— Мне нравится причинять ему боль, — заявила она. — К тому же ты знаешь, как я их всех ненавижу!

Лиза, когда попала в тот жуткий дом, была девственницей. Не хочу вспоминать, какому насилию она там подвергалась ежедневно. Так что ее чувства мне были вполне понятны.

«Но как же они вступают в контакт? — думала я, быстро идя к офису от своей машины. — Ведь лучшее вознаграждение рабу — это куннилингус. Или Лиза уже каким-то образом решила психологическую проблему и допускает до своего тела мужчину? Тогда почему же я все еще не могу?»

Я постаралась принять безмятежный вид и подошла к стеклянным дверям офиса. Охранник, стоящий у входа, быстро распахнул их передо мной и вежливо поздоровался.

— Все в порядке, Слава? — поинтересовалась я.

— Все отлично, Татьяна Андреевна, — бодро ответил он.

Лиза сидела на своем рабочем месте, утопающем в цветах, и внимательно смотрела в монитор. Выглядела она, как всегда, восхитительно. Густые темные волосы она сегодня затянула в хвост, что сделало ее тонкое белое лицо еще более утонченным и нежным. Огромные темно-карие глаза с длинными густыми ресницами были слегка подкрашены, светло-розовые губки чуть блестели бесцветной помадой. Она подняла глаза со строгим, но приветливым выражением. Но, увидев, что это я, расцвела какой-то детской милой улыбкой.

— Танюша! — защебетала Лиза звонким голоском. — Как ты сегодня рано! Всего десять утра! У девушек занятия начинаются только в полдень. У тебя же вчера отчетный концерт в школе был. Я думала, что ты отсыпаешься! Зачем ты так рано встала? — заботливо спросила она, выходя из-за стола.

После выписки из клиники я привезла Лизу к себе, и она какое-то время жила в моей квартире. Мы с ней были, как сестры, и даже ближе. И хотя Лиза была младше меня, но заботилась обо мне и доме, как старшая. А когда я открыла это агентство, то Лиза с таким же усердием стала заботиться о Сакуре, Идзуми и о процветании нашего общего дела. Для меня она стала незаменимой помощницей.

— Хочешь, принесу тебе свежий чай в кабинет? — продолжала хлопотать Лиза. — У меня есть очень вкусные конфеты, — немного лукаво добавила она.

— Конфеты? — слегка оживилась я.

— Да, импортные. Молочный шоколад в виде морских ракушек. Просто во рту тают. Это мне Павел Николаевич вчера подарил.

Я внимательно на нее глянула, а потом прошла в свой кабинет. Лиза устроила тут все так, что он выглядел роскошным и каким-то помпезным. И меня это немного раздражало. Темный полированный стол, обитые синим бархатом с золотыми прошивками кресла с дубовыми подлокотниками, тяжелые золотые шторы — все это совсем, как мне казалось, не подходило по стилю к агентству, предоставляющему услуги гейш. На стенах, правда, висело несколько отличных копий японских эротических, я бы даже сказала, порнографических, картин в стиле сюнга. Но среди этой вычурной мебели они выглядели нелепо. Цветочная композиция на моем столе тоже не соответствовала японскому стилю. Ее обычно составляла Лиза и действовала по настроению, а не по канонам искусства икебана. Вот и сегодня я увидела в плоской белой керамической вазе никак не сочетающиеся между собой красные розы и голубые незабудки.

Я села за стол и задумчиво посмотрела на одну из картин. Юноша и девушка стояли в какой-то немыслимой позе во дворе. Девушка, неестественно изогнув шею, опиралась головой о стену дома. Одна ее нога была согнула в колене и высоко поднята вверх. Одежда задралась и обнажила нижнюю часть тела. Ее «яшмовые ворота», полностью открытые зрителю, художник изобразил преувеличенно большими. Как, впрочем, и «нефритовый стебель» юноши, стоящего позади девушки на полусогнутых широко расставленных ногах. Его одежда была также поднята, совокупление было в полном разгаре, «нефритовый стебель» наполовину скрывался в отверстии «яшмовых ворот», но лица участников ничего не выражали. Они казались невозмутимыми масками, даже без намека на эмоции. Раньше меня возбуждали эти картины, особенно вид входящего во влагалище члена, но сейчас эти произведения древнего японского искусства вызывали скорее раздражение. Кстати, в современной Японии картины сюнга запрещены, так как признаны порнографией.

Я вздохнула и отвела взгляд. В этот момент в кабинет вошла Лиза, неся поднос с чайным набором.

— А вот и я! — нежно засмеялась она. — Ты, наверное, заждалась? И в горле уже пересохло?

— Нет, не особо. Я смотрела на картины.

— А, на эти! — непонятным тоном сказала Лиза и слегка поморщилась. — В принципе, мы можем поменять их на что-нибудь более пристойное. Скажем, на изображения горы Фудзиямы.

— Ты сказала «горы Фудзигоры», — тихо заметила я.

— Что? — непонимающе улыбнулась Лиза.

— «Яма» переводится как «гора», — пояснила я. — Так что ты повторила это слово дважды.

— Ну, я же не обучалась в Японии! — рассмеялась Лиза. — И всех этих тонкостей не знаю.

— Извини, — мягко ответила я. — А по поводу сюита нужно подумать.

— Что, тебе уже тоже они разонравились? — усмехнулась она. — Хорошо, я что-нибудь поищу в художественном салоне, более пристойное.

Лиза поставила чашки на стол и разлила чай. Она устроилась напротив меня и внимательно посмотрела прямо в глаза.

— Танюша, у тебя что-то случилось? — после довольно длительного изучения тихо поинтересовалась она.

— С чего ты взяла? — спросила я, отпивая чай и опуская ресницы.

— Ни с чего! Просто я чувствую на интуитивном уровне. Ты ведь мне больше, чем сестра, — спокойно ответила Лиза.

— Вчера после концерта я ездила в гости к нашему общему другу господину Ито, — после паузы, чувствуя легкое волнение, ответила я.

— Да? — спросила Лиза.

И одна из ее тонких, красиво очерченных бровей приподнялась.

— Да, ездила, — вздохнула я.

— И что? — подтолкнула она меня.

— Абсолютно ничего!

Я встала и отошла к окну, повернувшись к Лизе спиной. Так мне, несомненно, легче было говорить с ней на эту тему.

— Хотела у тебя спросить, Лизавета, — чуть тише начала я, — а как у тебя с Павлом Николаевичем складываются интимные отношения?

После продолжительного молчания я обернулась. Лиза сидела, нахохлившись, как озябший воробей, и неподвижно смотрела в пол. Я подбежала к ней, села на корточки и попыталась заглянуть в глаза, ругая себя за ненужные копания в психике дорогого мне человека. Лиза посмотрела на меня пристально, но глаза ее были сухими.

— Прости меня, девочка, — тихо произнесла я. — Просто у меня жуткая проблема с этим. Я не знаю, что мне делать!

— Для тебя это так важно? — спросила Лиза.

Ее лицо разгладилось и приняло успокоенное выражение. Я встала и вернулась за стол. Отпив уже теплый чай, устало проговорила:

— Я ведь все-таки гейша. Это, конечно же, ни в коей мере не проститутка, но без секса моей карьере конец. Даже господин Ито вчера отметил, что я утратила эротическое обаяние и от этого словно погасла. Мы-то с тобой знаем, отчего это происходит со мной. Но другим невдомек. Вот я и решила спросить у тебя об этой проблеме. Может, ты нашла какой-то способ справиться с этим?

— Я и не искала, — сказала Лиза. — Мне это не нужно. Я прекрасно живу без секса и считаю, что ничего более отвратительного, чем акт совокупления, и быть не может. Я ненавижу даже вид члена, и Павел Николаевич по моему требованию всегда при мне ходит в короткой юбочке в складку, типа шотландского кильта, которую я ему сама сшила. Скорее не ходит, а ползает на четвереньках в голом виде и в этой юбочке, — неожиданно добавила она и расхохоталась.

— Лиза! — немного укоризненно сказала я и нахмурилась. — Я всегда уважаю мужчину, который рядом со мной, каким бы он ни был странным в своих сексуальных пристрастиях.

— Так это ты! — посмеиваясь, ответила Лиза. — А я считаю, что мне повезло и судьба предоставила мне игрушку для моих прихотей в лице одного из этих мерзких представителей класса самцов. И я мучаю его в свое удовольствие. Хотя и у моего раба бывают минуты наивысшего блаженства.