Вот в таком краю обитало мoe племя — та-аны.

   По равнинам, широко разливаясь в низовьях, проложила себе русло великая река Синей Воды. Южный берег её украшали высокие скалы. Они отвесно росли из земли в нескольких ярдах от берега, и без того крутого За округлыми макушками утесов начинался крутой спуск на равнины, обрывавшийся двадцатифутовой кручей. А в той стороне скальной гряды, что-выходила на реку, виднелись устья, пещер, расположенные в три яруса, одни над другими. Здесь-то и жило племя та-анов, общим числом около ста пятидесяти человек. Понятно, большую часть составляли женщины и ребятня, но и а-га-наев — мужчин-воинов — насчитывалось никак не меньше семидесяти пяти.

   Эх, что за жизнь они там вели! Все их существование было сплошной битвой. С рождения и до смерти человек ощущал дыхание страха. Ибо в те дни человек был слаб и беспомощен, и с утра до вечера страх крался за ним по пятам, а ночью укладывался рядом. И даже во сне страх не оставлял человека, лишая отдыха и беспрестанно вторгаясь в сновидения. Посреди ночи люди вскакивали в холодном поту, нашаривая примитивное оружие... Ибо наяву в мыслях человека господствовал страх, и он же заполнял собой его сны. В те ранние времена человек проживал свою жизнь ощупью и ползком, крадучись, не забывая об осторожности, постоянно готовый удирать без оглядки — .либо драться, как загнанная в угол крыса. Дни, проводимые в бдительной боязни, и беспокойные ночи, полные кошмаров! Кошмаров, сквозь которые полновластно шествовал страх! Так проходила жизнь человека, а потом наступал неизбежный момент, когда он делал ошибку. Вовремя не замеченное шевеление в высокой траве, в густых кустах, в кронах над головой — стремительный бросок тяжелого тела — миг жуткой агонии и не-выносимого страха — а потом лишь хруст костей, перемалываемых мощными челюстями... Или — струящееся движение по земле и молниеносный удар змеи. Или — шум падающего дерева, резкий треск, предваряющий падение оторвавшейся ветви... Все это были вестники смерти. Насильственной и внезапной...

   Если бы не страх — чудо как хороша была бы земля та-анов, по крайней мере, ласковым летом. Деревья отягощали плоды, Вот в таком краю обитало мoe племя — та-аны.

   По равнинам, широко разливаясь в низовьях, проложила себе русло великая река Синей Воды. Южный берег её украшали высокие скалы. Они отвесно росли из земли в нескольких ярдах от берега, и без того крутого за округлыми макушками утесов начинался крутой спуск на равнины, обрывавшийся двадцатифутовой кручей. А в той стороне скальной гряды, что-выходила на реку, виднелись устья, пещер, расположенные в три яруса, одни над другими. Здесь-то и жило племя та-анов, общим числом около ста пятидесяти человек. Понятно, большую часть составляли женщины и ребятня, но и а-га-наев — мужчин-воинов — насчитывалось никак не меньше семидесяти пяти.

Эх, что за жизнь они там вели!.. Все их существование было сплошной битвой.

   С рождения и до смерти человек ощущал дыхание страха. Ибо в те дни человек был слаб и беспомощен, и с утра до вечера страх крался за ним по пятам, а ночью укладывался рядом. И даже во сне страх не оставлял человека, лишая отдыха и беспрестанно вторгаясь в сновидения. Посреди ночи люди вскакивали в холодном поту, нашаривая примитивное оружие... Ибо наяву в мыслях человека господствовал страх, и он же заполнял собой его сны. В те ранние времена человек проживал свою жизнь ощупью и ползком, крадучись, не забывая об осторожности, постоянно готовый удирать без оглядки — .либо драться, как загнанная в угол крыса. Дни, проводимые в бдительной боязни, и беспокойные ночи, полные кошмаров! Кошмаров, сквозь которые полновластно шествовал страх! Так проходила жизнь человека, а потом наступал неизбежный момент, когда он делал ошибку. Вовремя не замеченное шевеление в высокой траве, в густых кустах, в кронах над головой — стремительный бросок тяжелого тела — миг жуткой агонии и не-выносимого страха — а потом лишь хруст костей, перемалываемых мощными челюстями... Или — струящееся движение по земле и молниеносный удар змеи. Или — шум падающего дерева, резкий треск, предваряющий падение оторвавшейся ветви... Все это были вестники смерти. Насильственной и внезапной...

   Если бы не страх — чудо как хороша была бы земля та-анов, по крайней мере, ласковым летом. Деревья отягощали плоды, а по краю болот в изобилии зрела дикая голубика. В реках и ручьях было полно Со-га, рыбы, и люди племени мастерили удочки из острых костей, привязанных к прутьям полосками сыромятной кожи или длинными волокнами растений. Ба-а, олень, и О-ха, Быстрый, бесчисленными стадами заполняли равнину, а по лесу бродили огромные гурты Го-ун — Бормочущих. Хищники объедались мясом травоядных животных и редко набрасывались на людей. Пировали и люди, добывая копытных — бесчисленных, нежных и жирных, откормившихся на сочных травах и листьях. От сытости и довольства они утрачивали опаску, так что охотиться было легко. Люди племени убивали их во множестве, и все мясо, которое не съедалось прямо на месте, разрезалось на длинные полосы и вялилось на зиму у пещерных костров. Зелень подлеска и высоких деревьев радовала глаз. Холмы и горные кряжи покрывал изумрудный ковер, смягчавший грубые каменные морщины...

Безымянный и неполный отрывок

[...]

   решено.

Я двинулся вперед по горной тропе, делая вид, будто охочусь, и с радостью подметил, что она последовала за мной. Когда я добрался до вполне отдаленного и скалистого участка холма, я обошел крупный валун, сделал петлю и затаился в ожидании — не без некоторого злорадства. А-лала оказалась лицом к лицу со мной прежде, чем догадалась о моем присутствии здесь. Я схватил ее за оба запястья и некоторое время тащил вперед по тропе. От изумления она не сразу сообразила, что к чему, но потом пришла в себя и принялась драться, точно маленький демон.

   Конечно, я с легкостью ее одолел, так что вскоре она прекратила борьбу и лишь обжигала меня яростным взглядом. Я улыбался.

- Ты зверь! — наконец подала она голос. — Пусти!

Я решил ее подразнить '

- А ты Зукор-На, маленькая дикая, кошка.

Она неистово топнула ножкой и вспыхнула:

- Не смей обзываться!

   Я рассмеялся и повел взглядом по сторонам, но того, что я

искал, поблизости не нашлось.

Что ты теперь со мной сделаешь? — спросила она, и в ее голосе был различим страх.

   Я ответил: То, что мне давно уже следовало бы сделать. Отшлепаю хорошенько!

— Не смей! — завизжала она. — Не смей меня шлепать!

- А ты пообещаешь оставить меня в покое? — спросил я, надеясь, что хоть теперь она скажет «да».

- Нет! — сказала она, надув губы, точно избалованное дитя.

   Вот так и получилось, что, невзирая на ее крики и борьбу, я сунул А-лалу себе под мышку и двинулся дальше вверх по тропе. Я был весьма недоволен собой, но решимости не утратил.

Добравшись туда, где у тропы густо росли кусты, я остановился и поставил девушку наземь. Зажав в одной ладони оба ее запястья, свободной рукой я сорвал несколько длинных прутьев. Внутреннее чувство подсказывало мне, что я унижу себя этим деянием и прежнее самоуважение никогда больше не вернется ко мне, но, что поделаешь, — начатое дело нужно довести до конца. Битье женщин было не в обычае у племен Маг-нара, хотя и случалось время от времени. Что до меня, я всегда с отвращением думал о том, чтобы поднять руку на женщину. А вот отшлепать зарвавщегося малолетку, невзирая на возраст и пол, — дело святое. Поэтому я решил про себя считать А-лалу всего лишь не в меру расшалившимся ребенком. К тому же она так усердно напрашивалась...