Так случилось и в этот раз. Мне позвонил Боря Л., ведущий инженер соседнего завода:
— Выручай, дорогой, — сказал он мне, — не знаем, что и делать. Заездили вояки, требуют, чтобы погрешность определения координат на самолете не превышала 5 миллиметров. Будь другом, помоги!
— Вы рехнулись, ребята, — отреагировал я естественным образом. — Ты хочешь сказать километров, а не миллиметров?
— Да нет, не мы рехнулись, а вояки! Уперлись, и все тут. Они без нашего согласия на эти 5 миллиметров денег на самолет не дают. А самолет-то строить надо! Поедем завтра на совещание мы уже отчаялись!
Пришлось поехать.
На совещании присутствовало человек пятьдесят. Как и положено, на таких совещаниях, большинство не знали, зачем их сюда вызвали и тоской слушали перебранку двух представителей чего-то. Мы тоже послушали. Потом ругались двое других. Но, наконец, очередь дошла и до нас. Военные еще раз подтвердили, что никакой ошибки нет, и что погрешность в определении координат самолета навигационным комплексом не должна превышать 5 миллиметров.
— А можно узнать, для какой задачи потребовалась такая точность, — спросил я. — Уж очень необычные требования!
— Отчего же, можно, конечно, — сказал председатель. — Позовите сюда нашего главного математика!
Позвали математика. Вскоре вошло некое лохматое существо, длинное, колышащееся, в очках и с туманным взором.
— Это наш ведущий математик, — представил его председатель. — Вам тут вопрос задают. Объясните, пожалуйста, откуда взялись требования по координатам в 5 миллиметров.
— Ну, как же! — сказало существо. — Ведь у нас на борту стоит локатор с искусственной апертурой. Вы ведь знаете об этом?
— Знаем, — подтвердили мы.
— Но я все же поясню. При искусственной апертуре для повышения разрешающей способности мы должны просуммировать несколько отраженных сигналов. Самолет летит, а сигналы отражаются, и мы их складываем. При этом полезные сигналы суммируются, а помехи не суммируются. Я понятно объясняю? — спросило оно.
— Понятно! — согласились все. — Ну и что?
— А то, что складывать сигналы можно только тогда, когда два соседних сигнала расходятся не более, чем на четверть волны. А длина волны локатора — два сантиметра. Четверть волны — это 5 миллиметров. Разве не так?
— Так точно! — сказали все хором. — Так эти требования отсюда?
— Отсюда, — подтвердил математик. — И так мы вам дали предельную величину. По-хорошему, ее надо бы в два раза урезать!
— А скажите, пожалуйста, — поинтересовался я, — а если завтра вы изобретете локатор с длиной волны не два сантиметра, а два миллиметра, то правильно ли я понимаю, что тогда мы должны будем навигацию выдерживать с погрешностью полмиллиметра и даже меньше?
— Ну, а как же, — подтвердил математик. — Конечно!
— Спасибо, дружок, утешил. А можно еще вопрос: на какую дальность рассчитан ваш локатор?
— Километров на двести-триста, — сообщил математик. — А может быть и больше. У нас техника высокого уровня.
— А нельзя ли самолету при такой дальности локатора лететь ну хотя бы на один метр левее или правее?
— Хоть на километр или на десять, — разрешил математик. — Но при этом чтобы точность была обеспечена.
— Ну, что ж! Насколько я понял, вам нужно, чтобы за время, пока импульс идет до конца луча и обратно, неопределенность в курсе не превысила бы величины, равной отношению этих 5 миллиметров к пройденному самолетом за это время расстоянию. Так можно? А с какой скоростью летит самолет?
— Можно и так, — согласился математик. — А самолет летит на дозвуке.
— Ну, что же, посчитаем. Возьмем не 200–300 километров дальности действия локатора, а с запасом, скажем, 500. Тогда импульс пройдет туда и обратно за 3,3 миллисекунды, за это время самолет пролетит 1 метр. Значит, допустимая неопределенность угла составит 0,3 градуса, а допустимый уход — 0,3 градуса за 3,3 миллисекунды или 100 градусов в секунду, т. е. не более 1000 оборотов в час. Слушайте, давайте мы обеспечим вам параметры в 300 тысяч раз лучше, а то у нас таких и курсовых систем-то нет, которые вы требуете? А? У вас не будет возражений, если вместо требований по координатам мы предъявим требования по уходу курса?
— Хорошо, — согласился математик. — Раз вы так хотите, давайте предъявим требования не по координатам, а по курсу, по его уходу.
— Вот и ладненько. А по координатам запишем вместо буквы «м» букву «к». Хорошо? И будет не 5 мм, а 5 км. Договорились?
— Договорились, — сказало математическое существо и уплыло в свои математические дали. Самолетчики нежно жали мне руку и говорили всякие ласковые слова.
Подобных случаев, увы, много.
На одном истребителе прицельщики потребовали поставить очень точную, а, следовательно, очень дорогую и тяжелую инерциальную систему.
— Чтобы погрешность вертикали не превышала одной угловой минуты! И больше ни-ни! — потребовали они.
Никакие уговоры, что таких систем еще мало, что они тяжелы и дороги, не помогали. И когда все надежды на достижение компромисса рухнули, прибористы обратились к нам:
— Выручайте, братцы! Сладу нет!
На совещании, посвященном этому вопросу, я спросил, как, собственно, выглядит задача, для чего нужна такая точность? Оказалось, что локатор прицельного комплекса вывешивает в пространстве нечто вроде телевизионного растра. И нужно, чтобы этот растр висел в воздухе неподвижно, хотя сам самолет в это время может вертеться по-всякому. А для этого нужно, чтобы луч локатора вернулся из конца растра в его начало с погрешностью не большей, чем одна угловая минута. А поскольку этот истребитель может в это время разворачиваться, накреняться, менять свой тангаж, то единственное, за что можно зацепиться, это вертикаль. Вот отсюда и требование одной угловой минуты. Понятно?
— Понятно, — подтвердили мы. — Непонятно только, причем тут угол. Правильно ли мы понимаем, что за время, пока луч вычерчивает ваш растр, вертикаль не должна уйти от предыдущего положения на угол больший, чем одна угловая минута?
— Верно, — подтвердили прицельщики. — Ну и что? Это и есть наше требование.
— Да нет, — сказали мы. — Вы предъявили требование к углу, а получается, что надо предъявить требования к скорости ухода вертикали. Ваша одна угловая минута должна быть отнесена к 4 миллисекундам, то есть ко времени, пока луч локатора вычерчивает растр. Ведь так?
— Так, — согласились прицельщики. — А разве это не одно и то же?
— Да нет, не одно и то же. Ну, раз вы согласны, подсчитаем. Одна угловая минута за 4 миллисекунды составит 250 угловых минут в секунду. Верно, или мы ошибаемся?
— Правильно, как будто. Если конечно считать, что в секунде тысяча миллисекунд.
— А если еще считать, что в одном часе 3600 секунд, то получается, что вы просите сделать уход не большим, чем 90 тысяч угловых минут за час или 1500 градусов в час. Мы нигде не ошиблись в расчетах?
— Да вроде бы все верно, — согласились прицельщики. — Ну и что из этого следует?
— А то, что самая плохая курсовертикаль имеет уход не более одного градуса в час, т. е. в полторы тысячи раз меньше, чем вам требуется. Безо всякой инерциальной системы. А то, что вы требуете, мы даже не знаем, как обеспечить: такого барахла мы не делаем!
И на этом мы расстались. На самолет поставили обычную гировертикаль с уходом градус в час. И истребитель давно уже летает, и растр вывешивается, и инерциальные системы на этом самолете не стоят. И все довольны.
Так что, дорогие разработчики, не верьте на слово составителям технических заданий, а руководствуйтесь лучше простым правилом: если предъявляемое вам требование легко выполнимо, то соглашайтесь на него безо всяких проволочек, но уж если выполнение его затруднительно, то организуйте тщательную проверку обоснования этого требования.
Ибо среди задающих требования безответственных лиц еще больше, чем среди исполняющих эти требования. Задавать-то легче, чем исполнять!