— То есть, Келегорм, ты хочешь сказать, что когда твой отец начал странно себя вести, сходить с ума от страха по поводу того, что у него отберут Сильмариллы и открыто бросил вызов своему брату, он начал вспоминать, кем был раньше? — сказал Майрон.
— Я в этом почти уверен, — ответил Келегорм. Он почувствовал слабость — в конце концов, после перелома он ещё не выздоровел до конца, и, опираясь на руку Элеммакила, сел на крыльцо. Элеммакил подал ему трость. — Я виню себя за то, что зная — или по крайней мере, подозревая — в чём могло быть дело, я не обратился к Валар за помощью. Но ведь, с другой стороны, очевидно, что они могли что-то сделать и сами, видя, как он мучается и прекрасно понимая, что происходит с ним!
— Может быть, всё-таки Ниэнна лгала Мириэль и их «брат» на самом деле не на что не соглашался? — Майрон многозначительно посмотрел на Тургона. — Может, они насильно заставили его возродиться с помощью его крови, костей или, например, пепла? Тогда он должен был ненавидеть их ещё больше.
— Даже если так, Майрон, это не объясняет, куда девалась сестра, — ответил Тургон. — Их ведь было двое. Меассэ не сочли достойной возрождения? Она сама отказалась от него? Или, — Элеммакил заметил, что в уголке губ Тургона появилась лёгкая улыбка, — или же на самом деле Феанор был ею? Может быть, это она покинула Чертоги и обрела тело квенди, а Макар решил остаться в Чертогах?
— Нет, — неожиданно сказал Натрон, — в Чертогах её не было.
— Что?! — недоуменно спросил Майрон. Он обернулся к Натрону и сказал: — А тебе вообще кто разрешил отлучиться?
— Ну извини, — хмуро ответил Нат, — можешь меня наказать. Но про возрождение тебе лучше спрашивать того, кто уже возрождался.
— Да, — воскликнул Майрон, — да, да, да. Мне нужно увидеться с Алахоринэль. Поедем!
Он махнул рукой, и из-за большого дуба появился Гватрен, который подвёл ему коня. Он хмуро глянул на собравшихся у дома эльфов, потом отвернулся и начал приводить в порядок свои золотистые локоны, поправляя ряд рубиновых ягод-заколок.
— Нат, Гватрен, вы будете нужны мне завтра вечером в Ангбанде! — крикнул Майрон, накидывая на плечи Лалайт широкий серый плащ.
Вернувшись домой, Гилфанон увидел, что Пенлод болтает в саду с незнакомым эльфом с седыми прядями в волосах. У него радостно забилось сердце, но он вежливо поклонился отцу и поздоровался.
— Гилфанон, это Элеммакил, мой старый друг. Но ты опаздываешь, — сказал Пенлод, бросив взгляд на солнечные часы перед домиком, — сейчас полдень, и ты должен быть уже в классной комнате.
Гилфанон бросил корзину с ягодами и побежал в их домик, который за это время разросся: помимо комнаты самого Гилфанона, тут появилась комната для занятий. Тургон заставлял сына учиться каждый день, кроме его дня зачатия, дней зачатия родителей и Нового года, и сегодня, раз он вернулся домой, в полдень надо было начать делать домашнее задание. Одним из учебников для него стал словарь Квеннара («Наконец-то Квеннар нашёл время написать что-то полезное», — вздохнул Тургон, сажая сына за книгу). В последний раз отец задал ему выписать из словаря слова, обозначающие цвета и проиллюстрировать их, нарисовав в том числе изображения предметов каждого цвета. Гилфанон поспешно расставил чернила, баночки с красками и сел. Он как раз заканчивал просматривать первый том словаря и переписывал статью о слове «жёлтый» — malina.
— Гилфанон, ну как вы сходили? — услышал он вдруг голос Тургона. Юноша очень удивился: Тургон никогда не прерывал самостоятельных занятий сына, да и голос его звучал как-то непривычно робко.
— Спасибо, матушка, всё благополучно, — ответил он, не отрываясь от работы.
Тургон осторожно тронул его за плечо.
— Гилфанон, я хочу тебя кое с кем познакомить. Это твой старший брат… братья. Эолин и Эолет.
Гилфанон нашёл в себе силы осторожно положить перо (Тургон просто убил бы его, если бы на страничке появилась клякса) и обернулся. Перед ним были два абсолютно одинаковых юноши, черноволосых, как и он сам: они чуть насмешливо улыбались ему.
— Я надеюсь, вы сможете подружиться, — сказал Тургон и вышел. С удивлением Гилфанон подумал, что это похоже на бегство: Тургон выглядел страшно смущённым.
— Конечно, — через силу выговорил Гилфанон.
Сын знал, что Тургон пережил в плену что-то страшное и знал, что он не единственный его ребёнок (с трудом, но Тургон объяснил ему, кто такая Идриль). Но наличие сразу двух старших братьев повергло Гилфанона в ступор. Он попытался было взять перо, но почему-то не смог его ухватить.
— Привет, — сказал Эолет. — А что ты рисуешь? Лютик?
— Не очень похоже на лютик, — сказал Эолин.
— У тебя плохой клей для золотой фольги, — сказал Эолет.
— Удивительно, нолдор столько пишут, и не знают, как правильно делать чернила, — сказал Эолин, присаживаясь на край стола.
— И разве можно использовать… — начал Эолет, подойдя с другой стороны.
— Эй, привет! — послышалось от двери. — Можно посмотреть?
Ещё один юноша с серебристыми, почти белыми волосами, чуть помладше самого Гилфанона, сунул нос в его работу.
— Я Рингил, — пояснил он. — Твой троюродный брат. А ты неплохо пишешь. Только в букве ngoldo петельки должны быть немного разные. Давай я тебе поправлю! Я ведь знаю лучше…
Келегорм успел многое рассказать сыну о своей семье, и в глубине души Рингил очень гордился тем, что его дедушка Феанор — создатель тенгвара. Он порадовался, что, наконец, сможет похвастаться своими знаниями.
— Да что ты знаешь, Рингил! — сказал Эолет.
— Ты не можешь знать ничего такого, чего не знает наша матушка, — фыркнул Эолин.
— Наш брат пишет гораздо лучше тебя, — сказал Эолет.
— А рисовать ты вообще не умеешь, — сказал Эолин.
— Будешь ещё к нашему брату цепляться, — сказал Эолет, — я тебе волосы покрашу в синий цвет. — Он помахал стеклянным горшочком, в котором была синяя краска.
— Ну ладно, ладно, рисуйте, — Рингил примирительно поднял руки и вышел. — Трое на одного…
— «Петельки разные»! — передразнил его вслед Эолин.
— Разве можно использовать эту краску? — продолжил Эолет. — «Драконья кровь» — не самый лучший материал.
— Мама говорит, драконы очень страшные, — сказал Гилфанон. — Но краска красивая…
— Ох, Гилфанон, — вздохнул Эолин, — она ведь просто так называется! На самом деле это киноварь, она делается из ртути и она ядовита. Эльф от этого не умрёт, но ты можешь отравиться и заработать головную боль на много лет.
— Я сделаю тебе другую, безвредную, если только у вас есть печь, — сказал Эолет. — И здесь неподалёку есть минерал, из которого можно сделать очень красивую синюю краску. Я тебе помогу.
— И никому в обиду не дам, — добавил Эолин.
— Гватрен, — обратился к нему Натрон.
— Да? — ответил Гватрен.
Они находились в самом низу, в том самом глубочайшем подземелье, где Майрон хранил обломки Иллуина, и которое частично было построено из этих обломков. Сейчас им велели убрать некоторые образцы и препараты, другие сдвинуть в самые дальние закоулки и кладовые. Гватрен уже давно знал, что Майрон хочет попросить кого-то из айнур прочесть надпись на подножье великого Светильника, обломки которой хранились здесь, и догадывался, что в ближайшие часы его желание будет исполнено.
— Послушай, — сказал Натрон. — Здесь нас никто не услышит. Я тебя спросить хочу.
— О чём?
— Почему ты стал служить Майрону? Я же помню, каким чудовищным пыткам тебя подвергли. Помню, как тогда держал тебя за голову. Мне казалось, тебе лучше бы было продержаться ещё немного и умереть. Но как ты сдался, я не видел.
Гватрен ничего не ответил.
— Да ладно тебе, — Натрон протянул к нему руку и сжал его тонкие пальцы. — Я никому не скажу, а Майрон, думаю, и так знает.
— Зачем тебе?
— Может, я тебе чем-то могу помочь.
— Нет, Холлен, — Гватрен назвал Натрона его настоящим именем, — мне никто и ничем помочь не может. Иногда я о своём решении жалею: лучше было бы действительно кончить всё разом. Ладно. Ты мне всегда нравился, и… я расскажу.
