Кара Гейдар зачитывает (аплодисменты), одна мысль сверлит мозг: уговорить Сталина не забирать Мамед Эмина, такой крупный зверь попался, сколько охотился за ним... Дней пять прошло, как ворвался к Нариману и, ликуя, сообщил:
- Мамед Эмина арестовали!
Два события разом в одной географической точке, и оба - через запятую примечательные: то ли Кара Гейдар и впрямь обрадовать хочет Наримана, то ли что выпытать, и глаз косит.
- Рабочий клуб вашего имени в поселке Лагич открыли, там же арестовали Мамед Эмина. Молодец Ширвани!
- Как Ширвани? - краска залила щеки.
- Будто не сами его посылали!
- С инспекцией - да, посылал.
- На ловца и зверь бежит! Ловец - это я, сижу в Шемахе и вдруг Мамед Эмина ко мне приводят. Вот так встреча! - говорю ему, рука к кобуре тянется. Ширвани мне: В Баку,- говорит,- доставить надо, я и сам знаю, что надо.
- Надеюсь, помните о нашем разговоре.
- Каком? - притворяется.- А... ну да, нет-нет, жив-невредим, скоро предстанет перед судом.
Так глупо попасться!.. Мамед Эмин сменил в Лагиче семнадцать домов, поселок - как на ладони, слухи пошли, решил - пора, хватит подвергать хозяев риску,- через местечко Кара Марьям, или Черная Мария, выбраться тайными тропами в Тифлис, столицу независимого государства. Не успели (он и провожатый), преодолев крутой спуск в глубокое ущелье, перебраться через некогда полноводную, ныне присмиревшую реку Кирдман на тот берег, как столкнулись с конниками новой власти, и его узнал Ширвани, доверенное лицо Наримана,- на радость Кара Гейдару!
- Что такое?! - Чего-чего, а этого не ожидал: под рубашкой Мамед Эмина - флаг Азербайджанского демократического государства! Расхохотался Кара Гейдар: - Надеешься, что вернется прошлое? Никогда! - рассвирепел Предстанешь перед судом мировой революции!
- Что за суд такой? - Мамед Эмин знал, что рано или поздно схватят: не успел тогда бежать со всеми из Баку, затянулось прощание с матерью, женой и детьми, самому младшему, которого в честь республики назвал Азером, всего три месяца... Перед тем снял с древка знамя, обернулся им, спрятал под рубашкой, сверху пиджак, и когда пришел на станцию Баладжары, что под Баку, здесь узел дорог, поезд уже ушел.
- Поставят к стенке, узнаешь, что такое революционный суд!
Нариман приказывал, когда торжественно встречали на вокзале в качестве председателя Ревкома:
- Никаких арестов прежних властей (как горох об стенку), ибо сдали власть добровольно. - Смотрят недоуменно. - Понимаю: обезопаситься и так далее. Но если кто оказывает вооруженное сопротивление.
Так бы сразу: можно не сомневаться, что нам объявят войну.
...Мамед Эмин вздохнул: в его подполье доносились вести о карательных акциях Кара Гейдара, кара - черный, карканье воронье. Спокоен от сознания недавно завершенной работы: начисто переписал и вручил хозяину дома: Побереги, тут описана вся наша судьба.
- ... Но учти,- заметил Кара Гейдару: - Посеяв ветер, пожнете бурю! Вспомнишь меня, когда твои приставят тебя к стене (а и случится!).
...Возвращаться нельзя - бежал из Баку в Шемаху. Но здесь оставаться опасно - на виду у всех, надо в горы. В лунную ночь с помощью медника, с которым учились в школе, перебрался в Лагич. Хозяин рисковал - но как не спрятать друга сына?
Несколько книг на полке. На фарси (давно не читал) Шах-наме, сказание о шахах, Фирдоуси. Не успел вчитаться, как его осенило: вот она, книга, созвучная горьким думам о судьбе родного края. Плененный мелодией строк, прочел о легендарном Сиявуше и его трагической участи, он - это все мы, а теперь сядь и напиши о сегодняшнем Сиявуше, так и назвать труд: Сиявуш нашего века.
Сиявуш - дитя враждующих народов: турок и персов, Турана и Ирана, сын персидского шаха и турчанки. Тщетно стремится Сиявуш примирить враждующие стороны - персидскую и туранскую, чьи крови смешались в нем. И не в силах их примирить - гибнет. Не так ли складывалась и судьба Азербайджана меж двух империй: в одной - вера предков, в другой - язык предков, и развито в нас изящество персов и мужество турок, чуткость одних и несгибаемость других. А потом на вершине горы, где владычил персидский лев, воссел царский орел, и северный Азербайджан стал Российским. Это неожиданно обернулось для Азербайджана благом: он возвратился к самому себе, обрел неповторимость и, вкусив плоды революции, которая разрушила империю, учредил государственность, возродился.
Мы имели своих богатырей. Первый - наша нефть, второй - руда, третий неистребимая тяга к свободе. Свои символы, национальное достоинство и армия. Сломленная было культура обрела крылья. Встав на ноги, мы воспрянули. Но не о нас ли сказал Фирдоуси: И впились алчные взоры, потянулись цепкие руки туда, где богатство и красота,- в юную республику вонзились отовсюду штыки, наступили ее черные дни, начались новые игры.
Азербайджан обратил взоры к Турции, чье воинство помогло вернуть республике ее столицу Баку. Но, увы, народ поверил в сладкозвучную ложь,- и Мамед Эмин назвал, предчувствуя, имя Кара Гейдара (один ли он?),-дескать, Красная Армия спешит через Баку на помощь нашим братьям - войскам Мустафы Кемаля, а заодно - положить, де, конец всяческим притязаниям на азербайджанские земли, прекратить Карабахскую войну.
Наши богатства снова потекли на Север.
... Напали на след Мамед Эмина, надо менять местожительство: сочинение начал в доме школьного товарища, продолжил в лачуге слепого гармониста, далее - в здании поселкового ревкома и управления милиции со множеством входов и выходов - во двор мечети, на улицу, к реке Кирдман, еще потайные двери.
Схватив, повезли в Баскал, далее в Шемаху, оттуда в Баку. Ну вот: все та же Баиловская тюрьма, откуда в давние времена он вызволил Кобу!
Кара Гейдар прикончил бы Мамед Эмина - что ему наримановский запрет? Помешал Сталин: арест совпал с его приездом в Баку (жил в спецвагоне на запасном пути, а у входа - часовой).
Через юного земляка, вертлявый такой и услужливый (заместитель председателя Азербайджанского ЧК, Берия его фамилия, Лаврентий), велел, чтобы срочно доставили к нему Мамед Эмина, вызволив из тюрьмы.
Мамед Эмин оброс, в рваной одежде... в сопровождении двух милиционеров повезли в фаэтоне в город, купили на деньги ЧК одежду, завели к парикмахеру, потом в баню и - на вокзал.
В спецвагоне ждал Сталин.
...Спустя час с лишним, устав ждать, тюремщик постучался в вагон.
- Что вам надо? - недовольно Сталин.
- Извините,- робко заметил,- арестант значится за мной, я его должен сдать начальнику тюрьмы.
Сталин взял предписание и начеркал на нем: Арестованного Мамед Эмина Расул-заде принял. Нарком Сталин.
Повёз в Москву, поручит в Наркомнаце заниматься восточной печатью, изданиями и прочее.
... При встрече в Москве с Нариманом Мамед Эмин не скажет ему, что и его, Наримана, имя названо в книге, которую сочинил, прячась от новых властей, и не в лестном ряду: де, формально правят нариманы, ставя лишь подписи под законами, а властвуют микояны из Центра. Что ж, история рассудит, кто был прав - Нариман или он. Убеждение Мамед Эмина, из какого источника? Однажды вознесенное знамя более не склонится.
Увидев в Москве Наримана, Мамед Эмин поначалу долго смеялся. - До смеху
ли?
- Ты прав,- вздохнул Мамед Эмин,- впору плакать.- И после паузы: - Я убегал от тебя, когда ты с Красной Армией шел в Баку, и чудо привело меня в Москву, а ты бежал от тех, с кем шел. И оба мы изгнанники: я изгнан тобой, а ты своими соратниками, такая вот комичная ситуация... - Фраза после хохота, чтобы отчетливо прозвучала, упрек или констатация. И еще: - Мы с тобой разными глазами смотрим на нашу нацию.- И, не дожидаясь встречного вопроса: - Ты смотришь извне, а я изнутри.
- Выстраданная формула, не рождена импровизацией, угадал?
- Я перебрал свою жизнь и жизнь тех, с кем свела меня судьба, когда скрывался от ищеек Кара Гейдара (и ты к этому причастен), в том числе и жизнь твою (и что сочинил трактат... - рукопись так и не доставят Мамед Эмину: черновик затеряется, беловик сгорит).
