- Постой, Гаджи! По декрету, подписанному мной как новой властью, национализируются...
- Я не намерен, - перебил его Гаджи, - обсуждать ваши грабительские законы.
- Отчего же грабительские? Мы национализируем нефтяную промышленность, дабы остановить хищническую эксплуатацию недр. Каспийский торговый флот...
- Знаю: морские и речные суда, береговые сооружения, конторы, склады, агентства со всем движимым и недвижимым имуществом! И про водопроводные предприятия знаю, стоном стонут хозяева Загульбинского, Бинагадинского, Биби-Эйбатского и Каспийского водопроводов!
- Мы определим им жалованье, пусть работают.
- Силой отбираете телефонные предприятия, лесные склады, разоряете братьев Адамовых, Биерингов, Сименсов, реквизируете стальные ящики банков, платину в слитках и монетах!
- Но дай досказать в отношении тебя. Твоя жизнь и жизнь твоих близких в полной неприкосновенности,- еще решение не принято, но Нариман говорит как о свершившемся факте.
- Спасибо... Мой в четыре этажа особняк в Москве, напротив Кремля, который я выстроил в семнадцатом, отняли русские, сказал я: Россия далека, земля русская, так тому и быть, но я надеюсь...
- Гаджи,- Нариман понял, куда тот клонит,- твой дом в Баку не тронем, выбирай, где хочешь жить: в городе или на своей даче.
- А там и здесь нельзя? Ладно,- согласился,- буду жить на даче.
- Еще бы не жить ему в Мардакьянах,- заметил Кара Гейдар, когда Гаджи ушел.- Четырнадцать комнат внизу, столько же наверху, роскошный сад, виноградники, бассейн, собственная динамо-машина, подающая электроэнергию.
- Добавь ещё, - словно подзадоривая Кара Гейдара, бросил Нариман в топку его зависти, - баню, специальную тендирную-пекарню для выпечки собственного хлеба, огромная кухня выложена, пол и стены, фигурным кафелем да из фигурного же паркета полы залов и комнат!
Кара Гейдар уловил издевку Наримана:
- Что ж, со временем экспроприируем в пользу трудового народа.
- Без меня! - отрезал Нариман и, глянув на Кара Гейдара, подумал, что тот может ложно интерпретировать его слова: мол, Нариману нечем возразить, потому не желает, чтобы впутывали в это дело.
- Выразился не точно,- поправился.- Хотел сказать: после меня!
(А и отберут, как только Нариман покинет Баку.)
И ГОНИТ ВПЕРЕДИ СЕБЯ
сначала поймали Наримана, потом Гюльсум,- Кара Гейдар с
конным своим отрядом.
- я ж наказывал,- сокрушается Нариман,- чтобы не
приезжала! - о сыне ни слова, чтоб не обмолвилась, где
он, услышат - заберут.
но Гюльсум успевает шепнуть:
- он у твоей мамы, - Нариман не удивляется, что мама жива.
потом их развели.
- по какому праву? - повысил Нариман голос на Кара Гейдара,
когда остались одни. - как смеешь?!
Кара Гейдар ехидно улыбнулся: - таков приказ.
- чей? я председатель ревкома!
а тот ему тюркской поговоркой: повыше верблюда есть
слон! мол, и над тобой есть начальник.
- кто в Азербайджане превыше меня?
Кара Гейдар назвал незнакомую Нариману фамилию, он, как ни
странно, не переспросил, поверил, что такой человек есть.
- иди вперед, - ему Кара Гейдар, - не оглядывайся. Нариман ступил
на горбатый помост, сейчас выстрелит в спину.
вдруг его стали обливать водой, густая из шланга струя, и он
тотчас промок, слышит голос Кара Гейдара - спокойный, без тени
угрозы:
- это Коба подсказал, чтобы было небольно, левую часть, где
сердце, подморозить.
Нариман не может ответить, чувствует, как тело немеет, гаснет
стремительно мысль, погружаясь в черноту, то ли пробудился, то ли
не спал, разыгралось воображение; минуту-другую тревога не
покидала Наримана, потом вздохнул довольный, что Гюльсум с
Наджафом в безопасности.
Угасло сонное сознание, доволен удачной фразой, надо записать. И позвонить Гюльсум: как они там?.. Пусть приезжают.
Случится в те же дни курьез, когда хлопчатобумажная фабрика Гаджи на Зыхе, став достоянием рабочего совета, пригласила Наримана на торжества по случаю присвоения ей имени Ленина. Алые кумачи, портрет над входом в красных лентах, полотнища, белые блузки, яркие платки. Нариман выступил, зачитав текст только что подписанного им декрета:
- ...Все предприятия Кавказского акционерного общества для обработки волокнистых веществ,- и полностью имя,- Гаджи Зейнал Абдина Тагиева,- вместе с принадлежащей этому обществу хлопчатобумажной фабрикой на Зыхе национализируются. (Бурные аплодисменты.) Впредь фабрику именовать Красная фабрика имени Владимира Ильича Ленина. (Бурные аплодисменты.)
Возвращаясь, встретил по дороге одиноко бредущего Гаджи, остановил машину, чтобы предложить аксакалу довезти его до дому, но тот вспылил, и слова Гаджи, с подачи шофера, очевидно, молниеносно разнесутся по Баку:
- Я уважаю Ленина,- молвил Гаджи, - но в компаньонах его не имел, акциями моими он не располагал, в родственных связях с ним не состою, и потому не могу понять, по какому такому праву фабрика, выстроенная мной и на мои деньги, отдана ему?
Нариман возразил:
- Фабрика отдана рабочим, а не Ленину.
- Но мне прочли слова, аршинными буквами намалеванные на красном полотнище, кстати, моя бязь: Фабрика Ленина.
- Имени Ленина, Гаджи, только и всего.
Гаджи побрел дальше, точнее, свернул за угол в узкую улочку, куда машина въехать не могла.
ГЛАВА ТАКТИЧЕСКАЯ, и по обе стороны - пропасть.
Все помнят, как резали их, но никто не помнит, как резали они.
А ты сам?
Что я?
Ах, да, ты написал повестушку о трагической любви тюрка и армянки.
Тогда резни не было, она зрела, я решил упредить.
Потом была резня. И все молчали.
Сабир не молчал.
Ну да, Интернационал: меж вами дьявол-иблис, то бишь русский царь, которому выгодно, чтобы вы, о безмозглые армяне, о глупые тюрки, резали друг друга. Правда, высокочтимый Сабир, мир праху его, горько сетовал при виде земляков: дьявола увижу - не боюсь, змею увижу - не боюсь, гидру... и так далее, и все нанизано на единую рифму, а как увижу земляка - боюсь, боюсь... Но мы отвлеклись! Так о чём мы?
О тебе! Твоей телеграмме!
На радостях дал ее, эту телеграмму, дабы положить конец кровопролитию: Азербайджан дарит Армении так называемые спорные земли, и отныне все пограничные столбы пойдут на слом!
Ну, зачем их ломать, скажи в своем романтическом стиле: лягут в фундамент всемирного братства народов.
Да, я дал телеграмму и не раскаиваюсь!
По совету, уж признайся честно, кого: кто был рядом. И дирижировал издалека.
Хотелось разом отбросить войны, взаимные оскорбления, фальшь, разорвать цепь обманов, а там не за горами - мировая революция!.. Да, немало было лжи как с той, так и с этой стороны. И у нас, в республике нашей, постарались, пока не советизировали её!
Занятное слово: советизация!
Скоро отбросим.
Как ложное?
Нет - в угоду гладкому ходу истории: не пришли, чтоб навязать (...изация), а возникла потребность, и помогли установить Советскую власть. Так вот - ложь наших состояла в том, что якобы армянское население в городах и деревнях Нагорного Карабаха встречает славные тюркские войска с хлебом и солью, принимает азербайджанское подданство, оружие сдается добровольно, жизнь вошла в нормальную колею, установились теплые отношения между мусульманами и армянами.
А теперь о геноциде.
Может, не надо?
Нет, внести ясность, дабы положить конец диффамациям.
Ты о Балканской войне?
Цепочке измен! Да будет известно, разве я не знаю? первенство в депортации населения, которое подозревается в симпатии к противнику, принадлежит царю! Именно он в начале войны выставил турок, которые здесь жили, за свои границы, сочтя неблагонадежными, хотя никаких мятежей не устраивали, и невольно подсказал султану проделать то же в качестве ответной меры против собственных мятежных армян!
