Жил я в Петербурге в обычном доме, пусть даже и весьма, весьма хорошем. Со мной проживала только одна домработница, которая следила за порядком похлеще, чем боцман на корабле. Пожилая и строгая баба.
С утра пораньше я налил себе свежемолотого кофе и вышел в гостиную, где и предпочитал завтракать, читая прессу и изучая документы и донесения от наших людей на фронтах войны. На этот раз я предпочёл просмотр на планшете отчёты о проведённых боях. Что можно сказать? Паша работал. Не так шумно, как я, его служна и опасна, и трудна, и совершенно не видна. Русские военные окапывались недалеко от Мукдена, строили укреплённый район - траншеи, блиндажи, цепь ДЗОТов и хорошо укреплённых позиций. К постройке пришлось привлекать всех, включая солдат и офицеров армии. Этому всему помогало наличие инструментов и крепежа, но прочность таких построек была сомнительна. На это никто особого внимания не обращал.
В квартире ярко светило электрическое освещение - редкость для этого времени. Однако, мы потихоньку начали электрификацию. Его величество ознакомился с этим процессом, признал необходимым и мы установили уже двадцать шесть турбин на ТЭЦ - самая большая ТЭЦ - в Петербурге, на ней турбоагрегаты вырабатывали электричество для города, потихоньку начинало появляться массовое электрическое освещение. Война - действительно двигатель прогресса. Улицы города освещали фонари, в квартиры проводили электричество, навешивали розетки и прибивали коробы с проводами в простой и грубой оплётке из ПВХ, производство которого развернули в Екатеринбурге.
Утром в Петербурге было темно - ясных дней тут почти не было, поэтому в квартирах царил лёгкий сумрак, разгоняемый лампочками под типовыми промышленными плафонами, иногда вешаемыми и в квартирах - за неимением лучшего. В моей квартире тоже такое было. Домработница заглянула ко мне:
- Сергей Викторович, что ж вы не позавтракали?
- Не сегодня, Марфа, потом, - ответил я женщине, - сегодня я на море, ждите только к завтрашнему дню.
- Как скажете, - и след простыл, ушла прочь.
Вдруг в дверь позвонили. Марфа немедленно пошла открывать, со стороны двери послышались голоса многих мужчин. Я отложил планшет, спрятав его под газету. Ну, блин, наверняка газетчики прибежали, пронюхали про лекцию в академии и сейчас будут донимать меня...
Однако, к моему удивлению, это оказались не газетчики, а курсанты, которые ну очень просились ко мне во флот. Мне пришлось сходу завернуть всех, а то они уже почти силой пробились через грузную фигуру домработницы:
- Господа, ваш патриотизм похвален, но в свете нашей службы - совершенно неуместен.
- Так скажите хотя бы, когда уходит эскадра?
- Господа, вы совершенно не слышали, что я говорил про секретность? Всё, что касается моей военной службы - государственная тайна. Никаких комментариев.
Самым примечательным гостем оказался господин уже в годах, в гражданском костюме, но с явной военной выправкой. Выглядел он презентабельно - аккуратно выбрит, в очках-велосипедах, с короткой стрижкой чёрных волос с лёгкой проседью. Узнать его было слишком сложно.
- А вы, - я руками развёл молодых и горячих парней, обратившись к нему, - по какому вопросу?
- Позвольте представиться, - он сжимал в руках шляпу, - Николай Кладо. Собственно, я к этим юношам не имею отношения, - он с сомнением посмотрел на горячих парней, - я к вам по вопросу трудоустройства. Меня отстранили от службы за критику наместника, великого князя...
- Слышал, - я вспомнил такого человека, - читал ваши статьи. Великолепно написано, хотя и не без доли пропаганды. Что ж, считайте, что вы приняты и с этого дня командуете тяжёлым крейсером "Берилл". Этих юношей, - я оглядел горячих парней, - брать не советую.
- Это почему это? - возмутился самый громкий из группы горячих парней.
- Умный человек никогда не стремится к войне, но вынужден в ней участвовать, потому что иначе - будет хуже. Такие люди - готовы служить там, куда пошлют, а дураки, романтики и желающие выслужиться, или служить на хороших местах - просятся, оббивают пороги и записываются в добровольцы куда угодно, лишь бы поближе к фронту. Вы сами видите, что стало со всеми, кто мечтал пойти бить японцев - треть кормит рыб, треть - червей, третья треть - мечтает, чтобы война поскорее закончилась и всё стало, как раньше. Ничто уже не будет как раньше, поэтому либо вы скажете, почему действительно проситесь в опасную, почти самоубийственную миссию, либо молча уходите.
Заводила компании как-то сдулся:
- Ну, в общем, мы это...
Ответил за него другой, щуплый и плюгавенький юноша с небритыми усами:
- Вы хотя бы не боитесь говорить, что...
А дальше остапа понесло. Понесло так, что даже я удивился. Молодой человек в самых нелицеприятных словах отозвался и о флоте, и о императоре, и обо всей России в общем, короче, был тем ещё либералом, вроде Небогатова, которого прорвало и он увидел во мне кумира, не боящегося говорить в лицо другим то, что другие держат при себе. Я только возвёл очи к небу и досчитал до десяти про себя.
- Закончил, революционер ты наш яростный? А теперь объясни, какого чёрта ты здесь живёшь?
- А? - он не понял.
- Ты живёшь в России, вон, учишься на морского офицера, - как недоумку, впрочем, почему "как"? Именно как недоумку, объяснял я, - ладно, мнение - как задница, оно есть у всех, но если ты журналист, это одно, а если военный - совершенно другое. Как говорилось в анекдоте, Исаак Моисеевич, вы либо крестик снимите, либо трусы наденьте!
Пока остальные хохотали, я продолжил жечь глаголом:
- К тому же, у меня есть очень сильные подозрения, что вы человек слишком нервный, легко возбуждаемый, вами легко манипулировать и вы можете легко предать своих товарищей из-за какого-то своего убеждения. Кто знает, что в голове перемкнёт - либо в анархисты подадитесь, либо в мошенники, либо в террористы... Так что таких, как вы, молодой человек, даже близко не стоит подпускать к флоту и армии.
- Да вы!... - он был оскорблён в лучших чувствах.
- Да, я. Я знаю, таких, как вы. Обратите внимание на человека рядом с собой, - кивнул на нашего капитана, - именно таким вы хотите казаться, громко вещая о своих убеждениях.
Этого революционер не выдержал и в сердцах сплюнув на паркет, убежал в слезах. Не уверен, что в слезах, но похоже на то. Я только хмыкнул и обратился к его друзьям, порядком смущённым этим инцедентом:
- Вот что, мой вам совет, как человека с богатым жизненным опытом. Держитесь от этого своего товарища как можно дальше.
* * * *
Инцидент с революционером-моряком не прошёл мимо внимания Волкова. Его ребята за день прошерстили всю академию и некоторых после учёбы ждала увлекательная служба на каспийской флотилии, без шанса повышения выше должности старпома какой-нибудь лоханки.
А вот с нашим теоретиком-прибоем мы сошлись во взглядах, местами. Хотя в целом, моё мнение о нём было положительным авансом, за его статьи и смелость их опубликовать. Такое вполне достойно настоящего военного.
Капитан Кладо уже через два дня впервые поднялся на борт ТК, восстановленный в званиях и ставший официальным командующим "Берилла". Кораблей ТК было три - Адамант, Берилл, Вольфрам. Служба не подразумевала пафосные имена, главное - иметь чёткое разделение. Лёгкие крейсера назывались уже по именам знаменитых писателей. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, и даже "Граф Толстой", хотя я этого странного человека не особенно любил. Но раз уж классик - то пускай будет и свой крейсер.
