их! – продолжал кричать сэр Генрих, совершенно позабывший о ране. – Руби всех!
Между тем бой продолжался и разгорался с новой силой. Вот уже тела двоих стражей рухнули, поверженные, меж пяти убитых ими крестоносцев. Еще один, в окровавленных белых одеждах, хрипя, навалился на одного из оруженосцев, вцепился пальцами в кольца вороненой кольчуги. Попытался ткнуть кинжалом недруга, но, обессилев, сполз наземь и тут же забился в смертельной агонии.
Саид, отбивавшийся от врага с яростью загнанного в западню барса, закрывал лестницу, ведущую наверх, в башню. Сердце его обливалось кипящей от праведного гнева кровью. Он глядел на искаженное нечеловеческой болью лицо Джемаля, его сведенные мучительной судорогой губы и больше всего желал броситься на помощь Верховному хранителю. Но за его спиной карабкалась вверх по ступеням Амина. За его спиной таилась последняя надежда на спасение древнего святилища, и он стоял, подобно каменному истукану, обращенному дэвами в смертоносного истребителя людей. Потеряв еще одного бойца, крестоносцы на минуту отступили.
– Ну что, изменник?! – Сэр Генрих устало опустился на высеченное в камне сиденье, еще хранившее тепло Джемаля. – Ты думал, что западня уже захлопнулась, что ты провел нас? Ах ты жалкая тварь! Слишком большая честь для тебя умереть от руки рыцаря! Но, черт побери, мне не терпится вспороть тебе брюхо и лично вымотать оттуда все кишки!
Рыцарь ухватился за подлокотники, желая резко вскочить. Но когда он сжал прохладный камень, тот легко поддался, уходя в глубь гранита, точно в теплое масло. В тот же миг в каменной толще стены заскрипел ворот, затарахтели, лязгнули цепи в глубине базальтового трона, и часть стены, казавшейся монолитной, тихо повернулась, открывая небольшую, освещенную множеством серебряных ажурных светилен комнату. В ней, будто задумавшись и уснув, углубившись в себя, сидел древний старец с белой, как лунь, бородой. В руках его, сияя и переливаясь, сверкал цветок – диковинный, наполненный внутренним светом, будто вырезанный неведомым умельцем из полупрозрачного кристалла.
Цветок необычайно живой и притягательный, словно готовый пробить на заре скальную толщу и расцвести на радость окружающим. Двадцать пять лепестков его были первозданно-белыми, еще один – ярко-алым и последний – таким глубоко черным, что, казалось, источал мрак. Взоры присутствующих притягивало к нему, точно железо к магниту, невозможно было отвести глаз от невиданной игры света в кристалле, так что кровопролитие было тут же забыто.
Саид не отрываясь глядел на старца, которого помнил еще живым. Это был прежний аджавид – именно его в свой час сменил Джемаль. Прежний учитель и повелитель вовсе не походил на мертвеца. Саид прежде слышал, что, умирая, Верховный хранитель продолжает еще долго жить среди людей, ища для себя новое воплощение, и далеко не всегда поймешь, где живой человек, а где отринувший смерть служитель Всевышнего.
– Что это? – обескураженный сэр Генрих бросился в освещенную комнату. – Это не Чаша, но… – Он ухватился за сверкающий стебель и попытался вырвать его из рук отрешенного старца. С тем же успехом он мог пытаться вырвать из камня меч, предназначенный королю Артуру. – Ах так! – Его клинок описал в воздухе дугу и обрушился на руки сидящего.
Но в тот самый миг, когда сэр Генрих только подскочил к цветку, Саид, осознавая, сколь ужасное кощунство творится на его глазах, надсадно завопил: «Нет!» – и бросился на троицу преграждавших ему путь крестоносцев. Сейчас ему было все равно, останется он жив или погибнет. Мир вокруг изменился, стал черно-белым. Движения ускорились, так что перед глазами его врагов, будто вспышка, блеснул его стремительный клинок, и холодная сталь рассекла тугую плоть, освобождая дорогу лишенным пристанища душам. Саид рванулся что есть сил, однако можно обмануть человеческую природу, но, увы, нельзя обмануть время.
В то мгновение, когда он очутился рядом с рыцарем, тот уже отсек руки старца. Они схватились за цветок с разных сторон: молодой страж – за лепестки, образовавшие полураскрытый бутон лотоса, рыцарь удерживал стебель. Саид с размаху обрушил сабельное жало на шею сэра Генриха. Струя крови ударила из разрубленной артерии.
И в этот самый миг точно гром прогремел среди ясного неба, подземная толща затряслась, и свод зала пошел широкими трещинами. В тот же миг двадцать семь лепестков небывало прекрасного цветка разлетелись в разные стороны, будто стая вспугнутых птиц.
Рыцарь огненного камня, не охнув, тяжело осел наземь, в одной руке продолжая сжимать турмалиново-зеленый, исписанный загадочными резными письменами стебель. Но даже в самый миг смерти пальцы другой его руки скребли по полу и на последнем вздохе сомкнулись, зажав черный, будто безлунная ночь, лепесток.
– Я сейчас, сейчас! Я все соберу! Все исправлю! Сейчас! – не обращая внимания на подземные толчки, Саид упал на колени, забыв обо всем, и быстро собрал разбросанные на каменных плитах белые лепестки в хлебную суму. Он попытался положить туда и алый кристалл, но не смог. Казалось, тот наполнился непреодолимой силой и будто парализовал его движения. Саид обернулся в сторону прохода, ведущего в башню. Что бы ни значило случившееся только что – святыни больше нет, а значит, он свободен и сможет отправиться с прекрасной Аминой куда угодно, хоть на край света! «Теперь я имею право быть счастливым!»
Вдалеке послышался звук множества бегущих ног. Ерунда, у него есть время подойти к стене и повернуть рычаг. После этого каменная плита рухнет, запирая вход, и поднять ее можно будет, лишь заново прицепив скрытые в толще стены троссы.
«Я свободен!» – еще раз повторил он, невольно радуясь новому ощущению. И вдруг, совершенно некстати, его кольнула мысль о совершенном грехе. Молодой воин, устыдившись собственной радости, поглядел на аджавида.
– Подойди ко мне! – чуть разомкнув дотоле плотно стиснутые предсмертной судорогой зубы, прохрипел Джемаль.
– Я все исправлю!
– Подойди ко мне!
Не смея даже подумать о неповиновении, хранитель бросился к умирающему аджавиду.
– Наклонись, – чуть слышно прошептал Джемаль.
– Я здесь, о Свет Истины!
– Не называй меня так. Небеса послали испытание и мне, и тебе, и мы оба с ним не справились. Тьма вырвалась из темницы, и теперь только чудо спасет мир. Я виноват больше твоего, потому и страдаю больше. Ты же умрешь быстро.
Глаза мудрого старца на мгновение вспыхнули, из последних сил он резко выбросил вперед руку с клинком, на которую до той поры опирался. Змеистая сталь вонзилась Саиду в ложбину под кадыком, и кровь хлынула из смертельной раны.
А в следующий миг в подземную залу ворвался сэр Ричард с подкреплением, ведомым храбрым Фудзиварой. Лицо проводника в эту секунду не выразило ничего. Да ничего и не существовало для него в этой трясущейся комнате, кроме скорчившегося в кровавой луже тела Генриха Бекенстона. Он бросился к нему, подхватил с неожиданной силой, и даже в этой едва освещенной масляными лампадами зале было видно, как он побледнел.
– Уходим! Скорее уходим! – надсадно кричал рыцарь серебряного льва. – Мы уже здесь никому не поможем! Уходим! Сейчас тут все рухнет!
Фудзивара слышал его, но, будто во сне, потащил к выходу мертвого рыцаря.
Он уже не видел, как привела храмовую стражу Амина, как с воем затравленной волчицы бросилась она к любимому, обхватила его плечи, рывком приподняла:
