веровала даже сильнее, чем сестры этого монастыря. Я надеялась, что лик Богини-

ясновидицы и Прорицательница рядом помогут ей избавиться от лихорадки.

Когда я смотрела на то, как её грудь медленно опускается и поднимается, я прикусила

дрожащую губу. Темп её дыхания был слишком плохим, пульс едва чувствовался.

Честно говоря, я нужна Юлии для того, чтобы ей стало лучше. Я не могла бы находиться

здесь, не будь у меня такого друга. Кого-то, кто будет шутить, рассказывать истории

ночами напролёт.

Сестра Мирна приняла фигурку. Получилось. Её черты лица стали более мягкими, исчезла

та морщина меж бровями. Когда это произошло, я поняла, что разочарование отступает, но, казалось, моё тело стало холоднее, когда сестра Мирна поставила фигурку на

подоконник, всё это время, удерживая компресс на лбу Юлии. На улице бушевал

настоящий снегопад.

Мой желудок заурчал, как зверь. Наверное, и сестра Мирна голодна. Как давно она

вообще позволяла себе минуту отдыха, хотя бы, чтобы поесть? Маленькие Даша и Кира

очень быстро заснули в своих кроватях на другой стороне спальни. Их кожа снова

приобретала оттенок кожи живого человека. Это нормально после такой лихорадки, как

бывает у нас. Но Юлия поправлялась не так быстро.

Воспользовавшись тем, что сестра Мирна стала молиться, я присела к подруге. Если бы

мои тёмно-русые волосы были чуточку длиннее, они бы задели её кровоточащую руку.

Мой взгляд скользнул по её руке. Я могу позволить себе прикоснуться к ней? Если я

смогу перенять боль девушки и стану хныкать от неё, сестра Мирна выставит меня сразу

же. Мне всё ещё хотелось передать ей хоть немного своей жизненной энергии. Да, я знаю, это не может сделать даже Пророк. Всё, на что способен наш дар — это переживать то, что чувствуют люди вокруг. И жить так мучительно, будто и не живёшь вовсе, а

существуешь. Получить такой дар означает служить Империи Рузанин. Придётся

тренироваться только для одной цели — защищать Империю. Когда девочки дорастали до

возраста, когда уже могут читать, но ещё не могут контролировать свои чувства, их

забирали, даже против их воли. Я уклонялась от этого семнадцать лет, что, кажется, должно было стать рекордом. Я бы продержалась дольше, но восемь месяцев назад,

охотники за головами привели меня в монастырь.

— Я принесла тебе нашего покровителя, — тихо шепнула я Юлии. Не будучи уверенной в

её состоянии, я ждала, пока её глаза откроются. Однажды, мы играли в игру, в которой мы

хотели поменяться цветами глаз: её сапфирово-голубые на мои, карие.

— Я дам тебе свои, — сказала она. Юлия была единственной, кто хотел дружить со мной.

Остальные только и знали, что шептаться о том, что меня воспитали цыгане. Эти люди

думали, что стены будут хранить их разговоры и понятия не имели, что мы с Юлией

будем заходить к ним в спальни и угадывать их сны.

Наши с ней игры приносили плодов больше, чем все эти эксперименты, на которые

решались сёстры. Они пытались научить меня отделять то, что чувствую я от того, что

чувствуют люди вокруг. Во всяком случае, Юлия в меня верила. Мы чувствовали себя

равными, одногодками. Хоть она и была старше меня на два года. Даже если бы она

пережила всех Пророков и стала одним из стражей Империи, я бы всё равно смогла на неё

положиться. Вот почему она должна была остаться в живых, вот почему я хотела

исцелить её от боли, вместо того, чтобы надеяться на какую-то деревяшку

несуществующей богини.

— Ты дрожишь, — сестра Мирна повернулась, и всё её внимание снова было приковано

ко мне, а морщины на лице углубились, застывая в выражении беспокойства. Я всего

лишь пожала плечами. Этот голод грыз меня изнутри.

— Юлии холодно.

— Юлия лихорадит, — морщины на лице сестры углубились ещё сильнее.

— Значит, тебе тоже должно быть холодно, — сказав это, я поняла, что она трогает мой

лоб.

Она не была Прорицательницей, но, казалось, она видит меня насквозь.

Под лёгким пухом волос на моей руке почувствовалось покалывание. «Мне плохо?». Я не

хотела, чтобы мой голос звучал так, будто я хочу задать вопрос. Потому что мне более

чем плохо. Что-то неизвестное приобретало форму где-то в недрах желудка, а затем

принялось царапаться в отчаянных попытках выбраться наружу. Это было хуже, чем

голод. Руки мгновенно сжались, зубы стиснулись, а на глаза, выражавшие абсолютную

беспомощность, накатили слёзы.

— Дорогая, в этой комнате жарко, как в печи, — сестра Мирна нахмурилась. — А твоя

кожа как лёд.

Вместо беспокойства, её лицо излучало страх.

— Я больна? — возможно, она была права, и мне не нужно было приходить в лазарет. Но

я переболела лихорадкой прошлой зимой, когда была в лагере с Ромска. Я думала, мне

уже ничего не грозит.

— Держи её, — скомандовала она, встав и сбавив давление на руке Юлии.

На долю секунды я замешкалась, засмотревшись на чашу с кровью, текшей по её локтю.

Но, собрав волю в кулак и расправив плечи, я со всей силой прижала ладонь к повязке.

В считанные мгновения мышцы свело судорогой, позвоночник выгнулся, а дыхание стало

рваным и не ритмичным. Где-то в груди появилось слабое ощущение тоски. Это была

борьба за жизнь. Природный и такой простой инстинкт.

Сестра Мирна приблизилась к окну и по её лицу тут же заплясали отражения фонарей. Я

поняла, что это огоньки от факелов — в их свете виднелось моё отражение. Лицо сестры

Мирны застыло в ужасе.

— Фейя, защити нас, — тихо шепнула она, после чего сделала особый знак, взывающий к

богине: коснулась двумя пальцами сначала лба, затем — груди, где находилось сердце. —

Они пришли.

Её страх и мой страх. Страх нас обеих. Он слился воедино.

— Кто? — я наклонилась, чтобы понять, кого она имеет в виду. — Что происходит?

Но она не ответила, а неприятное ощущение в животе стало в разы сильнее; от того, что я

дрожала, теперь стучали и зубы. Мне нужно поесть. Сейчас. Хоть что-то. Хоть что-

нибудь.

Сила, с которой я охватывала руку Юлии, ослабла, кровь стала сочиться сквозь пальцы.

Она напоминала цвет вина. Я даже поддалась искушению и подняла руку, чтобы вкусить

запах.

Бэзил ворвался в комнату. Руками старик опёрся на колени, переводя дух. Я моргнула и

вытерла кровь о ночную рубашку.

— Крестьяне… у ворот, — всё, что он успевал сказать между перерывами на вдох. На его

лысине показались большие капли пота. — Их толпа… Нет, их… целая армия.

— Чего они хотят? — я направилась к окну, но тут же вернулась, вспомнив о руке Юлии.

— Того же, что и обычно, зажигая факелы и хватая виллы — нашу еду, — губы сестры

Мирны сжались в тонкую белую линию. Она смотрела на меня, как и прежде — так, будто

её взгляд проходит сквозь меня. — Тебе сейчас не только холодно, я угадала?

Словно в ответ, мой желудок издал громкий звук.

— Что это? — её глаза сузились, а фигура приблизилась. — Ты пробовала кровь?

Я оступилась. А пробовала ли?

— Бэзил, убери её отсюда, — в одно мгновение, её лицо изменилось. — Запри её в

восточном крыле, вместе с другими девочками. Здесь столько эмоций! Для этого места

она опасна.

— Я не уйду! — я прижала компресс к руке Юлии ещё сильнее. Сестра налетела на меня

так, что мой платок, запятнанный кровью подруги, упал.

— Ты должна принять судьбу и хотя бы пытаться управлять своей силой, — она трясла

меня за плечи. — Из-за тебя рискуем мы все!

— Я никогда не причиню вреда Юлии! — я поморщилась, а где-то внутри появилась

сильная боль. Я хотела снова дотянуться до компресса, но сестра Мирна схватила меня за

руку первой.

— Да ты хоть знаешь, на что способны эти голодающие крестьяне? — она сверлила меня